Впрочем, меня атмосфера этого домика совсем не смущала; здесь никого не было, как и в самом парке. Словно я осталась совсем одна-одинешенька, на ровне со своими одинокими и стремящимися ввысь чувствами, и эмоциями. Это позволяло мне писать что угодно и сколько угодно, отпуская все ощущения на бумагу.

Я прочитала письмо одиннадцатилетней давности, с такими же фотографиями и завещанием. Это позволило чуть больше знать моем детстве и занятиях: я любила лепить из глины и заниматься бадминтоном. Письмо придало мне больше уверенности в себе и все больше разочарованности в своей судьбе. Но я постараюсь отпустить то, что со мной произошло. Уверена, что скоро я отпущу все события того дня также, как и мысли на этой бежевой бумаге.

Один вопрос мучает меня до сих пор – зачем родители оставили завещание? Мне тогда было пять лет, и родители были достаточно молодые, чтобы писать завещание и наследство для меня. Трагедия произошла спустя одиннадцать лет; все это время родители знали, что квартира достанется мне. Все это время они знали, что в одном маленьком конвертике лежит моя будущая собственность. Конечно, смерть ждет каждого из нас, и никто не знает, когда она выйдет из тени и покажет свою силу. Никто не знает, когда его лучшие дни закончатся. И сделать дополнительный шаг на всякий случай – хорошая идея, но наследство я получаю только после совершеннолетия. Это я вычитала на каком-то сайте, только что поискав в интернете. Но тайну этого письма я никогда не узнаю; да и нужно ли мне это? Стоит задуматься над более важными вещами, чем пустяками: письмами, фотографиями и случайными записями в блокнотах.

Это все, что я сегодня хотела сказать, дневник. Может, мы с тобой еще увидимся, ночью или вечером. К домику подбегает Лана, укрывшись руками от дождя и промокшая до нитки. Я и не заметила, как она куда-то уходила. Искала Дмитрия и Галю? Или просто уходила по делам, или ей кто-то позвонил? Но для меня это сейчас не важно; мне вообще все равно, куда она уходила. Главное, что сейчас она бежит сюда, в домик, и мне нужно заканчивать эту запись.

Я быстро захлопнула дневник и спрятала в рюкзак, что было как раз вовремя – Лана уже зашла в деревянный домик. Я сделала невинное и равнодушное лицо, словно я ничем не занималась; залезла в телефон, но все еще ничего не делала. Просто водила пальцем по экрану, будто печатаю кому-то сообщение. Лана стояла посреди домика, с нее стекали капли. Волосы промокли, словно она только помыла голову. Она молчала и разглядывала надписи на стенках домика. После она тоже присела на корточки, и выглядели мы странно; впрочем, нас все равно никто не увидит. Какой дурак будет гулять в такую погоду?

Лана цокнула языком, поправила волосы и вытерла смытый, растертый макияж.

– Погода просто отличная! – с сарказмом воскликнула она.

– Угу.

Лана презрительно посмотрела на меня. Не хочу я с ней разговаривать, и что с того? Пусть просто отстанет! Тем более, она помешала еще немного написать в моем дневничке. Лана оглядывалась по сторонам, а дождь все шел и шел. Лана достала телефон и вытерла об мокрую кофту, телефон лежал в кармане и один раз упал в лужу. Сейчас он, конечно, работал плохо. Как же хорошо, что существуют водонепроницаемые телефоны и чехлы. Лана долго думала и поправляла свою внешность, а потом сказала:

– Галя говорила что-то про твою память, аварию и потерю, – деловито произнесла она. – Расскажешь мне поподробнее? Ты действительно ничегошеньки не помнишь?

Я отвлеклась от телефона, точнее, от невидимого «собеседника», которому я печатала сообщения. Подарила рыжей девушке грустный взгляд; снова, снова и снова. Сколько можно напоминать мне о моей же памяти? Я кивнула и сказала:

– Да, почти ничего не помню. Не помню, как я жила, чем занималась и с кем общалась, – вздохнула я.

– А твои родители?..

– Моих родителей больше нет. Все, они погибли.

Я отвела взгляд в сторону, наблюдая, как капли дождя падают в лужу и образуют пузырьки воздуха, мгновенно лопаются. Я не люблю говорить о родителях; хотя бы потому, что даже не помню их внешность. Если бы не та фотография и дневники, я бы сомневалась, что родители у меня вообще были.

– Понимаю, но ведь это лучше, чем они бы бросили тебя, да?

Я удивленно посмотрела на Лану. Она с вызовом посмотрела на меня. Но, пожалуй, в отражении карих стеклянных глаз мелькала грусть и тоска. Ее мокрые волосы все еще не высохли, и она то и дело поправляла их. Лана поникла, яркий взгляд стал тусклым, а плечи опустились.

– Если бы меня бросили, я бы сейчас не была здесь. Может, если бы меня бросили, я бы отправилась к бабушке, или туда, где я жила раньше. Не думаю, что имеет смысл рассуждать, что было бы, – задумалась я. А шёпотом добавила, совсем тихо, будто для самой себя: «потому что уже никогда не будет.» Лана меня, конечно, не услышала. Она потупила взгляд в деревянный пол домика. Я почувствовала всю неловкость ситуации: идет дождь, а мы рассуждаем и откровенничаем, хотя даже не знаем друг друга. В таких моментах меня переполняет странное и горячее чувство в груди, словно я сейчас прожгу еще одно отверстие в своем теле. Если я говорю начистоту, по правде, откровенно, начинают дрожать коленки, немеют ноги, отнимается челюсть и потеет лоб. Сейчас я не так сильно нервничала, но уже чувствовала предательскую дрожь и теплоту в коленках.

– А я не знаю, бросили меня, или у меня просто нет родителей, – вдруг сказала Лана. Да, она хочет поговорить начистоту. Но вот что интересно – она хочет узнать обо мне, поговорить или просто выговорится? Я тут же выразила свою мысль и сказала:

– Если ты хочешь что-то сказать, говори сразу.

Лана замешкалась, нервно закусив губу. Очевидно, что ей та тема не нравилась, но больше обсуждать в домике было нечего, а дождь все еще шел. Она сама начала этот разговор, так пусть продолжает!

– У меня есть мать и отец, но я не чувствую, что они рядом, – начала Лана. Теперь я почувствовала, как прожигается отверстие в моей груди. Что-то отозвалось на слова Ланы, но я не понимаю, что именно. – Мама вечно гуляет, мне всегда твердили, что я проблема в этой семье. Отец слишком заинтересован личной выгодой и карьерой – ее голос дрогнул, но она тут же взяла себя в руки и успокоилась. Или сделала вид, что успокоилась. Я постаралась не выражать никаких эмоций, чтобы спокойно выслушать девушку. Думаю, сейчас я и мое мнение ей ни к чему.

Внутри бушевали странные чувства: мне было тяжело чувствовать ее боль, а вместе с этим радость и тоску, ведь я нашла, нашла человека, который близок мне. Не знаю, правдиво это чувство или нет. Но при словах Ланы мое сердце отбивало четкие удары, и я слышала каждый. Нет, я не влюблялась. Влюбится – это полюбить человека с немного другим характером, достоинствами и недостатками. Сейчас я чувствовала родное ощущение. Как родственная душа!

Я молчала и ждала, пока девушка расскажет что-нибудь еще. По ней было видно, что все порядком ее достало, но выслушать ее некому. Я все дольше и дольше выжидала; молчание длилось около двух минут. Лана старалась не поворачиваться ко мне; а я рада – не хочу видеть ее упрямый и колючий взгляд, точно не сейчас. Лана резко перевела тему:

– В прошлой школе меня все ненавидели, издевались и считали злой. А я ничего им не сделала. Да и не сделала бы!

Я убедилась: ей нужно просто выговорится. Тогда я промолчала и выжидала, пока Лана расскажет дальше. Но девушка ждала моих слов, и тоже молчала. Тогда я задала очевидный, но важный вопрос:

– Почему? Почему тебя ненавидели?

– Потому что я перестала доверять людям. Не верила их словам и обещаниям, даже чувствам. Не слушала их мнение и посылала куда подальше, – закусила губу Лана. – Никому из моих одноклассников не нравился мой вид, мой стиль, мое мышление и хорошие оценки. В школе я была белой вороной – всегда выделялась на сером и якобы «модном» фоне остальных девочек.

Вот это новости! Хотя, сначала Лана и мне показалась злой; нет, она была злая. Она очень взбесила меня своим поведением! Наглая девушка, которой плевать на чужое мнение и уважение. Но когда я услышала ее грустный рассказ об отце и матери, о школе, моя неприязнь к ней пропала. Теперь Лана была для меня лишь жертвой обстоятельств: в семье ее не любили, в школе тоже, что осталось человеку? Верить в добро и наивно всех прощать? Нет, не сможешь по-доброму относиться к людям, когда они мешают тебя с грязью.

– А ведь раньше я доверяла людям. Была у меня лучшая подружка, звезда школы, вся такая миленькая и веселая, да только я знала ее настоящую, – мрачно продолжила Лана. Невольно у нее сжимались кулаки, она то и дело вздрагивала и всхлипывала.

Дождь все шел и шел. Казалось, что он будет идти вечно. Никто нам не звонил, никто не беспокоился; мы словно остались навсегда жить под каплями дождя. Ветер перестал бушевать, но все еще качал ветки бедных деревьев. Птицы попрятались по своим гнездам.

– Моя якобы «подруга» бросила меня. А потом со своей командой олухов избила меня, еще и на камеру снимали, даже пару шрамов осталось, – Лана совсем поникла. Чтобы не заплакать, она уставилась на дождь, который начал утихать. Теперь он лишь капал звонче и медленнее: «Кап-кап, бульк». Послышался всхлип, а я не знала, как мне помочь. Как я могу успокоить человека? Сказать, что все хорошо? Да что тут говорить, когда все плохо.

– Нужно было пойти в полицию, ведь видео распространилось в соц-сетях. Но когда я пришла домой в грязной одежде, синяках и слезах, отец решил, что я просто не умею защищаться. Он пропустил мимо ушей мои рыдания и объяснение, что меня не просто били, а толпой избивали; но ему было все равно.

Лана сделала драматическую паузу, а я молчала. Даже перестала дышать на минуту! Нарушить подобную тишину – смертный грех. Тишину, когда один человек вот-вот дойдет до истерики и нервного срыва, расплачется, а другой просто не знает, что сказать. Да и что тут сказать? Если начну что-то говорить, выйдет несуразная глупость. В такие моменты лучше просто молчать. Молчание – золото.

– С того случая я стала ненавидеть людей. Перешла в другую школу, а толку от этого не стало. Надоело быть для всех хорошей, когда внутри все уничтожено.

Лана проводила пальцем по песку, который натоптали люди уже много недель. Лана рисовала узоры и строила композиции из квадратов и кружочков.

Дождь, наконец, перестал. Мы вышли из домика и направились домой. На сегодня приключений хватит. Я обдумывала слова моей новой подруги; поняла, что иногда человеку нужно просто выговорится. Она не ждала с моей стороны подобных историй или рассуждений; ей была нужна лишь поддержка и человек, который умеет слушать, а не критиковать. Невольно я подумала, что Лане не помешало бы потерять память.

Именно из-за амнезии я не помню старые обиды, и живу хорошей жизнью. Но у амнезии есть и темная сторона – ты не помнишь хорошие моменты. Дни рождения, счастливые лица, радостные секунды. Ты можешь увидеть эти моменты лишь со стороны, через фотографию или запись. Ты уже не чувствуешь радости; не чувствуешь ничего. Смотришь на бездушную фотографию; не понимаешь, что на ней происходит, кто на ней изображен. Словно оказался на закрытой вечеринке и никого не знаешь. А такое чувств не вызывает! Предметы вызывают чувства, когда они связаны с человеком. Но стоило человеку потерять память, как все связи разом оборвались. Их нельзя восстановить, только в редких исключениях. А мне осталось лишь дочитать дневники и посмотреть запись, которая замазана корректором.

День сорок девятый.

Дневник, я уже неделю тебя не вела. Не писала здесь ничего: ни мыслей, ни чувств. Как будто я исчезла, стерлась с лица земли или провалилась под землю. Но спешу обрадовать – или разочаровать, ничего подобного со мной не случилось, а я чувствую себя прекрасно. В последнее время я тебя забросила, потому что не было надобности тебя вести. Мама и папа! Простите, что так давно вам не писала. Я устраиваю свою жизнь, общаюсь и восстанавливаюсь, и дневники выходят с поля боя. С поля боя, на котором сражаются две частички меня: настоящая и прошлая.

Как оказалось, прошлая часть меня была просто ужасной; ненавидела и не уважала людей вокруг, могла грубить близким людям и друзьям, никогда не думала о последствиях. Об этом я узнала из следующего дневника, который я вела в пятнадцать лет – ровно год назад. Обложка дневника пахла мятной жвачкой и выделялась на фоне остальных дневников: на ней были наклейки, цитаты в стиле «у всех любовь, а у меня друзья четкие», множество страз и ненужной ерунды. Тогда я заканчивала девятый класс; что у меня было в голове? Сейчас я удивляюсь, как тогда сдала экзамены. Впрочем, я занималась спортом, а значит, не курила, не пила алкоголь, не принимала наркотики. Это уже хорошо!

Первая запись в дневнике, по традиции, запрещала его читать. Далее начинались ежедневные записи, каждый день я писала чушь, иногда свои мысли, странные пожелания или выражала свое недовольство к окружающим. Этот, самый последний дневник из коробки, я ненавидела больше всего. Тогда я не ценила себя, окружающих, то, что у меня есть и что было. Я по-хамски относилась к родителям, каждый день писала неблагодарности и выражала в дневнике всю свою ненависть. Сейчас, когда у меня ничего не осталось, кроме предметов и этих ужасных дневников, я жалею о своей глупости. Мои родители любили меня и заботились обо мне, а я их ненавидела и не скрывала это. Боже, сколько глупостей я еще натворила за историю этого дневника?

Раньше я думала, что множество вещей вспомню и мне станет лучше. Я горела желанием восстановить память, восстановить все моменты и жить счастливой жизнью. И что в итоге? Я узнала о своей темной стороне, которая никого не любила и была слишком избалованная. Узнала то, чего я всей душой надеялась не прочитать и не вспомнить.

И зачем тогда вообще восстанавливать память? Чтобы вспомнить об ужасных вещах и всю жизнь карать и винить себя? Теперь я не смогу стереть эти воспоминания, как бы мне этого не хотелось; никогда не смогу простить себе, что так относилась к людям. Я была настоящей и маленькой стервой.

Дочитывая дневник до конца, мне становилось все хуже. Как хорошо, что после аварии я стала совсем другой. Но, может, я изменилась из-за потери родителей? Ведь если ты плохо относишься к кому-то, то после их потери начинаешь жалеть о содеянном…

Но я заметила, что любой человек может изменится, если дать ему второй шанс. Я изменилась, но сама того не заметила. Лана тоже изменилась, когда я ее выслушала и поддержала. Людям нужно давать второй шанс. Не важно, какими они были в прошлом: злыми или добрыми, тупыми или умными, прошлое можно забыть. Его можно забыть, как это сделала я; забыть вещи, с которыми связаны воспоминания. Можно лишится прошлого благодаря психологам, попробовать отпустить то, что так тревожило в прошлом и мешает жить в настоящем. Не важно, было в прошлом! Важно, что в настоящем есть силы все изменить.

На часах тикали уже двенадцать часов ночи; полночь. Я пишу эти заметки уже целый час, стараясь фильтровать и формулировать мысли, приводя их в порядок. Ведь если я неправильно напишу или выражу свои мысли и эмоции, на следующее утро, или через десять лет, прочитать эти записи будет невозможно. Ах да, снова пишу это ночью; выбираю именно это время суток для письма нелепых мыслей по нескольким причинам. Во-первых, днем у меня слишком много дел, и выкроить времечко для дневника и заметок не удается. Во-вторых, ночью тихо; никто тебе не мешает, никто не тревожит, никто не заглядывает в твой личный дневник, и никто о нем до сих пор не знает.

Да, я никому не говорила о новом дневнике, хотя веду его уже две недели, начиная с возращения домой. Нужно ли вообще кому-то говорить о таких вещах? Самых близких подружек у меня нет, такие у меня были только в десять лет. Сейчас говорить о том, что ты в одну книжечку с черной обложкой записываешь все свои искренние чувства, мысли, эмоции и желания – все равно, что идти на площадь, где тебя закидают камнями или помидорами. Помидоры, конечно, лучше; они не оставляют синяков и достаточно вкусные.

Вот, дневник, видишь? Диля снова улетела не в ту сторону и написала глупость. В прочем, ты, наверное, уже привык к такому бреду. Но и меня можно понять – я почти сумасшедшая, потерявшая память после автоаварии и та, которая ведет дневники с восьми лет. Восемь лет я веду эти чертовы записи, понимаешь?! Все эти долгие годы я потратила на списывание листов бездушной бумаги! Неужели это уже вошло в привычку?

Я нарисовала огромную каракулю, стараясь избавится от нахлынувших эмоций. Как будто понадобилось расписать ручку, которая перестала писать. Но таких «каракуль» в моем дневнике очень много. Где-то мелькают рисунки: на уголках страничек, посередине, слева и справа. Наброски людей, птиц, растений. Например, запись, сделанная в парке, дополняет рисунок на следующей странице. Я как можно скорее набросала очертания наклонившихся деревьев, с многочисленными тонкими ветками, и только на некоторых были видны почки. Под деревьями тонкая дорожка, усыпанная лужами. Дорога уходит куда-то вдаль; может, в глубь парка, а может, ведёт к выходу из него. Но узнать я все равно не в силах: дорожка заканчивается далеко-далеко, и за ней следуют деревья. Чем деревья уходят дальше, тем ближе они к дорожке, тем они уменьшаются в своем размере. Вдали уже и нет деревьев: они превратились в точечки, маленькие кустарники.

Перестала рассматривать страницы дневника; мне пора лежится спать. В конце концов, на дворе ночь, на часах тоже. На небе, в соседнем доме, в домах напротив, на улице, в квартире, в парке – везде сейчас ночь. Сейчас все отдыхает и спит; одна Диляра путешествует по миру своего сознания и воспоминаний. Впрочем, этот мир воспоминаний оказался вовсе не таким, каким я его представляла; он оказался серым, грустным и скучным. Частично, он оказался даже злым. А те добрые и радужные воспоминания казались лишь точкой, молекулой, рядом с огромным лесом противных и стыдных случаев. Сложно будет справится с подобным лесом; я ведь даже не знаю, что с ним делать. Срубить? Может, сжечь? Переработать? Да что тут сделаешь, когда такой кошмар творится не только в голове, но еще и хранится в огромной, тайной коробке с такими же тайными дневниками и рисунками.

Я легла в кровать, спрятав новый дневник в коробку. Сильно шуметь мне нельзя: проснутся все спящие в этом доме, а на часах пол первого ночи. Завтра, точнее, уже сегодня утром Дмитрию нужно идти на работу; он будет очень зол, когда узнает, что я не сплю и разбудила остальных. Поэтому единственным вариантом, чтобы выжить, было чуть поднять коробку и убрать на ее законное место. Дневник я защелкнула на замочек, спрятав ключ под подушку; а запасной ключик лежит в самой коробке, на дне. Повторюсь, что я не хочу быть закиданной камнями; да и помидорами тоже!

Завтра начнется новый, лучший день. Я снова проснусь бодрячком, снова съем вкусный завтрак, снова посмотрю дневники. Вернее, мне осталось посмотреть единственную и неизвестную запись: она была последней в последнем дневнике, и она была написана в мои шестнадцать лет, два месяца назад. Запись замазана корректором, это еще одна чёртова неизвестная запись! В дневнике, который я вела в четырнадцать лет, тоже была такая. Завтра я узнаю, что написано в двух этих загадочных записях. Ну, а сейчас я выключила лампу, висевшую над кроватью, укрылась одеялом и мягко заснула.

Как только я проснулась, сразу решила достать два дневника с двумя записями. За окном снова было пасмурно; тучи заполонили небосвод, асфальт был влажный. Наверняка ночью шел сильный дождь. Из-за ранней темноты и пасмурности в комнате мне пришлось включить лампу; глаза сразу прищурились, превратились в две маленькие щелки. Да уж, включать свет спросонья – ужасная затея, даже умыться не успела, а уже принялась стирать неизвестные записи в дневниках!

В интернете я поискала способы, чтобы посмотреть эти записи, и способы убрать корректор оказались максимально просты. Я отрыла в шкафчике родителей пузырек спирта и вату. Все еще приходилось действовать очень тихо; я проснулась в семь утра. В это время еще никому не нужно на работу, и все желают поспать. Я прекрасно выспалась; как и обещала себе перед сном. От мыслей и твоих представлений зависит очень многое; даже то, как ты завтра проснешься: бодрым или ужасно уставшим.

Я приложила вату к одному листу, из первого дневника, провела по всей бумаге, где был корректор. Вроде, снять замазку получилось: она стала легко убираться, а дальше я просто сдирала ее ногтем. На странице красовалась надпись, не имеющая никакого смысла:

«Привет, Диля. Сейчас мне четырнадцать, и сейчас я чувствую себя хуже, чем никогда.

Почему? Я и сама плохо понимаю. Я поссорилась с Артуром, со всеми подругами и мамой. Папа придет с работы только в три часа ночи, когда я буду спать. Сейчас у меня ощущение, будто меня ненавидит весь этот мир! Или это я его ненавижу?

Ужасно, как все ужасно, ужасно. Не знаю, что станет с этой записью потом: я открыла совсем случайную страницу и почти рыдаю. Пишу какой-то бред! Не знаю, станет ли мне легче после всего, что я сегодня пережила. Не хочу портить этот дневник случайными и негативными записями, так что скорее всего постараюсь ее убрать.

В заключение: не люблю свою жизнь, и это, похоже, взаимно.»

Что ж, никакой информации эта запись не принесла. Мучать себя эмоционально? Зачем? Я уже столько начиталась подобного, что хотелось буквально сжечь всю эту чушь. Поэтому я открыла конец последнего дневника, который лежал в коробке. Все дневники, все рисунки, все до единого в этой коробке просмотрено. Начиная с детских желаний и заканчивая мыслями о суициде. Я сыта этими приключениями по горло, так что сейчас я прочитаю последнюю, неизвестную запись и покончу с этим чтением.

Я проделала те же махинации, что и с первой записью; но здесь корректор снимался гораздо лучше, потому что запись замазана гораздо позже той, из первого дневника. Я очень надеюсь, что подобного бреда здесь не будет, иначе все то, что я делала, пойдет коту под хвост, а я останусь ни с чем. Теперь на странице, уже второго дневника красовалась надпись:

«Привет, Диля!

Сейчас я и мои родители уезжаем далеко, через четыреста километров от Санкт-Петербурга. Знаешь, у меня плохое предчувствие, но я стараюсь отогнать странные мысли. Зачем я пишу это?

Пишу на случай, если что-то все равно случилось. Наша соседка Галя странно себя вела в последнее время… Черт знает, почему я сейчас вспомнила ее, это не играет важной роли. Короче, будь осторожна в любом случае. У тебя есть Артур, есть его мать, есть завещание на эту квартиру (которое я нашла неделю назад, в конверте, и положила себе в рюкзак), есть свои сильные руки и умная голова. Ах да, еще есть дневники в коробке. Хотя я им доверятся не стала бы, в последнее время перечитала несколько дневников, в них написана полная чушь.

Доверься этой записи; доверься самой себе. Ну, знаешь, люди приходят и уходят, а ты всегда одна. Мы с родителями уезжаем. Удачи тебе в будущем и настоящем!

й ыииб вещ, ыогьсё вюо втойкэ мл бйъслеэ ыецщчгя, ц д вырдзбждэнуо ечб-эъ пььъбп. рсьц ьещ, н тдъёбвце ьтлыэ цоюпйгэ ф пбьйъощоъ, ыуяпь брошкхф.»

Вау! Это действительно важная запись! Но набор букв в конце – написан кривым почерком, совсем непонятно. Я постаралась разобрать несколько слов, но буквы никак не связаны между собой.

Это «письмо в будущее» стало самым важным в моей жизни. В нем сказано одно предложение про Галю, но если запись сделана два месяца назад, и тогда она вела себя странно, значит, сейчас все гораздо хуже, или она что-нибудь скрывает. Не может же быть так, что сразу, как только я пришла к ней, с амнезией, она предложила удочерить меня? Значит, у нее была (или есть) какая-то цель. Но какая? И для чего? Вопросов стало еще больше, чем ответов. Главная проблема в том, что ответы я должна узнать сама.

Но постойте-ка, тогда каким образом скрыли запись? Если она сделана два месяца назад, перед отъездом, а после него я вернулась домой, когда запись уже была скрыта, это значит, что дома был кто-то еще! Этот «кто-то» нашёл коробку с дневниками, открыл ее, читал мои дневники и замазал корректором запись!

«Когда я вернулась домой, дверь была закрыта на несколько замков, следов взлома не было,» – стала вспоминать я. Тогда я не обращала внимания, потому что была слишком уставшей. Но если бы дверь была взломана, это было бы понятно даже слепому. Хотя, зачем я все это выдумываю? Понятно, что эту запись скрыла Галя. Что она заходила в дом, она читала дневник, она скрыла последнюю запись. Но зачем? Зачем ей скрывать эту запись?

Может, чтобы обмануть меня? Может, это была часть хорошо продуманного плана. Конечно! Скорее, Вика позвонила Гале сразу, как только узнала про меня. Две известные сплетницы не могут ничего скрывать друг от друга. А Галя не приходила ко мне, чтобы произвести впечатление доброй и милой соседки, которая горит желанием помочь мне. А я, дурочка наивная, поверю ей, потому что ничего не помню и впервые ее вижу. Но и это, это тоже Галя знала! Обвела меня вокруг пальца, еще и так легко!

<<1...4 5 6 7 8 9 >>

На страницу:

Перейти

6 из 9