
Шёпот воспоминаний
– Допустим, меня, – сказал я. – Я пишу статьи не только о бизнесе, стараюсь охватить все области.
Его дыхание изменилось, стало тяжёлым, а на лице появились красные пятна. Фролов сжал подлокотник кресла так, что кожаная обивка заскрипела под его пальцами.
– Я очень скучаю по Майе, – натянуто улыбнулся он. – Очень хотел бы вернуться домой, – а она там. Улыбается и ждёт меня. У нас был насыщенный, полный эмоций брак. Жаль, что короткий.
Ну какая же тварь! Он прямо сейчас вспоминает, как издевался над ней, и мечтает всё это повторить! Это видно по бегающим глазам и еле скрываемой насмешке в голосе.
Фролов откинулся на спинку кресла и уселся нога на ногу, болтая начищенным ботинком. Затем резко подскочил и подался чуть вперёд, сжимая пальцами переносицу. Он махнул рукой, словно извиняясь за своё поведение.
– Трагическая смерть родителей совсем сломила её, – тихим и виноватым голосом говорил Дмитрий, не забывая опускать глаза, но брови подскакивали вверх – он следил за моей реакцией. – По одной из версии полиции, Майя могла сбежать. Она находилась в нестабильном эмоциональном состоянии. Ей требуется определённое лечение, от которого она упорно отказывалась. К сожалению, я не успел помочь жене. Но я не опускаю руки! Как только Майя найдётся, я заполню каждый её день, да что там, минуту, своим присутствием и сделаю жизнь незабываемой! Я люблю свою жену и безумно хочу быть рядом с ней.
Он зря теряет время, его любой театр оторвёт с руками и ногами.
Как удержаться и не приложить его голову об пол пару раз?
Я не успел спрятать взгляд, полный ненависти, и Фролов ударился прямо об него, поднимая свой полный лживых страданий взор.
– Очень жаль, что всё вышло вот так, – поспешно ответил я. – Надеюсь, что она найдётся.
– Главное, верить.
Поговорив какое-то время об инновациях «Смарт-теха», я закончил интервью и начал прощаться с Дмитрием, который вызвался проводить меня до лифта.
Он протянул ладонь, не сводя с меня чёрных глаз. Я не смог пересилить себя и не подал руки, вошёл в кабину лифта и кивнул на прощание. Фролов, ухмыляясь, засунул руки в карманы, провожая меня взглядом.
Не хотел бы ещё раз встретиться с ним, только если для того, что разбить самодовольную физиономию. Но сначала надо найти Майю.
Я спешил выйти из здания, казалось, что тёмные глаза всё ещё следят за мной, изучают, пытаясь пролезть под кожу. Что-то в его взгляде пугало.
Времени до возвращения в музей оставалось достаточно, и я решил отправиться к дому Фролова в надежде, что смогу пообщаться с кем-то из персонала.
Но, учитывая его злобную личность, склонную к запугиванию, я не особо рассчитывал, что из этой поездки что-то выйдет.
Хотя бы издалека посмотрю на дом, где жила Майя. Точнее, где она была пленницей сумасшедшего.
Часть воспоминаний Григория я так и не понял. О какой тьме он думал, вспоминая зятя? Как он мог их чем-то опутать?
На обшивке шкатулки были найдены следы ядов, насколько старыми они были? Он мог травить родителей и саму Майю. И разум в наркотическом дурмане придумал какую-то тьму.
Ха, я слышу голоса и вижу образы, только лишь прикоснувшись к объекту, но само существование некой тьмы пытаюсь объяснить логическим или научным путём. Быть может, это страх перед чем-то непонятным и незнакомым?
Вся эта история что-то пробуждала внутри. Далёкое, таинственное. Казалось, вот-вот я уловлю мысль, настолько важную, что всё происходящее станет понятным. Это нарастающее ощущение быстро появлялось, вызывая тяжесть в животе и распирание в груди, а затем пропадало, оставляя меня в состоянии изумлённого непонимания.
Судя по информации из интернета, дом Фролова располагался на окраине города, в довольно пафосном месте, что совсем меня не удивило.
Я сел в такси и лениво рассматривал город за окном, снова и снова возрождая в памяти воспоминания Григория.
Где же спрятаны твои воспоминания?
Я выпрямился, часто моргая, стал рассматривать водителя. Но он следил за дорогой и молчал.
Поэтому я и не в восторге от просмотра чужих жизней, спрятанных в разных предметах. Они высвобождаются, уходят куда-то, а мой разум пополняется воспоминаниями, и не всегда они стоят того, чтобы их хранить.
Удивительно сильно меня впечатляет история Майи, раз я слышу голоса в голове.
Такси высадило меня возле шлагбаума, за которым растянулся коттеджный посёлок.
Жильё не из дешёвых, а охраны никакой не оказалось. Что ж, для меня так даже лучше. Найти его владения не составило никакого труда, я выключил навигатор и направился к самому большому дому.
Высоченный и глухой забор лишал возможности увидеть двор. А всюду понатыканные камеры вдвойне мешали приблизиться к нему.
Я не рискнул подходить, побродил на другой стороне дороги, кружась возле соседского коттеджа.
Я всматривался в тёмные окна дома и думал о Майе, которая, как в темнице, находилась внутри, лишённая всего.
– Что вы тут стоите?! – возмутилась сухонькая бабулька, что вышла из того дома, чей порог я топтал всё это время.
– Извините, я просто…
– К хозяину того дома приехали? – мотнула она седой головой.
– Не совсем.
Судя по её тону, Дмитрия она не любит. И я решил попробовать иначе.
– Не к нему, я ищу Майю, жену Фролова.
Бабуля почти кромсала меня глазами, выворачивая наизнанку, пролезала под кожу и просматривала каждую мысль в моей голове.
– Зачем она тебе? – пытливо спрашивала она.
– Ей нужна помощь, – не стал юлить я. – Возможно, Дмитрий плохо относился к ней. Я пытаюсь отыскать Майю.
Она покосилась на тёмный дом Фролова и поманила меня к себе.
Бабуся едва отрывала ноги от пола, от чего её тапки шуршали по ламинату. Быстрыми и короткими шажками она добралась до дивана и указала пальцем место, куда мне позволено сесть.
– Ну-ка, давай ещё раз. Майя тебе зачем?!
– Помочь ей хочу.
– А чего раньше не помог?
– Я не знал, что она в беде.
– Ты Мерцаловым родня?
– Нет, давний друг. Меня не было здесь, я не знал, что она вышла замуж за Дмитрия.
– За козла она замуж вышла! Говори как есть! Приехал, порядки свои навёл! Всё переделал, забор высоченный поставил. От кого прячется-то?!
– А он недавно поселился здесь?
– Года два. Тут раньше жил врач, чудесный человек. Всю жизнь работал на совесть! Кардиохирург с золотыми руками! Ему пациент дом купил за спасённую жизнь. Сам-то ни за что не заработал бы на такой, честный больно был. И тут в один день – уехал, дом продал этому прощелыге!
О, не я один так назвал Фролова! Значит, точно подмечено!
– Кто такой – не понятно. На собрание не пришёл, а когда мы пошли с ним знакомиться, орал как резаный. А жену я увидела по телевизору, девчонка-то какая красивая, кроткая, милая, и во какой урод попался! Ну, внешне-то он красавец, девки, небось, засматриваются. Может, и эта ваша Майя тоже.
– Когда она здесь жила, вы её видели?
– Не видела особо, только в окне. Она за ворота не выходила. Подруга моя там работает. Одну её он оставил, остальных уволил. Надя всех знает, дом тоже. Вот он и позволил продолжать работать, но зарплату урезал, гад. Она живёт в доме для прислуги, он за основным стоит, ближе к лесу. Она мне про неё и рассказывала.
– Что она говорила? – проскрипел я, горло пересохло, а руки неожиданно стали мешать, куда бы я их ни пристроил.
– Ужасы она говорила, да такие, что пересказывать больно, – говорила бабуля, так тихо, что я едва мог расслышать. – Майя твоя из дома не выходила, общаться с ней Фролов всем строго запретил. А когда он возвращался, прислуга должна была покинуть дом и не заходить ни в коем случае. Но в один вечер Надя забыла там свои лекарства, у неё давление шалит, принимать надо регулярно, а она всё забывает! Но тут осенило бабку, вот она и пошла за таблетками на кухню. Забыла про указание этого выродка.
Она замолчала. И я застыл, заметив, как потемнело её лицо. Что там увидела твоя Надя?!
– Как он её не заметил, не знаю, пролетел, считай, возле неё. Злой как собака, говорит, он был. А глаза чёрные-чёрные! Выскочил на улицу в чём мать родила и в бассейн нырнул. А Надя, всем хороша, любопытная слишком, правда, пошла по дому, решила посмотреть, как там Майя.
– Нашла она её? – торопил я, пододвинувшись почти на самый край дивана.
Если она не продолжит говорить, я свихнусь прямо на этом месте!
– Конечно, нашла. В спальне наверху. Шла, говорит, на всхлипывание. Он ей всю спину исполосовал, ремнём бил. Рядом валялся толстый кожаный. А девчонка в слезах лежала на кровати. Рубцы страшные, говорит, были! Вся спина! Надя поняла, что он её насиловал и бил. Говорит, она как глазища свои голубые подняла на неё, аж душа в пятки убежала! Но что она сделать-то могла?
– В полицию пойти! Как минимум!
– Боялась Надя! Кто знает, что Майя бы им сказала, может, выгораживать Фролова стала, муж же! Надя побоялась работы лишиться.
Глубокий вдох. Этой Нади рядом нет, а жаль. Встряхнуть бы.
– А дальше что?!
– Ничего, – пожав плечами, продолжила бабуся. – Надя старалась следовать правилам. Ну а потом Майя пропала. Он даже полицию вызывал. Опрашивали всех: и его, и Надежду, и меня даже.
– Вы ничего не видели?
Она вновь устремила на меня свой испытующий взгляд. И внутренняя борьба в её голове закончилась:
– Кое-что видела.
Глава 4
В висках стучало, а разум скандировал её имя.
Майя, Майя, Майя!
Я старался держать себя в руках, не вспылить на бабусю из-за медлительности и театральных пауз в рассказе. Изо всех сил держался! А она всё молчала, прожигая меня помутневшими глазами.
– Я видела, как он её к машине тащил. Из окна спальни на втором этаже немного виден их двор. Машина стояла на улице, не в гараже. И он её тащил к ней. За волосы. Она не кричала, не вырывалась.
– Как она выглядела? Что на ней было надето?
– Чёрные джинсы, кофта спортивная, серая, не по размеру ей. Может, его была. Босиком, ноги голые у неё были. Он запихнул Майю на заднее сиденье и поехал как очумелый, летел по дороге, шлагбаум едва не снёс!
– И больше вы её не видели?
Она отрицательно покачала головой.
– Полиция приходила к вам, вы им сказали об этом моменте?
Она снова покачала головой.
– Они приходили с ним вместе. Его глаза дьявольские от меня не отрывались. Я не знаю, что точно видела. Может, у них игры такие?!
Игры с изнасилованием и побоями?! Ну, бабка, ты крута!
– Боюсь я его, – опустила она глаза. – Дети заграницей живут, про меня и не вспоминают. Я одна совсем. Прибьёт меня ваш Фролов, да и не узнает никто! Я чувствую свою вину, что не заявила. И Надя промолчала, и я… Где теперь эта Майя, чёрт её знает. Может, закопал где-то уже!
– Жива она, я уверен.
– Очень на это надеюсь. У девчонки вся семья погибла, никого не осталось. Только этот демон. Ты к нему не суйся лучше. Мало ли чего!
Я записал на листочке номер своего мобильного:
– Если что-то вспомните или узнаете, позвоните, для меня это очень важно. И как вас зовут, а то я даже не спросил?
– Любовь Михайловна, а тебя-то как зовут? А, ты подписал, – разглядывала она бумажку с номером. – Имя-то какое!
– А с вашей подругой, Надеждой, поговорить можно?
– Не думаю, – покачала она головой. – Она до сих пор у него работает. А идти ей некуда, поэтому ничего не скажет Надя. Испугается.
И снова я в полной тишине такси, которое везёт меня к музею. На встречу с Майей.
Слишком много совпадений. Куда делся тот потрясающий кардиохирург, продав дом? И продавал ли он его вообще?!
Любовь и Надежда – как много в ваших именах и как же мало вы сделали для Майи. Смотря на подобные истории по телевизору, обе, небось, голосят о справедливости и бездействии полиции, а став свидетелями насилия, палец о палец не ударили. Ведь всё могло закончиться иначе, сообщи они куда следует.
Злость, которая просыпалась внутри меня, казалась родной и до боли знакомой. До встречи со шкатулкой чаще всего я не испытывал никаких волнений и переживаний, человек-спокойствие. Но после знакомства с Майей эмоции затопили мой разум, требуя выхода. И сам себе я готов признаться, что чувствую себя живым, нужным. То, что я делаю – важно! Я распутываю не только загадочный клубок Мерцаловых, но и свой. Если я разберусь с историей Майи, то узнаю и свою. Такое у меня предчувствие. И от него одновременно волнительно и страшно.
Вдруг я буду разочарован от знакомства с самим собой? Что, если я такой же, как Фролов?
– Я была уверена, что вы не придёте, – впускала меня со служебного входа Мария.
– Ну что вы! Я же обещал помочь, – улыбался я. – Как я мог так поступить, бросить вас тут совсем одну?
Щёки Марии порозовели. Может, она не так поняла мои слова? Спешил-то я сюда не ради неё.
– Что-то уже подготовлено к перевозке, осталось сложить вон в те ящики. Какие-то экспонаты ещё в зале, на своих местах. Соберите всё тяжёлое, – руководила она. – А затем можете помочь мне в зале.
Я сразу же принялся за работу и помогал Марии на совесть. Упаковал в ящики тяжеленные экспонаты, проклиная её начальство. Неужели они решили, что она сама справится?!
Затем вернулся наверх, в выставочный зал, где укладывал в подготовленные контейнеры и ящики разные вазы, статуэтки и картины.
Вход в тот зал, где была шкатулка, манил, звал к себе. Но ещё рано.
Шёпот то и дело доносился до меня, чужие воспоминания чувствовали присутствие того, кто может им помочь. Но я совершенно не хотел слушать и смотреть кого-то другого. Только Майя, только шкатулка.
– Драган, – отозвалась Мария из-за вороха коробок. – Я вам очень благодарна! Вы меня выручили. На мне ещё куча бумажной работы, часа на два точно. А вы пока можете упаковать последний экспонат, я специально не трогала её. Оставила вам.
– Спасибо! – с особым чувством произнёс я.
Мария удалилась вниз, заполнять бумаги на перемещение, а я прошёл в нужный мне зал.
– Ты вернулся! – радостно воскликнул голос в моей голове.
И на моём лице растянулась улыбка. Настоящая, искренняя. Я ждал этого весь день!
– Майя, я рад тебя слышать.
– И я тоже, – тихо ответила она.
– Я встречался с твоим мужем.
В помещении стало холоднее, воздух заскрипел.
– Как прошла встреча?
– Не особо информативно, – я принёс стул и сел напротив шкатулки. – Ещё я ездил в ваш дом.
– Это не мой дом, – обиженно поправила Майя.
– Дом Фролова, да. Я пообщался с соседкой из дома напротив, Любовью Михайловной. Она видела, как он тащил тебя к машине. Попробуй вспомнить что-то об этом.
Я не стал рассказывать о Наде, которая была в доме и видела, что сотворил Фролов. Я знал, что этими словами сделаю ей больно, заставляя снова вспоминать тот вечер и ту боль, что он принёс.
– Ничего не помню, совсем, – расстроенно ответила Майя.
Её трагичный вздох что-то надломил во мне. Как тебя найти, мне нужна подсказка, хоть что-то.
– Шкатулка уедет в другой музей, я не смогу поговорить с тобой. У нас мало времени, Майя.
– Я хочу тебе помочь. И себе. Но я ничего не помню про машину.
Она и в прошлую встречу говорила, что ничего не помнит, а затем стала рассказывать. Возможно, её нужно как-то направить.
– Расскажи, что ты видела, пока находилась в шкатулке. Каково это, опиши?
– Это странно, – улыбалась она. – Я ощущаю себя здесь и где-то ещё, очень далеко отсюда. Я словно сижу в зале кинотеатра и наблюдаю за всеми. Много разных людей было вокруг меня, порой я вслушивалась в истории, что они рассказывали по телефону или общаясь друг с другом вживую. Мне хотелось бы вернуться к такой же жизни, стать свободной. Но я была пленницей Фролова, а теперь шкатулки. А ты, неужели ничего не помнишь?
– Совсем ничего.
– Старые фотографии или видео не помогли восстановить память?
– Их не было. Ни одной фотки, ничего. У меня и соцсетей-то не было. Кроме как рабочего аккаунта. И про него я помнил всегда. Не знаю даже, как это, я просто знал, как нужно делать, как вести канал. С обязанностями я справлялся хорошо, подписчиков становилось больше и денег тоже. Только как их тратить, я так и не придумал.
– Чем ты увлекаешься?
Я задумался. Мне ведь и рассказать нечего!
– Особо-то ничем, – подумав, ответил я. – Чтобы восполнить пробелы в памяти, я читал много книг. Изучал историю, математику. Или документалки смотрел, мне нравится. Только я от них всегда засыпаю.
– А как ты думаешь, каким ты был?
Внутри всё напряглось. Знала бы ты, Майя, как мне страшно это узнать.
– Хочется верить, что достойным человеком. Справедливым, верным.
– Ты боишься встречи с собой.
– Скорее, я её опасаюсь, – объяснял я, снова не зная, куда деть руки. – Обратного пути не будет, если я вспомню. И сам от себя я уже не сбегу.
– Я уверена, что ты всегда был достойным человеком.
– Почему ты так думаешь?
– Ты переживаешь за меня, хотя мы не знакомы. Мы даже не видели друг друга.
– Я тебя видел. В воспоминаниях и на фотографии. Я знаю, какая ты.
– И какая же?
– Красивая, – почти пропел я. – Очень.
– Спасибо, – смущённо ответила Майя. – А вот я не могу тебя увидеть. Опиши, как ты выглядишь.
– Э-э, ботинки чёрные, джинсы синие, толстовка чёрная, – кратко описывал я, осматривая самого себя, словно до её вопроса и не знал, что на мне надето.
Майя рассмеялась, и этот искристый звук пронёсся вокруг меня, согревая и обволакивая. В её воспоминаниях не было ничего весёлого, только прикоснувшись к Одину, я видел её радость, и это было прекрасно, хоть и кратковременно. Хотел бы я слышать её смех чаще.
– Опиши внешность. Какого цвета твои волосы, глаза.
– А, ты про это. Волосы у меня белые с серебряным отливом, обычные, короткие, только постоянно в разные стороны ложатся. Глаза серые, как сталь.
– Необычно. И имя, и внешность.
– Да, есть такое.
– Я бы очень хотела увидеть тебя.
– Надеюсь, что скоро это произойдёт.
– Я скучаю по цветам, – неожиданно сказала Майя. – В нашем саду было много цветов. Мама занималась ими, и я вместе с ней. Гортензии, хризантемы, пионы. Чего только у нас не было! Но самые мои любимые – кустовые розы. Я собирала букеты и украшала ими дом. У нас повсюду пахло цветами! А в доме Дмитрия не было запахов, никаких. Я так соскучилась по аромату цветов.
– А сейчас ты чувствуешь какие-то запахи?
– Будучи здесь, – нет. Но, порой, когда я не могу понять, где я, ловлю запах лекарств.
– Он похож на запах больницы?
– Может быть. Кажется, будто лекарств много и они разные.
Мы молчали. Я гадал, что за ароматы может ловить Майя. И как ей помочь в них разобраться.
– Дмитрий не любил цветы. Наш дом находится возле леса, и мы часто гуляли по тропинкам или отдыхали в беседке на заднем дворе, под деревьями. Он говорил, что ему некомфортно в лесу. Постоянно оглядывался, всматривался. Как-то он заявился к нам, и они с отцом ушли в дом обсуждать рабочие дела. Их долго не было, а когда вернулись, папа был сам не свой. Глаза блестели, вид у него был отрешённый. Наверное, он запугивал его, угрожал. Я тогда не задумывалась об этом. Когда Дмитрий признался в своих чувствах, я, как дурочка, обрадовалась. И перестала замечать такие моменты. Теперь у меня много времени, чтобы взглянуть на всё иначе. Жаль, что я не задавала вопросов отцу. А теперь это невозможно.
– Соглашусь с тобой, зря ты не раскинула мозгами тогда.
В ответ мне было грозное сопение.
– Опиши погоду на улице.
– Сейчас осень, самое лучшее её время. Ещё тепло, всё светится золотом. Порой идёт дождь. Мне нравится такая погода. Не холод и не жара. Что-то среднее.
– Мне тоже всегда нравилась осень. Природа засыпает, чтобы весной вновь очнуться от долгого сна.
Как бы я хотел, чтобы и ты очнулась. Где же ты?
– Я могу прикоснуться к тебе?
Мой неожиданный вопрос повис в воздухе. И снова он стал колючим, напряжённым.
– Ты остановишься, когда я попрошу? – дрожал испуганный голос Майи.
– Обещаю, – подтвердил я, кивая и снимая перчатку. – Я не причиню тебе вреда. И настаивать не буду, но если ты готова, мы сделаем это.
– Мне не хочется видеть это вновь, но я понимаю, только так ты сможешь помочь. А я хочу, чтобы ты нашёл меня.
– Майя, я сделаю всё, что смогу.
Ох, как же тяжело давать надежду! Я обязан найти её. И должен сделать невозможное.
Ладонь легла на холодную крышку шкатулки, и на меня хлынули картины прошлого.
Сердце билось в груди. Напуганное и истерзанное.
И чёрные глаза повисли передо мной. Перед Майей.
– Ты оглохла, что ли?! – рычал он. – На колени вставай.
Майя попятилась и, уперевшись в стену, сползла по ней вниз.
– Придурочная семейка, – цедил Фролов. – Всё, что ты можешь теперь, – стоять на коленях передо мной. Ты – никто. Я заберу себе всё, что у тебя есть. И твою душу тоже.
От этого голоса кровь Майи леденела, а по коже бежали мурашки, которые казались муравьями, снующими под ней. Ладони, липкие от страха, вжимались в мягкий ковролин. В голове Майи проскакивала мысль: не останутся ли на нём мокрые следы.
Страх и чувство одиночества, в котором она резко оказалась, разбивали её на мелкие кусочки. Острые как бритва. И все они причиняли огромную боль, царапая изнутри и оставляя после себя глубокие следы.
Её короткое – Да! – и подъём на лифте в номер для новобрачных разделили её жизнь и её саму надвое.
Чёрные глаза не моргали. Он не отводил от неё взгляда, словно пытаясь пробраться в разум, чтобы сломать и его. Но если искромсанное сердце сдавалось, разум боролся за свою целостность.
– Никчёмная дурочка, вот ты кто! – как-то по-детски бросил Фролов и уселся на кресло.
У него закончились рычаги давления или фантазия?
К счастью, продолжать издевательства он не стал. У Фролова очень странные перепады настроения. Где-то там, в зале музея, я выдохнул, обрадованный этим.
Но он способен сделать больно иначе, своим взглядом и словами, что вылетали из его рта.
Фролов, сидя в кресле нога на ногу и болтая той самой ногой, насвистывал незнакомую мелодию.
Время тянулось всё медленнее, воспоминание не бежало, словно всё вокруг, не только Майя и я, всматривалось в прошлое.
– Моя маленькая птичка, – говорил непринуждённо Фролов, словно не он чуть ранее насиловал Майю. – Мы будем играть с тобой часто. Ты привыкнешь. И тебе понравится.
Он разминал шею, и по ушам бил треск его суставов.
Я ощутил то отвращение, которое разливалось в Майе. Все её надежды и ожидания рухнули. Закрылись на длинный витиеватый бронзовый ключик, который она надёжно спрятала внутри себя.
Картинка сменилась, переместив нас на кухню дома Фролова, где он, противно звеня ложкой, размешивал сахар в кружке с кофе.
Я ощущал слабость и тяжесть век Майи, она лениво ковырялась в тарелке, испытывая тошноту и от дома, и от еды. А особенно от мужа.
– Сегодня мы с тобой погуляем, – улыбался Фролов той самой улыбкой, которой когда-то покорил её.
Внутри Майи бились сомнения и полное непонимание происходящего. Что с ним творится? Как она может помочь ему? Как ей понять его?
Да твой муж – психопат, абьюзер и демон, как назвала его соседка! Его невозможно понять! От него нужно бежать, спасаться! Нужно было. Тогда…
Хрупкая ладошка Майи легла в широкую ладонь Дмитрия, и он повёл её к машине.
Её глаза неотрывно наблюдали за ним, за каждым движением тела и сменой эмоций на лице. Сегодня Дмитрий выглядел как прежде, черты лица разгладились, глаза посветлели. Его рот не изгибался в уродливой улыбке, которая обещала только издевательства. Он улыбался, явно довольный обществом Майи, рассматривал её как свой главный подарок в жизни.
Воспоминание ускорилось, переместив нас за столик уютного кафе.
Фролов изучал меню, бесконечно потирая виски.
– Что выбрала?
Майя потерялась и лишь промычала что-то неразборчиво, продолжая наблюдать за Дмитрием и его глазами.
Где же та страшная чернота?

Фролов резко оторвал взгляд от созерцания меню и уставился в сторону.
– Вы что-то хотели? – спросил он у молодого человека за соседним столиком. – Вы так долго наблюдаете за нами.
Майя оглянулась, проследив за взглядом Дмитрия. За столиком сидел парень, натянув кепку на глаза.
Он улыбнулся и хмыкнул, не ответив Дмитрию. И его глаза сразу же потемнели. Чернота возвращалась, подгоняемая раздражением.
– Может, вы ответите?! – закипал Фролов.
И закипал он довольно быстро. Лицо менялось, напрягалось, становилось жёстким и грубым.
– Ау! Чего ты пялишься-то?!
Кепка чуть приподнялась, и жёлтые глаза с насмешкой уставились на Фролова.