Осьминог

– Вот как…

– Да, такие старые дуры, как я, всегда обращают внимание на молодых людей, – грустно улыбнулась Изуми. – У вас небось в горле пересохло, Арэкусандору-сан. Подождите немного.

Изуми ушла на кухню и спустя некоторое время вернулась с чашкой дымящегося сё: гаю[86 - ????? (сё: гаю) – буквально «имбирная горячая вода», традиционный зимний напиток из имбиря, часто с добавлением меда или просто с сахаром.].

– Вот. Специально ведь вчера за свежим имбирем ходила, не верю я в этот порошок, который в аптеках продается: они туда больше крахмала сыплют, чем имбиря, да и имбирь у них сушеный, а от крахмала и сухой травы какой толк, сами подумайте?

Александр сделал пару глотков напитка и закашлялся: имбиря и сахара Изуми не пожалела, и сё: гаю получился у нее одновременно жгучим и сладким, как патока.

– Так вы, значит, ходили к синтоистскому святилищу на западном побережье?

Александр кивнул. Голова была тяжелой и гудела, как с похмелья, но от сё: гаю в груди разлилось приятное тепло.

– Да-да, я хорошо его знаю. Там стоит старенький Хатиман, его привезли на Химакадзиму с какого-то из соседних островов. Его родной храм был разрушен землетрясением, а статуя уцелела, и один из рыбаков с Химакадзимы, помогавший разбирать завалы, выпросил ее для нашего храма. Говорят, вскоре после этого потерялись двое маленьких детей, мальчик и девочка, – видимо, заигрались на побережье, детям много ли нужно, чтобы заблудиться. Когда их хватились и стали искать по всему острову, начало темнеть и полил дождь, и уже предполагали самое худшее – что дети упали в овраг или утонули в море. Но среди ночи кто-то вдруг позвонил в дверь полицейского участка, а когда дежурный открыл, то увидел монаха в треугольной тростниковой шляпе, державшего за руки обоих потерявшихся детей. Дежурный, конечно, очень удивился, но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, монах низко поклонился, развернулся и был таков, а на следующее утро, говорят, заметили, что босые ноги статуи перемазаны засохшей грязью. Его, конечно, отмыли, сшили ему из парусины новенькие дзика-таби[87 - ???? – буквально «таби (??, традиционные носки высотой до лодыжки с отдельным большим пальцем), касающиеся земли». Дзика-таби изготавливаются из более плотных материалов, нежели обычные таби, как правило, из кожи или плотной ткани, современные варианты иногда имеют прорезиненную подошву. Дзика-таби, в отличие от таби, используются в качестве уличной обуви.] и повязали красный фартучек. Когда я была школьницей, у Хатимана всегда стояли в каменной вазе свежие цветы и лежали на подставке монетки – мы, дети, иногда таскали их, чтобы купить в магазине какую-нибудь мелочь, но на следующий день всегда возвращали, чтобы Хатиман на нас не обиделся.

– Вот как… – Он сел в кровати, взял из рук Изуми чашку и сделал еще пару глотков горячего напитка. – Кисё бы понравилась эта история.

– Милый такой молодой человек, – сказала Изуми. – Очень за вас беспокоился, спрашивал, не нужна ли какая-нибудь помощь.

– Так вы с ним не знакомы?

– Впервые в жизни его видела, – удивилась Изуми. – Откуда же мне быть с ним знакомой? Он ведь недавно на Химакадзиме, приехал то ли из Сакаи, то ли из Касихары, это мне старик Фурукава говорил, а у него с географией плохо, как у тех лягушек из Осаки и Киото, которые ходили друг к другу в гости, да только каждая заплутала и пришла в гости к себе домой[88 - Имеется в виду японская детская сказка «Лягушка из Киото и лягушка из Осаки» (????????????, Кё: то но каэру О: сака но каэру): две лягушки, одна из Киото, другая из Осаки, жарким летним днем отправились посмотреть соседний большой город. Каждая допрыгала до середины пути, поднялась на гору Тэнно: дзан и решила поглядеть на цель своего путешествия. Но глаза у лягушки на макушке, так что, поднявшись на задние лапки, чтобы посмотреть вдаль, она может увидеть только то, что находится позади нее. Таким образом, каждая лягушка увидела свой родной город. Решив, что путешествовать в таком случае не имеет смысла, лягушки вернулись по домам: одна потом рассказывала родне, что «Киото ничем не отличается от Осаки», вторая – что «Осака точно такая же, как Киото».].

Александр прикрыл глаза. В сумраке колыхались синеватые тени, похожие на накатывающиеся на берег волны.

– Фурукава в свое время был с моим Рику очень дружен, часто брал у него свежую рыбу для ресторана и в гости к нам захаживал чуть не каждую неделю. Он, конечно, еще тот матерщинник и при женщине не постесняется отпустить какую-нибудь грубость, но человек неплохой, не то что этот Исида. И жена у него приятная женщина, вот спроси ее, что она в Фурукаве нашла: и старше ее больше чем на десять лет, и не красавец, и плешивый, и рыбой у него от рук воняет – тут уж мой, не мой, а если крутишься с утра до вечера на кухне, то запах въедается намертво. Так вот, недели две или три тому назад я Фурукаву встретила в овощной лавке, разговорились мы с ним – у двух людей с общим прошлым всегда ведь есть о чем поговорить, и он рассказал мне про вашего приятеля, только, помню, тот Фурукаве не очень понравился.

– Не понравился? Почему?

– Ох, зря я это сказала… – Смутилась Изуми. – Ничего особенного, такая глупость, что я и сама ничего не поняла.

– Мацуи-сан, расскажите, пожалуйста, – попросил Александр.

– Да что тут рассказывать. Фурукава сказал, что в какой-то из дней выловили здоровенного осьминога, больше двенадцати килограммов весом. Ну, он, конечно, не мог мимо такого пройти, где еще и подавать-то такого красавца, как не в «Тако». Купил он этого осьминога и запустил его в аквариум, а вечером того же дня, когда собирался уходить, увидел этого нового официанта: свет в зале, по словам Фурукавы, уже был выключен, только над аквариумом еще горели лампы, и парень этот там стоял, руку положив на стекло, и что-то говорил вполголоса. Ну, Фурукава не выдержал, тихонько подошел и подслушал.

– И?..

– Да что там… – Изуми вконец застеснялась. – Сказать-то смешно. Этот ваш приятель с осьминогом разговаривал, мол, уважаемый господин осьминог, вы уж потрудитесь побеседовать там со своими и упросите их, пожалуйста, пойти мне навстречу в удовлетворении моей скромной просьбы. А какая такая просьба – бог его знает, этого Фурукава уже не расслышал. Вот только он сказал, осьминог-то с той стороны подплыл и будто бы парня внимательно слушал, и щупальцем своим через стекло дотрагивался до его ладони. Если бы это не Фурукава был, я бы вам и рассказывать не стала, но он ведь даже в малости приврать не умеет, его фантазии хватит только на то, чтобы разложить каким-нибудь новым способом кусочки сашими. Помню, когда он за своей женой ухаживал, он ей делал сашими из фугу и выкладывал на тарелке в виде хризантем и журавлей с расправленными крыльями, очень выходило красиво. Так вот, на следующее утро, когда Фурукавы еще в ресторане не было, приятель ваш осьминога-то из аквариума вытащил, отнес его в ведре к морю и отпустил, даже похвастаться ни перед кем не успели. А когда Фурукава хотел его за это отругать, тот, говорит, так на него посмотрел, что старик даже струхнул немного – ну уж этого он мне не сказал, признается он, как же, что мальчишки испугался, на которого нашла блажь разговаривать с бессловесными рыбинами! Правда, стоимость осьминога новенький возместил, так что Фурукава на него не в обиде, вот только, говорит, все равно это странно – выбросить в море такое сокровище! Фурукава-то уже придумал, как он его приготовит, да размечтался, как его стряпню будут нахваливать посетители.

– Понятно. – Александр улыбнулся, но на душе у него от рассказа Изуми было как-то неспокойно, да и понятно, по правде, тоже совсем не было.

– Но я ничего такого странного за вашим другом не заметила, – добавила женщина. – Приятный юноша, вежливый, принес в подарок упаковку соленого рисового печенья с креветками, мой Рику такое всегда к пиву покупал. Порасспрашивал про мою жизнь – все в рамках приличия, выпил чашку зеленого чая и обещал еще зайти – вас проведать. Я-то думаю, нет ничего странного в том, что он осьминога этого выпустил, у молодых людей всегда в головах какие-нибудь идеи. Пожалел он, может быть, осьминога, да и все тут, а грубиян Фурукава уже на него и вызверился, мол, ненормальный. Он-то сам сколько раз говорил, что его кот Куро[89 - ? или ?? – «черный цвет», то есть кота старого Фурукавы буквально зовут Черныш.] – все равно что человек, и разговаривает с ним, как с человеком, а все потому, что этот кот похож на своего хозяина – такой же плешивый и облезлый, и характер у него такой же поганый. К тому же каждую весну он метит в соседских огородах дайкон[90 - ?? или ????, буквально «большой корень», – японская редька, Raphanus acanthiformis.], как только тот из земли покажется. Я это все Фурукаве так прямо и сказала, а он, мол, так это кот, кот животное земное, оно испокон века бок о бок с людьми живет, а что дайкон метит – так это в его природе, что с него взять. А осьминог, мол, скользкий моллюск, о чем таком задушевном можно с ним беседы беседовать. Разве же ему что-нибудь после этого втолкуешь…

– Да, действительно, – согласился Александр, не открывая глаз. Несмотря на то что он три дня провел в беспамятстве, его снова тянуло в сон. – Фурукава-сан – на редкость упрямый человек.

– Вы поспите теперь. – Изуми поправила его одеяло. – Врач сказал, вы как в себя придете, вам нужно будет хорошенько выспаться, и проснетесь уже здоровым.

– Спасибо вам, Мацуи-сан… – Он хотел добавить что-нибудь еще, но провалился в забытье, как в тяжелую морскую воду.

Проснулся Александр действительно почти выздоровевшим, только горло еще немного саднило и во всем теле ощущалась разлитая по мышцам слабость – как будто он долго занимался тяжелой физической работой. На улице, как и прежде, шуршал дождь; время от времени порывы ветра ударялись в окна, бросая в них пригоршни воды. Ему представилась центральная станция Нагоя со странной скульптурой на площади: спирально закрученная стальная конструкция с широким основанием и острым шпилем, похожая то ли на завиток крема на гигантском торте, то ли на перевернутую канцелярскую кнопку величиной с дом. Как-то раз он спросил у Такизавы[91 - ??, фамилия «Такизава» (или в более правильной, но менее благозвучной с точки зрения русской фонетики транслитерации «Такидзава») состоит из устаревшего иероглифа «водопад» и устаревшего же иероглифа «болото». Есть более современный вариант написания этой фамилии – ??.] из отдела финансового мониторинга, что символизирует эта штука, и Такизава, у которого вместо финансового мониторинга на уме были в основном хорошенькие девушки и в особенности – секретарь его начальника господина Симабукуро – Каваками Ёрико[92 - ?? ??, фамилия девушки состоит из иероглифов «река» и «верх», то есть буквально «верховье реки», а имя – из иероглифов «мир/согласие/японский/истинный» и «ребенок/дитя».], пошутил, что это женские волосы, когда прихорашивающаяся красотка утром намажет их гелем и ловко закрутит пальцами, чтобы к выходу из дома у нее были кудряшки. «Это символ стремления женщин к красоте, – уверенным тоном сообщил Такизава. – Он напоминает всем нашим женщинам, что утром нужно встать на час раньше, чтобы привести себя в порядок, а мужчинам – о том, на что идут женщины, чтобы им нравиться». Александр представил, как в этот самый момент по стальному шпилю стекают дождевые ручейки, и влага уходит в окружающий скульптуру круглый газон, и по мокрому асфальту кольцевого перекрестка едут одна за другой блестящие от дождя машины. Люди с раскрытыми зонтами спешат по своим делам. Возле подземного перехода, ведущего в нагойское метро, прощаются парень с девушкой – шутник Такизава с госпожой Каваками – и все никак не могут попрощаться: уже сказали друг другу по несколько раз и «оцукарэ сама», и «мата асита»[93 - ???? и ????, стандартные фразы при прощании, буквально означают «Вы (хорошо поработали и) устали» и «До завтра».], и американское «бай-бай», и помахали друг другу рукой вместо того, чтобы поклониться, и он уже даже спустился на пару ступеней по лестнице, но снова вернулся, взял ее за руку, – так они и стоят, взявшись за руки, а Такизава еще и глупо улыбаясь, среди шума дождя, суетливой толпы и мелодичных трелей светофоров. Снова захотелось туда, в мегаполис, наполненный жизнью и повседневными заботами. С кухни доносился приглушенный звук телевизора: за готовкой Изуми любила смотреть популярные ток-шоу. Александр с трудом сполз с кровати: его одежда, выстиранная, поглаженная и заботливо сложенная, лежала на стуле: Изуми зачем-то даже положила сверху его галстук, который он с приезда на Химакадзиму ни разу не надевал.

– Я пойду прогуляюсь, Мацуи-сан! – Громко, чтобы перекричать телевизор, сообщил Александр, заглянув на кухню.

– А? – Изуми, сидя за столом нарезавшая на доске овощи, вздрогнула от неожиданности. На экране Такэси Китано[94 - ?? ? (Китано Такэси, или чаще в русской транслитерации – Китано Такеши) – популярный японский кинорежиссер и актер, ведущий многочисленных юмористических и развлекательных телешоу, а также сценарист, писатель, поэт и художник.] в красном кимоно и с цветастым веером в руке интервьюировал незнакомую Александру актрису; актриса смущалась, то и дело прикрывала лицо ладонями, в зале смеялись.

– Ужин мне, пожалуйста, не готовьте, – добавил Александр. – Я зайду в «Тако».

– Дождь так и льет, – отозвалась Изуми. – Да и вы еще не здоровы. Посидели бы лучше дома, смешная программа… – Она кивнула на телевизор. – Китано-сан на моего Рику чем-то похож. Его ведь и в России хорошо знают, верно?

– Да, очень хорошо знают… Мацуи-сан, я думаю, может, съезжу на днях в Нагоя.

Изуми сидела к нему спиной, и он не мог видеть выражения ее лица, но тотчас пожалел, что не придумал, как сказать это поаккуратнее.

– Уедете? – Тихо спросила Изуми.

– Только на несколько дней. Если можно, я сохраню за собой комнату?

– Конечно. – Ее голос был едва различим на фоне разговора Китано и актрисы (та показалась Александру чем-то похожей на Томоко). – Вы же все равно внесли плату вперед, поэтому не беспокойтесь, пожалуйста, никому больше я комнату не сдам. Только оставьте мне номер вашего счета, чтобы я могла возвратить депозит.

– Возвратить депозит? – Удивился Александр.

– Вы же сняли у меня комнату. – Она отложила нож и обернулась к нему: – Сами сказали, что не хотите останавливаться в гостинице и собираетесь жить не меньше месяца.

Александр молчал, не зная, что на это ответить. Обычно хозяева не спешили возвращать депозит: Такизава как-то, смеясь, рассказывал ему, что в один из отпусков решил снять комнату в сельской местности, чтобы быть поближе к природе, так когда он выезжал, хозяйка заперлась у себя и выключила свет и телевизор, чтобы он подумал, будто бы ее нет дома, и махнул рукой на депозит.

– Плату до конца месяца я не смогу вам возвратить, если буду держать комнату. – Изуми снова отвернулась и застучала ножом по доске. – Но депозит должна буду вернуть, если вы… – Она остановилась и ссыпала нарезанные овощи – ярко-оранжевые кусочки моркови и темно-фиолетовые баклажанов – в миску, – …если вы решите не возвращаться.

– Хорошо. Спасибо вам большое, Мацуи-сан.

Александр подождал еще немного в дверном проеме, но хозяйка молча принялась дальше нарезать овощи, тихонько постукивая ножом по доске, и он вышел.

В «Тако» было непривычно много народа, но несколько мест у барной стойки пустовали, поэтому Александр пристроился с краю, возле здоровенного холодильника, от которого исходили волны тепла и слабое электрическое гудение, и окинул рассеянным взглядом привычную обстановку. Пузатый Хотэй[95 - ?? (буквально «полотняный/холщовый мешок») – один из «семи богов счастья», бог веселья и благополучия. Хотэй часто становится персонажем нэцкэ (??, миниатюрная резная скульптура, использовавшаяся в качестве подвесного брелока на традиционной японской одежде кимоно и косодэ) и других талисманов, приносящих удачу.], поднявший вверх обе руки и похожий на гигантскую нэцке, стоял в углу, окруженный несколькими статуэтками поменьше и кувшинами-ловушками для осьминогов, обросшими крупными морскими желудями – фудзицубо. Кисё как-то сказал, что Хотэя задвинули в угол, потому что китайские туристы, путая его с Буддой Шакьямуни, слишком любили фотографироваться с ним в обнимку и уже кое-где заметно его поцарапали, так что Фурукаве-сану пришлось, ругаясь на чем свет стоит, красить живот Хотэя темно-красной лаковой краской. Натертые до блеска прямоугольные деревянные столы, отделенные от проходов прозрачными ширмами, чтобы посетители случайно не задевали друг друга. Тихо потрескивающий керосиновый обогреватель, поставленный на перевернутый пластиковый поддон. Развешанные на стенах картины в простых рамках – по большей части с изображениями морских волн и островов, но на одной из них – мужчина в больших роговых очках, зеленой кофте и синей шляпе рыбака – должно быть, первый хозяин «Тако», а на другой – надпись легко читаемой скорописью: «камень, скатившийся вниз, знает, сколь глубоко море и сколь бездонна любовь»[96 - ?????????????????????????????????????????????? (ракка ситэ юку иси ва самадзамана кото о ситта, донна ни уми га фукай ка о донна ни аи га тэй сирэну моно дэ ару ка о, буквально «упавшему вниз камню известны многие вещи: насколько глубоко море и насколько бездонна любовь»). Стихотворение японского буддийского поэта Симмин Сакамуры (?? ??, Сакамура Симмин 6.01.1909–11.12.2006). Можно перефразировать его следующим образом: «Как камень, не падавший на самое дно моря, не знает ничего о глубине воды, так никогда не опускавшееся в глубины печали сердце не знает ничего о любви».]. Странный афоризм для места, где едят рыбу и моллюсков. На холодильнике рядом с подвешенной к потолку круглой пластиковой рыбой-фугу среди высоких бутылок из-под сакэ и вина сидела большая белая с черными пятнами манэки-нэко[97 - ??? (буквально «приглашающая кошка») – статуэтка или изображение кошки с поднятой лапкой, приносящее удачу. Манэки-нэко, сделанных из фарфора, керамики или пластмассы, можно встретить в Японии практически повсюду: в ресторанах и барах, витринах магазинов и залах игровых автоматов патинко. Чаще всего манэки-нэко – трехцветная кошка, или микэ-нэко (???), поэтому распространенное в традиции русского перевода «кот удачи», или «денежный кот», можно считать если не ошибкой, то по крайней мере неточностью.]: из-за кривовато нарисованных глаз казалось, что она смотрит не прямо перед собой, а вниз, на посетителей. Ее поднятая левая лапа мерно раскачивалась.

– А, Арэкусандору-сан, здравствуйте! Рад, что вы поправились! – Кисё поставил перед Александром чашку маття и положил теплое полотенце для рук. Синяки на его лице потемнели и были желто-фиолетового цвета, но губа уже практически зажила.

– Добрый вечер, Кисё. Как вы себя чувствуете?

– Окагэсама дэ, гэнки дэс[98 - ???????? – фраза, относящаяся к так называемым формулам вежливости, которая произносится в ответ на вопрос «Как дела?», «Как здоровье?» и означает примерно «Вашими молитвами у меня все хорошо», но в буквальном смысле – «Благодаря вашей заботе я здоров», то есть, учитывая происшедшее несколькими днями ранее, Кисё иронизирует.]. – Скороговоркой отозвался Кисё и слегка поклонился.

– Эй, Камата! – Крикнула ярко накрашенная девушка, сидевшая за барной стойкой чуть поодаль. – Ты еще и по-иностранному говоришь?! Какой ты образованный! Хэлло-у! Хау ар юу? – Она помахала рукой, и Александр понял, что она сильно пьяна. Рядом сидела ее подруга, опиравшаяся на стойку локтями и уныло смотревшая остекленевшим взглядом в почти пустой бокал с пивом. – Хелло-у! Э-эй, ты что, не слышишь меня?

– Я немного говорю по-японски, – сказал Александр.

Его ответ вызвал у девушки взрыв смеха, и она толкнула в бок свою апатичную соседку.

– Э-эй, Камата, налей-ка ей еще, она сейчас вырубится.

Когда Кисё подошел к ним с бутылкой «Кирина»[99 - ?????? (кирин би: ру) – популярная в Японии марка напитков (в том числе безалкогольного, или ???????, нон-аруко: ру, пива).], девушка подалась вперед и схватила его за рукав: