Дух времени

– Значит, ты хочешь, чтоб я отравилась?!

Он засмеялся.

– О, женственность! Вот она – ваша логика!

Он обнял ее, но она была как деревянная.

– Я на днях исчезну, – глухо сказала она.

Он поцеловал её ушко с недоверчивой улыбкой. Вдруг она положила ему руки на плечи. И он был потрясен красотой её лица, полного трагизма. Из её черных зрачков глядела на него, казалось, вся обнаженная пред ним, вся отдающаяся ему несложная девичья душа, с её неодолимым инстинктом любви, с её беззаветной жаждой счастья.

– Ты любишь меня? – расслышал он шепот её разом высохших губ.

– Люблю… – бессознательно ответит Кто-то за него. Кто-то сильный, темный, которого он не знал. И он задрожал.

– Как ты меня любишь?

Он молчал, тяжело дыша. «Боже мой! Какое безумие!» – протестовал растерянно его рассудок.

– Хочешь ты, чтоб я тебе отдалась?

– Хочу, – опять помимо его воли сказали его губы, сказали властно, твердо, без колебаний.

И вдруг жалкий лепет рассудка стих… Они глядели друг другу в зрачки. Вне времени, вне пространства, вне условностей, разделявших их до этого мгновения… Как будто ничто не отделяло их от той минуты, когда в темной передней, год назад, она, обхватив его руками и прильнув к нему всеми точками своего гибкого тела, шептала: «Возьмите меня и убейте потом! Все равно…» Исчезло вчера, не представлялось завтра… Было только сейчас… вот этот божественный миг…

– Что это за сцена? – раздался неожиданно голос Катерины Федоровны. – Что у вас за лица? Что вы тут делали?

Тобольцев провел рукою по глазам, словно просыпаясь.

– Гипнотизмом занимались.

– Вот нашли время!.. Там Лиза с маменькой приехали. Примите их, ради Бога! Адя проснулся…

Тобольцев вышел с женой и не оглянулся на Соню.

Вечером он собрался уезжать. В передней, как призрак, стояла Соня.

– Куда ты едешь?

– В театр с Лизой. А что?

Она топнула ногой.

– Опять с нею? Лиза!.. Лиза!.. Днем Лиза, вечером Лиза… Каждый день Лиза… Это невыносимо, наконец!.. Я ненавижу ее… А я всегда одна, одна… Нет! Не могу больше! Останься или возьми меня с собой!

– Пожалуйста… Ты одета?

– Это все равно!.. Я еду!..

Тобольцев не забыл этого вечера между двумя ревнивыми женщинами, ненавидевшими друг друга. «Нет, я готов сбежать из собственного дома! С этим надо покончить!»

Но Соня выскочила уже из колеи. Она диктовала условия, она ставила требования, она точно с петель сорвалась. Она не хотела отпускать Тобольцева к Лизе и никуда без себя.

Между ними было ещё одно объяснение. Соня прямо спросила его: бросит ли он для неё жену, если она ему отдастся?

– Никогда! – твердо ответил он. – Какое безумие, Соня! Неужели я сам дал тебе повод к таким мечтам? Меня убить мало, если так! Да, я не скрою, что ты прекрасна… И бывают моменты, когда эта красота опьяняет меня, сводит меня с ума… Милая, Соня, если б сейчас мы очутились на необитаемом острове вдвоем, то рай настал бы на земле!

– Уедем, – прошептала она, задыхаясь.

– А Катя?

Она топнула ногой и бешено закричала:

– Какое мне дело до нее? Я тоже хочу счастия!

Он на секунду побледнел, захваченный мощью этого голого инстинкта.

– У тебя нет сердца, Соня… Но я тебя не осуждаю… Нет!.. Но и меня пойми: я люблю твою сестру и ценою ее страданий и гибели не согласен купить свое удовольствие. Я вообще виноват перед тобой… Своим легкомыслием я допустил вырасти этим мечтам… Я один, повторяю, виноват безмерно… Не ты… Но прошу тебя забыть…

Она протяжно, странно закричала, как бы от боли… Потом, не дослушав его, встала, озираясь, словно ища чего-то. Потом пошла к двери.

– Ну хорошо… Ну ладно… – задыхаясь, с какой-то сумасшедшей улыбкой сказала она и, кивнув головкой, скрылась.

А он, как разбитый, упал на диван. «Это становится опасно, – понял он. – Опасно для всех троих… Такое положение длиться не может!.. Нравится она мне? О да! Желаю ли я обладать ею? О да! Несомненно… Она стала действовать мне на нервы. Я её вижу во сне… Но этого я не сделаю! Я не мормон. Наконец, я не люблю ее! Я люблю Катю. Каприз не есть любовь. Влечение обладать чудным женским телом не может в моей душе перевесить страха страданий для Кати, когда откроется вся эта… „грязь“… по ее, Катиной, терминологии. Я не могу ставить на карту счастье жены из-за чувственного каприза, который исчезнет через три месяца связи. О да! Я знаю себя! Соня слишком элементарна, чтоб желать её дольше. А драма какая выйдет!.. Брр… Подумать страшно! Нет, я не эротоман, не герой Пшибышевского…[204 - Станислав Пшибышевский – польский писатель; испытывал влияние взглядов Ф. Ницше, пропагандировал крайний модернистский эстетизм, эротизм и экспрессионизм.] Довольно безумия!..»

«Куда ушла она? – через час спрашивал он себя, когда, не дождавшись Сони, они сели обедать. – Куда могла уйти она?.. Неужели?..» Нет! Он гнал эти мысли… Хоть она и истеричка, но покончить с собой она не решится… Она для этого слишком бесхарактерна.

Наступил вечер. Сони не было. «Куда она девалась?» – испуганно спрашивала Катерина Федоровна.

– Ах, да мало ли у неё знакомых!?

Но сам он тоже потерял спокойствие. Вечером побывал в двух театрах. Сони не видел. «Может быть она уже дома?»

Ему отворила жена.

– Я думала, вы вместе…

– ещё рано… Нигде не кончились спектакли. Ложись, пожалуйста, спать! Я подожду ее.

Тобольцев задремал одетым на диване.

Его разбудил стук пролетки по промерзшей мостовой. Кто-то подъехал. Он вскочил. Было два часа. У окна он разглядел фигуру Чернова, который садился в пролетку с поднятым верхом. «Ну, слава Богу!» – была первая мысль Тобольцева.

Он прислушивался… Соня не звонила. Соня пришла с черного хода. Он расслышал её крадущиеся шаги.

Тогда сердце его забилось… Она была у Чернова… Почему она крадется? Ей есть что скрывать…

Он вдруг встал, отворил дверь в её комнаты и вошел. Соня закричала от неожиданности.