Десятое Пространство. Перевертыш

Ножом он совершал размашистые взмахи, при этом, не забывая громко проговаривать изгоняющее заклинание: «Antenti sasuria et grumaris. Persi gueno in bastie gloria». Слизневая гадость понемногу стала отходить от потолочного навершия, а экзорцист подносил к желающим шмякнуться об пол ошметкам сачок, тем самым собирая данный секрет в заранее заговоренную полость.

Когда все было готово и потолок принял чистенький вид, экзорцист поглядел на улов и присвистнул от количества набранной слизи. На сем он стал осторожно спускаться вниз. Хозяева крепко держали лестницу, чтобы магик внезапно не упал и не расплескал собранную жижу.

Благополучием разрешилось бы данное действо, если бы не одна мудреная оплошность, а именно: хозяйский сынок выхватил из брючных панталон отца, державшего лестницу, кармашек с красной солью и стремглав убежал.

Отец мигом вспылил и погнался за сынком, забыв про предприятие и про экзорциста. А тот, за неимением равновесия, расшатал древко, к которым крепились лестничные ступени и пал на холодный каменный пол, смачно расшибив голову и расплескав собранную было слизь.

Матерь заверещала, захватала руками свою голову, понеслась прочь из залы. А слизь, ухмыляясь, поплелась размножаться по дому, соединяясь с кровавым месивом неудачного магика. Отец все еще гонялся за пропажей, не замечая ничего вокруг, а тем временем у дома назначился новый владелец и им стала достопочтенная Слизь».

Велатта умолкла, чуть потупив взор.

Мадам М смотрела на девушку с материнским обожанием и любовью. Она приобняла ее за плечо и сказала нежным голосом:

– Молодчина, лиловая дева! – Марика сверкнула острым взором и указала пальцем на подергивающегося подростка, обращаясь к нему, – а теперь очередь Маришека. Расскажи нам свою историю, дорогой, а мы попытаемся ее связать с предыдущей.

Парень как-то неловко и смешно взвизгнул и поклонился два раза, а ногу вытянул таким образом, словно бы собирался пробежать десятеричный километраж. Морские волны сзади упруго поддерживали Маришека и тот, подхватив внутренним взором драгоценный папирус, начал свой рассказ.

«На пейзаже, в льдистых лапах которого высвечивалась лиловая с голубым вывеска «Кафе Тристран», собиралось действо с размытым сюрреалистическим духом.

Дремотные края этих мест нисколько не умаляли свободы собственных мнений, но четко давали понять, что чужакам здесь не место и не на йоту приняты те не будут (если конечно такие отважные странники вообще имели смелости заходить в подобные места).

Изумрудные небеса наливались соками, сулящими скорый дождь. Кафе важно плыло над рассеченной, испепеляющей жаровней солнца землей. Клубились пылевые облака, а вместе с ними воспаряли из потерянных недр и неумный поток страсти, всегда желавший чего-нибудь, хотевший прибрать в цепкие лапки чью-то душонку.

Местные нисколько не интересовались подобным и всегда проходили мимо этих клокотавших в мольбе миазмов. Зато редкие странники всегда угадывали кроссворд удачи и угождали прямо в недряные пакости. И, не в силах обрести свободу воли погибали, засыпанные под толстыми слоями жарких поцелуев.

Однажды, в какой-то по-особенному погожий денек данные местности посетил очередной одинокий странствующий. Он оглядывал местные красоты, которые в невеликом множестве цеплялись за внимание ярким красками, боролись с друг дружкой фантастическими и ужасающими картинами материальности, на которые вообще была способна манифестация форм.

Тут были и треноги животных сущей, крашеные в яркую фуксию и иридесцентную зелень, скомканные на манер клочка пожеванной бумаги. Был тут и персонаж по имени Псарня, пасть которого выпрастывала на засушенную землю детей метаморфозы, изгвазданных в кофейных кляксах и с густым птичьим пометом на тонких грудях. Странника подобное ни в коей мере не интересовало, и он шлепал дальше, выискивая то единственное, ради чего он проделывал весь этот путь.

С изумрудных небес посыпались крупные капли дождя, соскучившаяся по влаге сухая земля принялась нетерпеливо шептаться, толкая странствующего человека от кучки к кучке, чтобы тот не закрывал дождевой дозор.

«До чего же грубые и эгоистичные эти земли, никогда такого не видел!» – Думал странник, внимательно блюдя свой путь, чтобы тот его не наколол на острые землистые пакости.

А таких тут было превеликое множество. Он читал об этом в путеводителе, которые ему выдал пограничный отче. Да и сам странствующий по дороге сюда, успел пару раз увидать сие в реальном времени. Пылевые облака сами себя бросали в жаровни низин, чтобы избавиться от лишних ртов и голов.

Впереди заблистала некая вывеска лилово-голубых тонов. К отвыкшему от таких цветов взору пришлось немало поднатужиться, чтобы смочь обработать поступающую информацию и через пару коротких мгновений странник смог прочитать надписи, гласившие торжественное: «Кафе Тристран».

Странник с довольством воскликнул, ведь именно туда он и направлял свое тело, душу и дух. Чудное «Тристран» плыло по миру, облекаясь различными сказками да небылицами. Оно являло собой сердцевину того ушедшего качества, которого так не хватало в потустороннем миру. Качеством этим было «волнение», а также ощущение скорой «слитности», которое в обязательном порядке шло перед тем самым «волнением».

Неведома была слитность в привычном миру, как неведома была и эгоистическая подоплека, чье настроение в таком изобилии напылялось на многие и многие здешние материальные формы. Привычный страннику мир был сухопар и не предопределен в большей степени, чем сам Космос. «Что это за мир такой?», мог воскликнуть сторонний наблюдатель. А ему в ответ бы полетело: «Не забывай, что мозговая функция, которая все вокруг создает, принимает именно те формы, которыми его в изобилии пичкают». Тот мир напичкали срединными конусами и губешками серых плодов, а потому и стали тамошние жители подобны Нулю.

Странствующему человеку это очень надоело, и так как в нем жила искра, которую с такой старательностью выжигали Нулеблюстители, наш герой решил бежать в места, где его искру никогда не настигнут, и где эту самую искорку он мог бы привлечь к делу.

Молва шла самая различная о данных землях, оплеталась небылицами или преувеличенными неважностями. Странник по крупице собирал словеса с идеями и в один прекрасный вечер решился на путешествие. Благо попутный морской ветер благоприятствовал герою.

А отче, что находился на посту на границе благословил смелого человека и одарил путеводителем. «Это чтобы ты не потерялся и всегда находил верные пути», – напутствовал его отец. А потом добавил, – «держи Тристран перед глазами как самое ценное, что есть в твоей жизни и оно обязательно явит свой блистающий лик! Да будет так».

Тогда странствующий еще не знал, что это будет вывеска, а под вывеской означится маленькое, словно бы плывущее в клубах белесого дыма кафе. Ему казалось, что «Кафе Тристан», не иначе как зарница небесного огня, но все оказалось чуть иначе.

«Зайти внутрь нужно будет непременно, это моя стезя, я это четко ощущаю», – говорил себе странник. Человеком быть да не тварью дрожащей намыливать кости! С подобным тоном тот поплелся в отдающую лунным блеском местность.

Великий поход обозначался негаданным шествием параллельных черточек в небесных гладях. Они наблюдали за странствующим в бинокли выпученных глазниц. Говорили шелестящими словами, выплевывали буквы друг другу в рот и желали одного: нагнать странника на переливчатые глади кафе, чтобы тот разменял свое серебристое существо на лунный блеск неотступного желания, которое сулило жаркое помрачение.

Человек подбирался все ближе. Все больше становилась коробка кафе в его восприятии и наконец показался светящийся провал двери. Странник дернул полупрозрачную ручку, и та засветилась розоватым свечением, впуская гостя внутрь.

Странствующий за счастьем дух засмеялся тому, что представилось его взору. Внутренности кафе сияли бело-желтоватым, очень теплым и уютным светом. Столики и стулья медленно переливались молочными реками, а за стойкой высился бармен, с гостеприимной улыбкой протирающий невидимые бокалы.

– Приветствую Вас, уважаемый! Вы искали искры средоточия втуне, которые в вас теплели живым блеском, и я могу вас заверить, что вы отыскали то, что желали! – Поздоровался бармен.

– Мне не то нужно, – отозвался странник, – мне нужна кружка с золотистым напитком и только.

А гость, сказавший это, юлил, но выдавать своего положения вовсе не намеревался, ибо все надлежало сделать самому. Ибо посвященная индивидуальность.

Бармен чуть призадумался и ответил:

– Для вас я найду золоченого соку, а вы пока располагайте с удобством свои кости, здесь у нас не стоят!

И расселся странствующий человек, распахнул кожаную куртку, и молочному свечению показались красноватые внутренности. Никто не побрезговал и даже не «фукнул», когда страннику принесли золоченый напиток и тот влил его прямо в утробу своего светового средоточия.

– Это ведь кафе Тристран, так? – Спросил странник.

– Точно оно, заверяю вас. – Ответил улыбавшийся бармен.

– Хочу блюдо из внутренностей вашего кафе, уважаемый, будьте любезны!

– У нас только индивидуальные черточки в ходу, неназванный сэр.

– Тогда я хочу их.

– Они у вас за спиной, сэр!

Человек обернулся и увидал облачных черточек, а те глумливо скалились, нацеливая лазерное оружие на теперь уже раздетого гостя. Одна из чертей выпнула вперед кругловатую ножку в красной туфельке, рявкнув:

– А ну целуй туфель, а не то размозжим тебе дух твой, и вся твоя эго-светимость вмиг завершит космическое вращение!

Странник спокойным тоном ответил нарушившим покой:

– Не вас я звал и не вами я буду побит, а посему оставьте туфлю и убирайтесь откуда пришли. – Он отвернулся, чтобы дальше продолжить лить золото в молоко.

Черти обиженно ретировались, оставив красную туфельку на светящемся кафеле. Бармен взял обувь и водрузил ее на столик перед странником. Тот довольно кивнул розоватой головой, сказав:

– Оставь нас наедине.

Бармен ушел в подсобку и больше не показывал своего тела, ни видом, ни духом. В это время внутренности гостя призывно налились кровью, вытягиваясь к туфельке.

– Ах, светящаяся моя красота, долго я тебя ожидал, все ноги истоптал и чуть было не угодил в лапы воздушных черточек. – Говорил завершивший странствие.

Туфелька изменила цвет своего платья с красного на лиловый и ответила человеку:

– Твоя правда, любимый, теперь ты мой, а я твоя. Свет сердца проплывет вместе с нами по ароматным рекам нежности. Смелой душой нас вознаградит! – Обувка подпрыгнула на месте, желая, чтобы ее взяли в теплые руки.

Странник выполнил немую просьбу, взяв на руки сю красоту, а та продолжила говорить:

– Мы сольемся с тобой в страстном в поцелуе и растворимся навеки вечные! Ты этого желал так долго, и я хотела того же, из вечности выглядывая, ожидая прихода своего спасителя. Давай же, человек, начнем нашу музыку!

И поцелуй прикрыл собой и кафе, и сюрреализм здешних земель. Потом разросся до масштабов планетарной песни и все стало подобно истовой нежности, утопая в реках любовных потоков, как и завещала туфля!»

Парень наконец смог выдохнуть, словно таки пробежал десять километров по пустынному и жаркому шоссе.

– Отлично! – Воскликнула Мадам М, целуя Маришека в холодную щеку. Она с довольством в голосе продолжила:

– Давайте теперь выдвинем пару соединительных узелков, которые связывают истории Велатты и Маришека!

Подростки стали переглядываться друг с другом. Через пару мгновений в их глазах заблестели звездочки. Весалиса начала говорить:

– Слизневая кашица, которая фигурировала в первом рассказе розовой нитью связана с черточками из второй истории. Находясь под отравляющими эгоистическими порывами, они хотели уничтожить вторгшееся звено, странника, сулящего глобальную перемену всему миру. То есть, неудовлетворенное нападение на странника в мире Ма вышло удачным в мире Вел. Жижа захватила Дом, став единоличным правителем.

Марика хмыкнула, – хорошая версия. – Она поглядела на остальных ребят, – кто-нибудь еще желает высказаться?

Маришек снова взял словцо за бочок:

– Как по мне, обоим рассказам не хватает третьего, мы еще не услышали слово Весалисы, а уже сыпем предположениями. Было бы лучше, если бы мы могли посмотреть на всю картину целиком. Там и связывать будет легче.

– Не дурно, не дурно. – Ответила Мадам М-Марика. Она обратилась к девушке:

– Милейшая звездочка нашей реальности, Веса, твоего рассказа мы ожидаем!

Краешек чашки с юрким дребезгом встретился с зубом девушки. Весалиса вскрикнула, хватаясь за рот. К ней подплыли Треугольник и Марика. Оба принялись укладывать поранившуюся деву на мягкую и упругую поверхность морской волны.

Велатта с Маришеком наблюдали за всем со стороны, не вмешиваясь, чтобы ненароком не сделать хуже. Весалиса хотела что-то сказать, указывая окровавленным пальцем на белый потолок, но спасатели не обращали внимания на ее жесты.

Зато творившуюся чертовщину приметили чайный сервиз и цветок-папирусопрыть. Они принялись постукивать о столешницу и с хрустом жевать папирусы, желая тем образом привлечь к себе взоры.

– Господа, тут открывается порталья дыра!

– Уважаемые, обратите, пожалуйста, внимание на сочный пирог, который приготавливается над вашими головами!

Но никто ничего не замечал, все взгляды внимали ранению девушки, ее крови и ее всхлипам. А тем временем дыра делалась все больше, приоткрывая своими стенками другой мир с другой мерностью.

В нем показывались картины розовой жижи и белесых черточек, там сяк и сюк пылали космическими водоворотами, а персонажи грубых костей расплавлялись на блистающий металл и невесомость мыльных пузырей. Радужная дымка охватила края портала и вот теперь-то Треугольник наконец ощутил сладковатый аромат происходившего.

Он обернулся в шестиконечную звезду и с размаху впечатался в светящиеся полы портала. Окно портала закрылось, щелкнув на прощанье звуком разбивающегося стекла.

Тут заволакивающий сознание туман рассеялся и Мадам М обнаружила на морских руках целехонькую Весалису. У той на губах не было никакой крови и зуб оказался в полном порядке.

Ребята тоже очнулись и стали испуганно озираться по сторонам. Казалось, им послышался какой-то треск, словно жевали тонкую и ломкую бумагу, а еще звук чего-то разбившегося.

– Хрупкие тела единой нитью связывают истории внешнего мира с параллельными ипостасями своих сестер и братьев. – Придушенным голосом молвила Марика-Мадам. – Исподволь они пробираются к твоему восприятию и греют ручки у костра твоей души.

– Треугольник исчез в портале, Мадам… – Сервиз коротко всхлипывал, не в силах нести такую утрату.

– Я знаю, крошка моя. Я знаю. – Марика пошла к завернутому провалу окна в стене, через которое, недавно, ночь хотела проникнуть на процессию.

– Портал открылся в потолке! Теперь-то воспоминание всплывает в голове. И Весалиса указывала на него, но мы, захваченные гипнозом, не замечали посылаемых знаков. – Проговорил Маришек.

– И мы тоже указывали на порталью дыру! – Взгневались сервиз и цветок.

Все теперь смотрели на девушку, застывшую в упругости морской волны. Она не двигалась, не выказывала и толики духа в своем теле, словно бы из нее вынули батарейки. Марика подошла к ней и принялась растирать ее тонкие тела, приговаривая некие формулы, известные ей одной.

Чашки, стоявшие на столе, звонко затрещали, привлекая к себе внимание.

– Уважаемые, – пискляво говорили они, – нам нужно завершить церемонию, иначе все насмарку.

– Вообще Все! – Вскричал цветок-папирусопрыть.

Мадам умоляюще посмотрела на ребят, а те вмиг вняли немой просьбе подруги. Маришек сказал:

– Мы все сделаем, Марика, занимайся Весалисой. – И повернулся к Велатте, – теперь дело за нами!

– Сделаем что можем.

Они снова взяли чашки в руки, вгляделись в напиток, папирусы внутри уже нашептывали слова, и те потихоньку складывались в связные нити повествования. Велатта сказала, что начнет она, а когда почувствует, что эстафету нужно передать, то Маришек подхватит сочинительский сказ. Словеса поплыли в воздухе, заглатывая электрический свет.

«Творчеством девочка занялась почти что случайно, когда играючи перебирала квадратиками паззла, который той подарили родители. Ей тогда пришло в голову, что из каждой такой «паззлинки» можно создать еще одну или даже две красивые картинки, а из них, в свою очередь, получится еще один или два паззла. В то время она уже умела писать и читать, потому ей не требовались особые навыки, чтобы отображать в блокноте появлявшиеся образы.

Девочка пристально всматривалась в формовочный квадратик, а потом, насытившись его духом, отпускала свое восприятие в свободное плавание, а руки меж тем черкали и черкали, отображая на бумажных просторах искры вдохновенного потока.

Слова складывались в предложения, звездная пыль преображалась в планетарные системы. Чудные картины самозабвенно уносили ее маленькое тело в пространственное путешествие по неизведанным ранее территориям. Паззл открывался с новых сторон, квадратики сочленялись друг с другом самым фантастическим образом.

Течение веков или призрачные тени внешнего бытия распылялись в молодом сознании с силой взрыва, сравнимого с возникновением Сверхновой, а потом схлопывались подобно черным звездам-наоборот. Они светят в другую сторону от нашего воспринимающего аппарата. Девочка понимала, что медленно, но, верно, превращается в такую звезду, но сделать с этим ничего не могла. Течение вдохновения относило ее сущность далеко за горизонт возможного.

– Чего возможного? – Спросила она.

– Возможного, наверно, опыта? – Неуверенно ответила высь.

– Что такое Ты? – Снова вопросила девочка.

Высь задумалась, а сознание, исторгнувшее сей вопрос, полетело дальше, в неведомые области серебристого света. Иногда память опаляла крылья и делалось страшно от размаха уже пройденного пути, но страх тот был мимолетен, как мимолетны летние и солнечные дни в сибирской деревне.

Слова клокотали от невысказанности в теле у молодого сознания, а то разрывалось между вселяющими надежду полетами ввысь и мрачным низвержением в пучины отчаяния. Выбор ожидал за трескотней синего пламени, который выбрал слушателем левое ухо, оставив правое для восприятие звездной симфонии. Девочка уже не писала, реальность в ее голове сама по себе проистекала во внешние структуры космоса, изменяя под себя формы и качества.

– Как забавно, – молвила девочка, – один крохотный квадратик паззла привел к таким катастрофическим последствиям.

– Эффект бабочки, мисс? – Вклинилась тонкая высь.

– Эффект тебя, бабочка! – Ответила мисс.

В невесомом теле девочки обозначилась цель, а такого давно уже не происходило, сколько вселенных было излетано! Цель эта гласила завершить главу о некоем Треугольнике, дав волю другому направлению, которое лучше ответит настоящему вопросу.

– Что за вопрос? – Спросила мисс.

– Мистификации Мистицизма, – ответило Нечто, находившееся за границей любого познания»

Велатта щелкнула пальцами, указывая на рядом стоящего друга.