Джей выхватила у неё руки, так смутившись от этого вопроса, что едва не встала и не вышла за дверь. Что это вообще за разговоры? Лина то ли ткнула пальцем в небо, пытаясь её задеть, то ли видела её лучше, чем кто-либо другой в этом доме.
Включая, кажется, и её саму.
– Да не в этом дело…
– А мне кажется, что в этом! – игриво ответила Лина, усаживаясь на кровати в позе лотоса и продолжая неизменно улыбаться.
Хотелось стереть с её лица эту улыбку, разбросать всё по комнате и убежать, хлопнув дверью так, чтобы картины попадали со стен.
– Тебе не хочется быть с нами. Ты мечтаешь превратиться в фею и навечно закопаться в лесу, где, как тебе кажется, ты была бы полезна. И я не могу тебя в этом винить.
– А по-моему, ты только и делаешь, что винишь меня.
– Да что ты? – рассмеялась Лина, пытаясь погладить Джей по плечу, но та увернулась. Даже мысль о прикосновении сестры была сейчас невыносимой, словно руки её могли обжигать. – Сдалась ты мне, ну правда! Прекрати дуться и посмотри вокруг. Мы все тебя любим и бережём. Мы уважаем то, что ты не хочешь стать полноценной целительницей. Даём тебе всё, что нужно для жизни… Только просим не ходить в лес. И не потому что мы такие вредные и злые, а потому что это навредит в первую очередь – тебе. Но ты не хочешь об этом думать: тебе проще считать нас всех врагами и мечтать стать феей. Но знаешь что? Феей ты никогда не станешь, потому что родилась человеком.
– Захочу – уйду в лес хоть прямо сейчас, и кто меня остановит? Убьёте меня? Силой утащите? Запрёте в комнате? Я же всё равно найду способ уйти, если захочу.
– И что ты будешь в лесу делать?
– Жить.
– Чем питаться?
– Придумаю.
– А когда станет страшно, куда побежишь?
– А с чего ты взяла, что мне станет страшно?
Лина смолкла, глядя на Джей непонимающими, округлёнными глазами. Она, наверное, и представить себе не могла, что сестра у неё бесстрашная. Ну а почему бы и нет! Она ведь говорила правду. Кто её остановит, если она действительно захочет навсегда убежать в лес?
И почему Лина твердила, что о ней все заботятся… Кто все? Мать, которая месяцами не вылезает из своей мастерской, или бабушка, которая изо дня в день её отчитывает? Или сестра, которая попросту про неё забыла?
Как всё это противно и глупо.
– Ладно, Джей. Поступай как знаешь. Если, конечно, ты не боишься гликов…
Лина потянулась, встала с кровати и вернулась к своему столу с разбросанными травами. Словно ничего и не было.
Словно она только что не приоткрыла тайну о том, что на самом деле было в лесу.
– А ну стой, – прошептала Джей и подскочила к ней в два мгновения.
Лина уже села за стол и, напевая какую-то песенку, принялась копаться в травах. Издевалась!
– Расскажи, что за глики?
– Ты правда хочешь?
Джей стояла прямо над ней, но сестра даже не вздрогнула, не обернулась на неё.
– Да. – Захотелось хорошенько её потрясти.
Молчание.
– Ну Лина!
– Ладно, ладно.
Она отложила травы и повернулась на стуле к сестре. Джей села на пол, сжимая кулаки, пытаясь не нагрубить Лине, чтобы та вообще не отказалась ей что-либо рассказывать.
Было трудно.
– Рассказывал тут мне один парень… что глики – это карлики, обитающие в лесу. Полулюди с красными глазами. Они нападают на нас, как только видят. Половина Белой Земли от этого погибла ещё двести лет назад. Всё закончилось, когда мы дали им бой и договорились, что они не ступят на нашу землю, а мы – на их. Представляешь, что случится, если ты нарушишь это правило?
Джей замерла.
– Из-за тебя в смертельную опасность попадёт вся Белая Земля. И не факт, что в этот раз мы сможем дать гликам отпор. Представляешь, из-за тебя может погибнуть вся деревня.
– Ты… Ты что говоришь? – пролепетала Джей.
Они смотрели друг на друга бесконечно долгие полминуты. Наконец Лина прыснула, откинулась на стуле и в голос засмеялась.
Что-то внутри Джей вздрогнуло и оборвалось. Ничего не говоря, она развернулась и вышла из комнаты под громкое «Ну стой, ну ты чего!».
Чего-чего…
* * *
У Джей было одно тайное умение. Она умела, закрыв глаза, быстро-быстро перенести своё сознание в воздух. Она парила над Белой Землёй с закрытыми глазами, перемещалась в города, свободно несла своё тело над всеми домами и деревьями.
Только так она могла хоть ненадолго почувствовать свободу.
В её теле было много сил – но она всё не могла их выпустить наружу. В сердце было много надежд и мечтаний – и все они разрушались об оковы слов.
И только закрыв глаза, она могла всё исправить.
И верила – не обращая эту веру в слова и теряя её, открывая глаза и видя перед собой всё тот же дом и те же стены, – что однажды у неё получится всё сделать по-настоящему. Взлететь и отправиться далеко-далеко, куда только захочет.
Всю жизнь, сколько себя помнила, она хотела сбежать в мир, где нет белых полей, трав и надоедливой бабушки. Всю жизнь она хотела делать что-то яркое, стремительное: танцевать, смеяться, увидеть всё-всё-всё, что есть в этом мире. Всю жизнь она боролась, одержимая этой мыслью.
Но стоило ей в таком мире оказаться – как всё, о чём она могла думать, это «о нет, нет, нет, нет».
Нет. И ещё раз нет.
Она стояла в поле перед лесом.
Белые растения кое-где доходили ей до колен и неприятно щекотали ноги. Ветер развевал волосы, которые лезли ей в рот и в глаза. Но и этого она не замечала: взгляд её безостановочно двигался по лесным силуэтам – от одного дерева до другого, и так без конца.