Долгий путь домой

Долгий путь домой
Анастасия Энковская

Я встретилась с собой маленькой.

Там ребенок смотрел в окно и ждал чудо. И этот ребенок видел, что за окном счастливая девушка с любимым человеком машет ей рукой и шепчет: «Ты справишься. В тебе столько силы».

Маленькая девочка приложила ладонь к стеклу. Она слышала шаги своей матери, идущей из большой комнаты в её детскую. Снова контроль. Только, чтобы контролировать. Малышка сжалась в комочек, но сказала: «Я справлюсь. Я сильная. И я не виновата, что меня не любят сейчас. Это просто не те люди. Я найду путь домой».

Я встретилась с собой маленькой, чтобы сказать себе: «Ты отлично справляешься».

Анастасия Энковская

Долгий путь домой

Долгий путь домой

Глава I. Будто и вовсе не было

И снежные хлопья закружились за окном в безумном вальсе. Большая серая кошка хищно подкрутила усы и прыгнула на колени к Автору.

– Пора рассказать трагедию? Или это будет комедия? Определённо жизнь Мии полна сюрпризов. Вальс, господа! Вальс!

И пальцы Автора застучали по клавиатуре, а комнату наполнил Вальс – Игоря Корнелюка. Снежные хлопья прорвались в комнату и закружились вокруг рабочего стола и небольшой сгорбленной фигурки Автора. И звучал хриплый голос Мии с электронных страниц рукописи всё громче, и стучали пальцы по клавиатуре всё быстрее.

Вальс, господа! Вальс! Ваша жизнь – это вальс, так танцуйте же красиво и не наступайте на ноги партнеру.

Я падала. Откуда-то с неба, с места распределения дальнейшей жизни и судьбы человека. Это не было похоже на прыжок с тарзанки или с парашютом. Скорее полёт: лёгкий и сбалансированный. Как будто это состояние настолько привычное, что ты и не переживаешь, что что-то пойдёт не так.

Я падала мимо слоёв, в каждом из которых была страна, дом и своё время года: зима, весна, лето, осень, снова лето, зима, весна и опять лето. И вот на очередном слое мой полёт остановился, и я ступила ногами на твёрдую землю. Внутри охватило чувство предвкушения: моя седьмая по счёту жизнь. Я вижу подъезд, цветастые клумбы во дворе, зелёные деревья с раскинувшимися ветками. Вот оно, место, в котором начнётся мой жизненный путь.

Интересно, какие они люди, у которых я появлюсь? Моя семья…

***

Я проснулась, оттого что мне было душно. Странный сон. Опять мозг придумывает собственные истории, чтобы отгородиться от реальности. Такой чужой и холодной. Я смахнула пот со лба, жарко. Хотя на улице и зима. Села на кровати и прислушалась: мама опять не спит, караулит. Вот она встаёт и идёт в мою комнату. Снова будет шариться по моим вещам. Интересно, она и правда не знает, что я в курсе о её ночных вылазках? И что она хочет найти? Впрочем, вряд ли ей нужен повод для очередных упрёков, ссор. Я тяжело вздохнула и легла на кровать, притворившись спящей. Мама зашла в комнату и подошла прямиком ко мне: посмотрела с минуту и запустила руки под подушку, на которой лежала моя голова. Понятно, опять думает, что я всю ночь в телефоне сидела и ищет этот самый телефон.

– Мам, я сплю, а ты трясёшь мою подушку, на которой я сплю – не выдержав, я открыла глаза и увидела напряжённое лицо моей родительницы – я каркающе рассмеялась – слушай, а ты никогда не думала, что ты можешь меня разбудить, шаря под моей подушкой? – меня одолел истерический смех и я села на кровати. Подняла подушку и указала рукой на отсутствие телефона – всё? – спросила я, продолжая смеяться. Мама ничего не ответила, лишь зло фыркнула и обвела глазами комнату, прежде чем уйти. Даа, завтра прилетит в двойном объёме, ведь она зла, что я раскрыла её хитрый план. Ну и ладно. Её недовольное лицо стоило того. Я довольно улыбнулась от этой маленькой мести и накрылась одеялом.

***

Маленькая детская комнатка вызывала у меня теперь только сожаление. Раньше она казалась такой большой, даже огромной. Впрочем, как и эта игрушка, которую я сейчас держала в руках. Маленький кудрявый бежевый пудель по имени Пуля. Не знаю, где мог услышать ребёнок это слово в 7–8 лет, наверное, с канала НТВ, который мы смотрели с мамой, но так или иначе, кличка прижилась. И это было иронично, учитывая, что я как пуля неслась по жизни, сметая всё на своём пути. Этот пудель был важной частью моей детской жизни. Везде с ним: и в поликлинику, и на прогулку. И даже спала с ним, так как уснуть без Пули не представлялось возможным. Именно поэтому я решила забрать игрушку в свою уже квартиру, чтобы помнить: в детстве тоже были хорошие моменты. Я держала пуделя в руках, обходила свою детскую комнатку и ждала маму, которая делала чай на кухне. Она позвала меня к себе в гости, что уже было нонсенсом, и предложила пообедать вместе. Я не была против, сейчас мы уже хорошо общались, всё было позади, как будто и не было вовсе.

Грустно вздохнув, я направилась к своей маленькой библиотеке: несколько полок с родительскими книгами и несколько полок лично моих. Как говорит папа: лёгкие бульварные романчики: «Гордость и предубеждение», «Грозовой перевал», «Ромео и Джульетта», конечно же, сонеты Шекспира. Также тут было полное собрание Кира Булычева, я его просто обожала. Ну и классическая литература: полное собрание сочинений и писем Гоголя – это уже родители привезли, когда переехали в нынешний город. Достоевский, Толстой. Естественно, я прочитала далеко не все: классика казалась мне скучной. А вот и «Сумерки». Я хихикнула, вспомним историю, связанную с этой книгой.

8 Марта, мне 12 лет. Книга только вышла, но уже изрядно наделала шуму. Я знала, что мне не достать её, ведь родители любили только серьёзную литературу, а произведения про вампиров могли « испортить психику Мии, ведь она у нас такая зависимая и впечатлительная. Такой бред вообще читать не стоит, можно и с ума сойти ». Я пообещала, что когда вырасту, обязательно куплю и прочитаю эту книгу. Но вот наступил вечер и приходит мой брат, он приносит мне «Сумерки» и говорит, что сейчас это популярно и, зная, что я люблю книги, он купил мне сиё произведение. Не успела я обрадоваться, как мама выхватила книгу и сказала, что не даст мне такое читать, потому что подобное любят только идиоты. Книга была спрятана, и все пошли ужинать. Однако я прекрасно знала тайники моей матери: приходилось приспосабливаться. Ночью, когда все уснули, я достала книгу и начала читать. Несколько бессонных ночей и я в полном восторге. Я ещё ничего не знала об отношениях людей, сла?бо представляла, как люди встречаются. Да и что говорить, я не знала, откуда дети-то берутся: интернета у меня не было – телефон мне купили гораздо позже, друзья мои очень чётко фильтровались мамой. И по сути, единственным источником знаний о социализации, для меня была литература. Мне нравилось книги, которые я читаю, но то, что попадало мне в руки, проходило строгую проверку моей мамы: дешёвая литература не должна были испортить « слабую психику ». По этой же причине я долгое время не читала фэнтези. « Фэнтези делают из людей сумасшедших ». Так что, я была в невероятном восторге. Мне было удивительно, что такая сильная любовь может существовать между людьми, которые, по сути, ещё чужие. Тогда я не понимала, что отношения между Беллой и Эдвардом далеки от здоровых.

Я улыбнулась и окинула взглядом полки с книгами. О, а вот и одна из любимых книг детства: «Денискины рассказы». Я открыла её на середине, пролистала страницы и увидела фотографию, заложенную между. Видимо, её положили сюда недавно. По крайней мере точно, после того как я уехала. На ней моя молодая мама с каким-то мужчиной. Сложно понять, сколько ей здесь лет, ведь мама всегда выглядела молодо. Но если посчитать, то ей здесь что-то около 23-х. Ещё тёмные волосы до плеч, счастливая улыбка. Странно, но мама здесь не выглядит идеальной: обычная девчонка, которая недавно родила от любимого человека и теперь её одолели новые эмоции, чувства и заботы. Именно такой здесь предстала Вителла Вишневская. Тогда у неё, наверное, была другая фамилия. Она стоит под руку с молодым высоким блондином, а он держит за ручку детскую коляску. В ней смешной толстощёкий малыш. Видимо, это мой брат. Совсем ещё маленький. Я впервые видела маминого первого мужа. Того, кого постоянно ставили в пример моему отцу. Того, кого она вроде по-настоящему любила. Вот эта семья ей была действительно дорога.

– Почему ты развелась с ним? – спросила я, вошедшую в комнату маму

– Потому что дура была – сухо ответила она и отняла у меня фото

– А более конкретно? – я не сдавалась

– Тебе не нужно это знать – мама убрала фото в стол

– Что тогда случилось? Почему ты уехала из Астрахани? Вышла замуж за моего отца, родила меня, хотя и не хотела этого. Что произошло?

– Зачем сейчас ворошить прошлое – статная красивая блондинка передо мной, выглядевшая лет на 35, но никак не на 50, поджала губы и отвернулась

– Ты никогда не рассказывала о своём прошлом. Я не знаю, где ты родилась, были ли у тебя друзья, подруги. Как ты познакомилась с моим отцом и почему так сильно его ненавидишь, хоть и не даёшь развод ему – вопрос в моих глазах читался будто русские субтитры к французской мелодраме. Только вот жизнь бывает даже покруче фильмов.

Мама посмотрела в окно позади меня, откинула длинные волосы назад и, словно собираясь что-то сказать, пожевала губы, но затем просто вышла из комнаты. Я перевела взгляд на дверь, которую мама закрыла за собой и перед глазами поплыли картинки.

Дверь в мою комнату всегда была открыта. В маленьком возрасте, я думала, что между дверью и углом за ней, прячется кто-то или что-то. С наступлением темноты, именно оттуда это нечто выходило и лишало меня спасительного кислорода. Неожиданно становилось очень душно и липкий страх парализовал меня, заставляя с содроганием смотреть на эту злосчастную дверь. Я так боялась засыпа?ть. Холодная дрожь пробирала до кончиков пальцев, а как только усталость вкупе со сном всё же одолевали меня, я чувствовала, что мне нечем дышать. Я распахивала глаза и кто-то высокий, в чёрном плаще склонялся над моим лицом. Я видела его: белый как мел. Но глаза… Я никак не могла запомнить его глаза. Я не могла пошевелиться и просто смотрела. Было страшно, и эта пытка продолжалась каждую ночь, вплоть до моих 18 лет. Во взрослом возрасте кошмары стали слабее, превратились в глухую тоску и ощущение безысходности, но легче определённо не становилось. Всё это тянулось как жвачка ровно до того периода, пока я не покинула квартиру родителей. Кошмары прекратились, а я списала всё на то, что в квартире водятся духи. Ну или аура просто такая, тягуче – засасывающая. Смешно, ведь это был обычный сонный паралич, вызванный сильными переживаниями днём. Конечно, причины я узнала уже потом, когда пошла к психологу, в попытке понять, почему обладаю огромным пакетом страхов, миксом неуверенности и сомнений. Но в тот момент я готова была поверить во что угодно: и в параллельный мир, и в духов.

Я не буду рассказывать о каких-то ужасах, которые произошли со мной в детстве, просто потому, что понятие «ужас» для каждого своё. Что скрывать, я была очень впечатлительным и наивным ребёнком и то, что для других детей было просто неприятным обстоятельством, для меня являлось сущим кошмаром. И было ли на самом деле, всё так плохо – трудно сказать, ведь мои воспоминания – это отражение моих эмоций и моих впечатлений на действия других, в частности, моих родителей. Где тут, правда – сложно установить, но я не ищу правду. Как и не ищу виноватых. Я просто, наконец, собралась с силами, чтобы отдать весь мой опыт безмолвно сочувствующим листам. Конечно, нельзя разъединить себя с прошлым, но можно его принять и оставить на полке, как давно прочитанную книгу. Хорошую или плохую, но уже прочитанную.

Что ж, возвращаясь к теме ужасов, мой основной состоял в том, что я очень долгое время была куклой. Моя мама одевала меня в ту одежду, которая выбирала она сама. И да, как отдельное обстоятельство – это не страшно. Все родители одевают своих детей в одежду, которая будет потеплее, лучше по качеству. Но для меня этот факт в совместимости с остальным был поистине отвратительным. Мама стригла мои волосы сама и не разрешала их отращивать. Она выщипывала мне брови сама и такой формы, которую выбирала именно она. Но я не хотела выщипывать брови, и в тот момент это было против моей воли. Она клеила скотч мне на ногти, чтобы я их не грызла. Она приходила в школу, чтобы узнать, с кем я сижу и за какой партой; с кем общаюсь, с кем дружу. Она практически жила в школе. Зачем-то приходила туда почти каждый день, хотя её не вызывали. Разговаривала с моими учителями, с моими одноклассниками. Она внушала им, что я отстаю в развитии. Напрямую, конечно, не говорила, но подбирала такие формы… « Лера, а Мия была на русском? А как думаешь, почему она не была? А как считаешь.. » – задавала она вопросы моей однокласснице. Моя мама изображала из себя несчастную женщину, которая вынуждена тащить на себе ребенка-инвалида. Спрашивала у учителей озабоченным голосом: « Ну и что мне с ней делать? ». Конечно, мои одноклассники уже знали, чья мать – эта женщина, и что она ходит в школу из-за больной девочки. Те, немногочисленные друзья, которые у меня были, отвалились, когда пробовали звонить мне домой, а мама спрашивала: « Кто звонит? А кто это? ». Затем она передавала мне трубку, открывала дверь в комнату и слушала, о чём я говорю. Разрешено было говорить только о школе. Сказать, что задали, помочь с уроками. Просто так болтать – нельзя. И если я пробовала заговорить хоть о чём-то, не касающемся школы, например, о том, что было бы неплохо сходить на дискотеку, моя мать начинала кричать так, что было слышно по ту сторону трубки и затем, требовала прекратить разговор.

Крайний друг отвалился по причине, что я не могла задерживаться после школы, дабы поиграть в снежки зимой или просто погулять в любое другое время года. Он долго не прекращал попытки общения со мной, дольше всех держался, но как он должен был оставаться моим другом, если звонить мне было нельзя, а гулять я не могла все по тем же запретам? Я стала изгоем, меня игнорировали, со мной не сидели за партой.

По итогу она добилась своего – я впала в сон.

Делала какие-то механические движения: завтракала, шла в школу, сидела за партой, но мне было всеравно. Я перестала чистить зубы, перестала умываться. Когда у меня шли месячные – мне было всеравно, что на штанах появится красное пятно. Появился запах, прыщи, сальные волосы и перхоть. Моя мама получила физическое подтверждение тому, что её ребенок – болен. Если до этого не было ни официального диагноза врача, ни внешних признаков: обычный веселый ребёнок, то теперь моя мама могла показать на меня и сказать: « И разве она нормальная? ». Я будто уснула и чисто по привычке делала какие-то движения, которые обязаны делать живые люди. Мама же строго следила за всем, за каждым моим движением. И упрекала. Очень много упрекала. Она кричала, что положила на меня жизнь, а я – выродок, что из-за меня она не работала, что вернись время – она бы не рожала меня. Вот только, оглядываясь назад, я понимаю, что она будто получала удовольствие от ситуации, где она – жертва, а я её палач.

А просыпаться я начала резко. Это было, как будто меня толкнули в холодную воду и я, начав тонуть, вдруг осознала, что если не начну кричать, дрыгать ногами и руками, то не спасусь. Я вдруг поняла, что моё спасение зависит полностью от меня. Как в той поговорке: дело рук утопающих.. Это осознание случилось на миг, но и этого мига хватило, чтобы мама начала терять контроль над моим телом, душой, сознанием, самоценностью.

Ссора.. Причину уже не помню. Почему-то я отвечаю ей, прошу оставить меня в покое. Странно, обычно я молчу, но в тот день я ей отвечаю. Крики, отец уходит курить на балкон. Он никогда не защищал меня, ему было плевать, и ему было удобнее согласиться с матерью, чем вступать с ней в спор. И в какой-то степени я его понимаю: он был вечно уставшим человеком.

Что ж, мама говорит следующее: « Просто умри. Не мучай меня. Пусть тебя собьёт машина. Или прими таблетки. Сделай так, чтобы тебя не было ». Вот оно! Я вздыхаю свободно и успокаиваюсь. Скоро я буду свободна. Я беру горсть таблеток в руку и говорю ей: « Я согласна, хорошо ». Она начинает верещать, приходит отец с балкона и пытается разжать мою руку с таблетками. « Посмотри, что эта идиотка хочет натворить! » – верещит мать, будто не она просила меня пять минут назад умереть. Она выставляет всё так, будто это я придумала покончить жизнь самоубийством, а моя мать должна гордо нести этот крест сумасшедшей дочери. Я не помню, что было дальше в тот день. Я будто снова уснула, но просыпаться начала чаще.

Я начала сбега?ть из дома и просто бродить по улицам. Я думала о самоубийстве, но честно: уже не хватало сил. В тот день я была готова, но в последующие было страшно. Я боялась попасть в АД, ведь в Бога я верила совершенно искренне. Да и сейчас верю. Мне кажется, что на ожидании спасения, вере и благодаря помощи моего Ангела-Хранителя я и выдержала. Я смогла выбраться.

Тогда же в моей жизни появились студии звукозаписи: я приходила и слушала, как многие начинающие рэперы пытаются записать свои треки, наверняка хитовые. Я начала метаться: с одной стороны, я хотела, чтобы всё закончилось. А с другой… Там за школой и родительским домом был большой мир. И нет-нет, но мне становилось интересно, я начинала бороться за свою жизнь. Я хотела отвоевать свою жизнь у своих же родителей.

Насилие бывает разным. Меня не так часто били, вообще-то, очень редко. Но то, что со мной делали мои родители – может быть и страшнее побоев. Для меня.

Например, мой отец следил за всеми переписками в ВКонтакте. Не знаю, может, у него пароль был или он нанял хакеров – мне всеравно, как он это делал. Я и тогда не сильно задумывалась над вопросом: «как?». Больше меня волновал вопрос: «почему?». Он удалял друзей с моей странички, потом читал вслух мои переписки и смеялся, «умиляясь» моим интересам. Он шерстил группы в ВК, в которых я состою и пытался убедить меня, что я не соображаю и мне это не интересно. Он листал мои фото и требовал удалить их. Много чего было. Достаточно долго я провела под надзором животного страха. Тогда я и узнала, что такое «животный страх».

Представьте, что вы находитесь в замкнутом пространстве и знаете, что там опасно, но сделать ничего не можете. И вы в постоянной панике. Или по-другому, вы бежите от гепарда: гепард быстрее вас и если он догонит, то убьёт. Вы несетесь и животный мерзкий страх сковывает вас от кончиков пальцев до самой макушки.

Я безумно боялась свою мать, просто до какого-то сумасшествия. Сейчас, перебирая все те воспоминания, я никак не могу понять, откуда взялся этот страх. Она не то, чтобы сильно меня била: так, могла подзатыльник дать или что-то в этом роде. По большей части, её злость проявлялась в истериках, оскорблениях и каком-то эмоциональном давление. Она могла сказать: не называй меня матерью, ты мне больше не дочь. Или просто, она не разговаривала со мной два или больше дней.

Но почему-то я её боялась. Очень и очень сильно.

Я вынырнула из воспоминаний и, прижав к себе игрушечного пуделя, направилась к выходу. Мама сидела на кухне и просто смотрела в пустоту. Сегодня у нас не получится разговор. Такие перепады настроения – не редкость для неё и если настроение испорчено, то она уже не будет радушной и точно не будем обедать со мной. Ведь разговор был не из приятных.

Я стала обуваться и услышала, как мама вышла в коридор. Всё-таки решила проводить меня.