Умри со мной

РИТУΛЛ

––37–

Это странно, но за всё время, что мы здесь находились, я ни разу не была в комнате мамы. После разговора на кухне она потащила меня с собой для подготовки к ритуалу. Колдер остался получать инструктаж от Мэдисон. Теперь я словно оказываюсь в прошлом. Судя по всему, здесь ничего не менялось со времён старшей школы. На стенах плакаты популярных на тот момент исполнителей, на письменном столе стопки толстых тетрадей, поперёк комнаты стоит большая кровать с высоким матрасом, усыпанная разноцветными подушками.

– Почему здесь всё осталось нетронутым? – удивляюсь я, продолжая оглядываться.

– Твоя бабушка не сильно любит перемены. – Мама осматривает свою комнату, будто сама находится в ней впервые. – После окончания школы я уехала в колледж, – начинает рассказывать она и присаживается на кровать. Её рука в задумчивости распрямляет появившиеся складки на покрывале. – Мы не очень хорошо ладили с твоей бабушкой, поэтому я буквально оставила свою прошлую жизнь здесь и сбежала жить в кампус при первой же возможности.

– Но что между вами было не так? – интересуюсь я. Чувствую себя так, словно я не только не знаю свою бабушку, но и свою маму.

– Как ты могла заметить Мэдисон любить всё контролировать и не терпит, если что-то происходит не её воли. А мне хотелось свободы, тем более в переходном возрасте. Так что как только я получила приглашение от нужного университета, я уехала, оставив здесь практически все свои вещи. Мне хотелось начать новую жизнь, – мама на мгновение замолкает, в задумчивости уставившись в пустоту. – Там я познакомилась с твоим отцом.

Слова про отца звучат слишком неожиданно, чтобы я могла понять, как на это реагировать. Лишь внутри начинает шевелиться неприятное чувство.

– Через какое-то время мы начали жить вместе, и я сюда больше не возвращалась. – Постепенно мама начинает звучать всё более грустно. – Твоя бабушка не одобряла мои отношения с Генри, потому что он был из Ордена.

– А тебя это не пугало? – спрашиваю я, осторожно присаживаясь рядом с ней.

– Пугало. Как и его. Тогда я практиковала, и он был убеждён, что ведьмы это злые коварные существа, и я обязательно устрою ему какую-нибудь пакость. – Грустная улыбка дотрагивается до губ мамы. – Но мы всё равно полюбили друг друга.

Повисает пауза.

– А потом он познакомил меня со своим другом. Робертом.

Ого. А вот это неожиданно.

– Однажды он пришёл к нам на ужин со своей девушкой. Будущей матерью Колдера. Уже тогда я увидела, насколько она подавлена рядом с ним.

– Ты знакома с его мамой? – удивляюсь я.

– Да, виделись несколько раз. Роб не очень любил брать её с собой.

– Так значит, Роберт был… вашим другом? Тогда почему он хотел тебя убить?

– Он был другом Генри, и не знал о том, что я ведьма. Сначала. А когда узнал…

По телу пробегает холод.

– Они убили твоего отца. И открыли охоту на меня.

Голос мамы дорожит. Даже спустя столько лет ей даётся тяжело вспоминать об этом. Она едва сдерживает слёзы. Её брови хмурятся в попытке сохранить сосредоточенность и самообладание. И я узнаю в этой манере себя.

У меня нет отца, но у меня всегда была мама. И какими бы натянутыми ни были наши отношения, я люблю её и безумно рада, что нашла её живой.

Я молча придвигаюсь ближе к ней и обнимаю за плечи. Я не умею подбирать слова в подобных ситуациях, тем более произносить их вслух. Поэтому всё, что я сейчас могу, это быть с ней рядом.

– Всё в порядке, дорогая. – Мама кладёт ладонь на мою руку. Её голос звучит бодрее. – Сейчас, когда Роберт мёртв, я, наконец, чувствую облегчение. И пусть Генри уже нет со мной рядом, он мне подарил частичку себя. Тебя.

Разговор становится слишком сентиментальным.

– Мам…

– Мэднесс, я не против Колдера, – резко переводит тему мама, – я знаю, кто его воспитывал и понимаю как. Он не виноват в этом. Но… Он из Ордена, а значит, всё может закончиться очень плохо. Ты уверена, что хочешь связать с ним свою жизнь?

Я кашляю, поперхнувшись слюнями от неожиданности.

– Связать жизнь?

– Мы собираемся провести ритуал, это что-то вроде тёмного венчания, – поясняет мама.

– Вау, – с растерянным удивлением выдыхаю я.

Мне нравится Колдер. Очень. Он мне жизненно необходим. Но мне всего лишь семнадцать. Могу ли я принять решение на всю жизнь?

– Но что, если мы… расстанемся? – задаю я вопрос. От этой мысли в моей грудной клетке тоненько скулит сердце.

– В принципе ничего смертельного, – не очень уверенно отвечает мама.

– В принципе? – скептично подмечаю я.

– Ваши души будут связаны, а это означает, что окончательно вы друг друга не отпустите никогда. И как это на вас скажется – неизвестно. Такие ритуалы не проводятся каждый день.

Я на секунду возвожу глаза в потолок – я и без ритуалов не умею отпускать близких мне людей.

– А Колдер знает об этом? Сомневаюсь, что он готов пойти на такие условия.

– Почему ты так думаешь, Мэдди? – Мама поворачивается лицом ко мне и с искренним недоумением заглядывает в мои глаза. – Он влюблён в тебя. Конечно же, он влюблён в тебя. По-другому и быть не может, ты ведь такая красивая и умная девочка.

Разве может мама сказать иначе? Я грустно улыбаюсь ей в ответ.

Даже если Колдер не испытывает ко мне таких же сильных чувств, как я к нему, мы как минимум должны это сделать ради того, чтобы снять проклятие и, возможно, навсегда покончить с враждой Ордена с ведьмами.

– Спасибо, мам. А теперь давай подготовимся, у нас осталось мало времени.

– Да, нужно поспешить. Я найду для тебя белое платье. – Мама встаёт с кровати и открывает шкаф.

– Белое? – уточняю я. – Я думала это «тёмное», – изображаю кавычки в воздухе, – венчание. Почему платье должно быть белым?

– Белый цвет сочетает в себе весь спектр света, а, следовательно, и всю силу. Белое одеяние означает собранность духа и чистые намерения. В разных культурах мира особое отношение к белому цвету, но давай теорией займёмся потом, – кряхтит мама, роясь в своём шкафу. – Вот оно! – победно восклицает она и демонстрирует мне атласный кусочек ткани.

– Немного не по сезону… – скептично подмечаю я.

– Я меньше всего хочу, чтобы моя дочь заболела, но ритуал не займёт много времени. Примерь.

Издаю смиренный вздох и начинаю аккуратно стягивать с себя джинсы. Главное не повредить бинт, который Колдер так старательно повязал вокруг моего бедра сегодня утром. Стараюсь делать всё быстро и незаметно, чтобы мама не задалась лишними вопросами. Повреждённой руки и сегодняшнего дня с переживаниями с неё хватит. Благо она продолжает рыться в своём шкафу, предаваясь воспоминаниям о своей юности.

– Готово, – сообщаю я, нырнув в белый кокон.

Платье-комбинация свободно струится по моим формам, падая в пол. Оно слегка великовато мне и сидит на тонких лямках чуть ниже, чем хотелось бы. Я борюсь с желанием поддеть под него футболку, но понимаю, что кроме белья у меня нет с собой ничего белого.

– Ты выглядишь очаровательно, – восторгается мама, конечно же, игнорируя тот факт, что платье мне велико. – Жаль, ты не надеваешь платья каждый день.

Я закатываю глаза. Наши вечные споры по поводу моего внешнего вида.

– Теперь мы можем идти, бабушка должна была всё подготовить.

На заднем дворе темно. Небо усыпано звёздами, и я не могу удержаться, чтобы не насладиться этим редким для меня видом. Почти сразу нахожу созвездие Кассиопеи и чувствую себя чуточку уютней. Будто я дома. Я вспоминаю тот вечер, когда Колдер рассказал мне о ней. Тогда мы были такими чужими, но отчаянно желавшими близости. Я опускаю голову и ловлю взгляд Колдера в нескольких футах от себя. Как мы зашли так далеко?

Луч полной луны прокладывает тропу до импровизированного алтаря в виде винтажного круглого столика, около которого меня уже ждут бабушка с Колдером. Я медленно ступаю тяжёлыми чёрными ботинками по тусклому свету. Здесь не так холодно как в Шелтоне, но ночной воздух кусает. Я непроизвольно вздрагиваю и потираю себя за плечи.

– Привет, – ласково произносит Колдер, когда я останавливаюсь напротив него. Его заставили надеть белую футболку. И я ухмыляюсь уголком губ.

– Привет, – шёпотом отвечаю я.

– Возьмитесь за руку, – командует бабушка.

Колдер без колебаний берёт мои руки в свои и накрывает их тёплыми ладонями.

– Igonis ignite!

Я вздрагиваю сначала от резких слов Мэдисон, а затем от вспыхнувших свечей, образовавших кольцо вокруг нас троих. Я даже не заметила их сначала. Уголок губ Колдера подпрыгивает вверх, выдавая его добрую насмешку надо мной. Шуточно обидевшись, я едва заметно показываю ему кончик языка. В эту секунду очередного нашего дурачества, я как никогда уверена в происходящем.

Мэдисон разводит руки поднятыми ладонями вверх и запрокидывает голову к небу. Её глаза бледнеют, оставляя в них слабый холодно-голубой оттенок.

– Saatus, – произносит она и замолкает. А вместе с ней и всё вокруг. Тишина становится до боли оглушительной. Атмосфера уплотняется. Становится тяжело дышать. Воздух вдыхается, словно резина.

– Ego Mitchell filie, obsucro ut impleos proces mias. ad superiora me converte. Moledectum quod dedisti, aufer quaeso. Perfecit proposetum.

Поднимается ветер, заставляя опавшие листья танцевать вокруг нас в неистовом танце. Мои волосы разлетаются в разные стороны и бьют по лицу.

– Дай мне руку, Колдер, – просит Мэдисон. Он делает, как она говорит, продолжая удерживать второй рукой мою.

Мэдисон без промедлений берёт со стола ритуальный кинжал и прокалывает Колдеру подушечку указательного пальца. Затем выдавливает каплю крови на пламя свечи. Дальше она проделывает то же самое со мной. Я тайком смотрю на парня, замечая, как он слегка морщится, испытывая мою боль. Неужели ничего не получится?

– Posthaec dolectio super amnia est. Demitte haec carde a deloribus. Pasthec quisqoe suom dolarem habit. Set ita!

Ветер в секунду прекращается. Я будто выныриваю из толщи воды, лёгкие жадно набирают кислород. Все свечи гаснут, и мы оказываемся в бледном свете блуждающей по небу луны. Распахнутыми в непонимании глазами я смотрю на Колдера. Он – на меня.

Всё закончилось? Это сработало? Как чувствует себя Колдер? Что делать дальше? Столько вопросов, но я боюсь нарушить таинство своим голосом.

– Всё закончилось, – словно прочитав мои мысли, объявляет бабушка.

– Получилось? – спрашиваю я, с надеждой глядя на неё.

Мэдисон молчит, прожигая меня своим ледяным прозрачным взглядом. Затем она неожиданно щипает меня за плечо.

– Ай! – Подскакиваю я. – Это ещё за что?..

В следующую секунду меня щепает Колдер за второе плечо.

– Эй, вы чего?

– Сработало! – восклицает парень. – Я не чувствую твоей боли. Чёрт возьми, это сработало! – Колдер загребает меня в объятья.

Кажется, этот день претендует быть лучшим в моей жизни. Я отвечаю на объятия Колдера, впуская в сердце радость, пусть пока и очень хрупкую. Поднимаясь на носочки, кладу подбородок на его плечо и устремляю взгляд в небо, впитывая свет каждой звезды в себя.

НОЯБРЬ ЖИЗНИ

––38–

Возвращение обратно в Шелтон оказалось сложным. В спешке брошенный дом воспринимался чужим и холодным. Но уже через пару дней присутствие мамы наполнило его уютом, и жизнь начала обретать привычный ход вещей.

Однако Колдер так и не давал о себе знать. Ему пришлось остаться в Сиэтле и решить вопросы с фирмой отца, Орденом и – самое сложное – с мамой. Мучительным было то, что я не могла ему с этим помочь. И даже не имела с ним связи. Он не восстановил свой номер телефона и не появлялся в соцсетях. Или я просто об этом не знала. По привычке это заставляло меня плавать в омуте из тоски и страдания и постепенно опускаться на дно, где я начинала думать, что Колдер не хочет меня больше видеть, и между нами всё кончено.

К этому добавились проблемы со школой, которая ещё немного и весь город подняла бы на уши. Сначала в администрации решили, что я злостная прогульщица, и попытались связаться с моей мамой. Но, не сумев этого сделать, обратились к органам опеки и полиции. Нам с трудом удалось избежать штрафов и наказания. Но слухи в школе поползли, и возвращаться в обитель косых взглядов, усмешек и обсуждения было последним, чего бы мне сейчас хотелось.

Но больше всего меня пугал разговор с Кэтрин. Если она вообще захочет со мной говорить. Мы не настолько близки, чтобы я могла рассказать ей всю правду, но достаточно для того, чтобы я объяснила, куда я пропала и почему Колдер вряд ли вернётся и будет с ней вместе. Тот факт, что мы с ним переспали, я планирую утаить. Это не делает меня ни хорошей подругой, ни просто хорошим человеком, но… Скорее всего, Колдер для нас обеих останется ярким воспоминанием, поэтому лучше побыстрее перевернуть эту страницу без лишней драмы.

Утро ноября. Что может быть хуже и бесполезней ноября? Самый обречённый и тоскливый месяц в году. Как и моя жизнь сейчас. Я не выспалась, меня тошнит от голода и волнения, и я собираюсь в школу. Ещё несколько дней назад, мне казалось это чем-то, что делают люди в параллельной вселенной, но вот она я. Снова живу своей обычной жизнью. Снова без Колдера.

Дорога/кофе/парковка. Иду по коридору с горячим напитком в руках, держась за него, словно за спасательный круг. Вновь прячусь за красной помадой и безразличным взглядом. Те, кто узнаёт меня, смотрят с откровенным удивлением, но быстро отводят взгляд. Некоторые тайком перешёптываются, но в остальном на меня пялятся не многим больше чем раньше.

Я направляюсь к шкафчику Кэтрин, чтобы с ней поговорить и не мучить себя ожиданием. Девушка как раз захлопывает дверцу локера и собирается уходить, но встречается лицом со мной.

– Привет, Кэт, – осторожно здороваюсь я.

Подруга от неожиданности округляет глаза.

– Мэдди? Вау, – выдыхает она удивление. – Не ожидала тебя увидеть.

В ней чувствуются недоверие и сдержанность.

– Да… Последняя неделя выдалась нелёгкой, – словно оправдываясь произношу я. – Кэт, извини, что не выходила на связь…

– Я думала, мы подруги, – перебивает меня Кэтрин. А я думала, подруга – нечто большее, чем просто свободные уши и жилетка, так что в её искреннем беспокойстве о нашей дружбе я сомневаюсь. – Ты могла хотя бы предупредить, что тебя не будет в школе.

Кэтрин двигается дальше, направляясь на урок. Мне приходится объясняться на ходу.

– Моя мама… Ты же помнишь, что она была в отпуске? У неё возникли проблемы в аэропорте Сиэтла, ничего серьёзного, просто бюрократия. В общем, мне нужно было срочно передать ей кое-какие документы.

Мне кажется, я несу полнейший бред, но это единственное, что я могу придумать, исключив все магические подробности.

– Знаешь, что больше всего странно во всей этой истории? – Кэтрин наконец останавливается и смотрит на меня. Она откидывает прядь длинных волос с плеча и выпрямляет спину. Ей отчаянно хочется сохранить достоинство, произнося следующие слова: – Ты пропала из школы одновременно с новенькими. И если Крис меня мало интересует, то Колдер – даже очень. Он точно так же, как и ты не отвечает мне ни в фэйсбуке, ни в снэпчате, а его телефон недоступен. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Этого разговора я и боялась. Кэтрин не волновало моё отсутствие в школе, её волновало лишь отсутствие меня с Колдером.

– С чего бы мне об этом знать?

– Вот ты где, детка! – Вокруг талии Кэтрин смыкаются мужские руки. Парень разворачивает девушку к себе и накрывает её губы быстрым и грубым поцелуем. Она даже не успевает опомниться.

Я тоже.

Это Колдер.

Я стою и просто смотрю, как мой любимый человек целует другую девушку прямо на моих глазах. Мир начинает плыть и сгущаться в разноцветную массу. Я почти уверена, что сошла с ума или попала во временую петлю, когда Колдер только появился в школе, и между нами ещё ничего не было. Как он здесь оказался?

– Где ты был, чёрт возьми! – возмущается Кэтрин и шутливо бьёт его кулаком в грудь. В её глазах сверкает улыбка, хоть она и пытается надуть в недовольстве губы.

– Нужно было отлучиться из города, – без подробностей отвечает он. Затем наконец замечает меня. – Привет, Мэд, как жизнь?

Я не считаю нужным что-либо отвечать и, обойдя парочку, ухожу прочь. Обида и боль разрывают изнутри, мне не хватает воздуха, а глаза начинают застилать собирающиеся слёзы. Я не могу позволить себе заплакать. Но я плачу. Забегаю в туалет, чтобы скрыться от поедающих глаз и давящего шума. Я прислоняюсь спиной к кафельной стене, пытаясь почувствовать отрезвляющий холод, но я не чувствую ничего. Кроме внезапно вибрирующего телефона в заднем кармане джинсов. Смотрю на экран и вижу оповещение о том, что я сошла с ума.

«Мэд, ты в порядке?»

«Куда ты убежала?»

Сообщение от «Любимый».

Он даже не сменил номер телефона.

Дрожь поселяется в каждом пальце моих рук. Я едва не роняю телефон. На трясущихся ногах делаю шаг к умывальнику, потому что мне кажется, что меня вот-вот вырвет. Чёрная дыра на белой керамике утопает вглубь и тянет меня за собой.

Мне нужно взять себя в руки. Стоит только подумать о том, что мне предстоит идти в администрацию, объяснять, почему я опоздала на урок, получать допуск, снова идти в класс, оказываться у всех на виду… Новый спазм скручивает мой желудок. Нет. Пора идти на урок.

Я проскальзываю в класс вместе с последней парой ребят и занимаю своё привычное место. Кэтрин уже сидит передо мной. Надеюсь, она не обернётся.

Она оборачивается ко мне.

– Эй, куда ты пропала? – звенит она приторным голоском. С появлением Колдера её настроение взлетело вверх. Её вопрос почти тот же, что в первый день появления ребят в школе. Я хочу проснуться из этого кошмара.

– В туалет, – отвечаю я не глядя на неё.

– Как ты себя чувствуешь? – В интонацию девушки закрадываются ноты сомнения. – Выглядишь бледной. Я имею в виду… больше, чем обычно.

– Я в порядке. – Мне приходится посмотреть на Кэт, чтобы добавить убедительности своим словам.

Она пожимает плечами и отворачивается. Машинально бросаю быстрый взгляд в сторону Колдера, прежде чем осознаю это. Он наблюдал за нами всё это время. Наблюдал за мной. Меня обдаёт кипятком, и я поспешно топлю глаза среди букв открытой на парте книги.

На остаток дня я становлюсь призраком и скитаюсь из кабинета в кабинет, стараясь не попадаться никому на глаза. Сообщений от Колдера больше не было. Как и от Кэтрин. Я решаю, что это к лучшему – одной мне будет спокойней пережить последний год и уехать в колледж, где я никого не буду знать. И никто не будет знать меня.

В этот вечер я впервые за долгое время сажусь рисовать. Внутри, где-то под слоями боли и обиды, меня обжигает гнев. Я злюсь на саму себя, на свою глупость/наивность/никчёмность. Карандаш лежит в руке древним стволом дерева, массивным и неповоротливым, не желающим, чтобы тревожили его мшистый покой. Но я упорно вожу грифелем по бумаге, рисуя острые черты лица. Постепенно они превращаются в меня. В ту, какой я себя вижу и чувствую. Погасшие глаза, тени под ними, впавшие щёки, опущенные уголки губ. Пустая и серая.

Так проходит неделя. Я нащупываю баланс между разрывающей болью предательства и парализующей апатией и перетекаю изо дня в день. Кэтрин, кажется, не замечает моего настроения, её мысли заняты Колдером. Они почти всегда вместе, что облегчает мне задачу избегать их. Пятница означает для меня спасение. Она пахнет долгожданным спокойствием и горьким одиночеством. Я устала целую неделю притворяться, что я в порядке, и жаждала оказаться дома, запереться в комнате и умереть и не выходить оттуда ближайшие несколько лет. Но я знаю, что стоит мне остаться наедине с собой, меня сожрут заживо мои демоны.

Дома пустота. Мама на работе и будет только завтра. В пятницу всегда много людей, и ресторан работает допоздна, ехать в ночь мама не любит, поэтому она остаётся на ночь у коллеги по работе и возвращается в субботу днём. Раньше я любила пятницы и своё одиночество, но теперь, когда я чуть не потеряла маму и потеряла Колдера, я потеряла себя. Оставаясь одной, я начинаю думать, что меня и вовсе не существует. Поэтому я устраиваюсь на диване в гостиной с горячим кофе, пледом и сериалом, чьи герои составляют мне компанию и помогают забыться.

Когда раздаётся стук в дверь, моё сердце замирает. Жуткое/сюрреалистичное чувство дежавю сжимает сердце. Я выключаю звук у телевизора, оставляя картинку, и медленно крадусь к двери на ватных ногах. Стук раздаётся вновь, и я вздрагиваю от неожиданности.

Господи, на кого я стала похожа. Боюсь открыть дверь.

Взяв себя в руки я всё же это делаю. На крыльце оказывается Колдер. На чёрном капюшоне сверкает россыпь дождевых жемчужин. Хмурый взгляд исподлобья скрывается за небрежно выбившимися пшеничными прядями. Руки убраны в карманы, а плечи опущены, будто он пытается казаться незаметней.