Порох. Бабочки. Шипы
– Не буду я ничего решать, – возмущается он.
– Будешь. Иначе нам придется посетить кабинет директора.
– Да и пофиг. Я там бываю чаще, чем на уроках.
– Ладно, – я захожу с другой стороны. – Тогда как насчет небольшой сделки? Если сейчас правильно решаешь эти примеры, то за вводную контрольную, которую мы будем писать на следующей неделе, поставлю тебе пятерку автоматом.
Класс гудит громче, а я не прерываю зрительного контакта с Артемом. Да, может быть, я поступаю не совсем честно, но мне просто необходимо, чтобы этот раунд остался за мной.
– Идет, – хмыкает он и легкой пружинящей походкой идет к доске. Забирает у меня из рук мел и переводит взгляд на уравнения.
Я встаю рядом и наблюдаю, как он хмурится и напряженно морщится, пытаясь найти правильное решение. Беззвучно шевелит губами и, спустя почти минуту, неуверенно пишет ответ на первое задание. Следующие он решает быстрее и, закончив с последним, смотрит на меня.
– Ну как?
– Извини, Артем, но ни одного попадания. Придется писать проверочную вместе со всеми.
– Черт! – ругается он со злостью, а потом, поймав мой осуждающий взгляд, с сарказмом добавляет: – Извините.
Собирается вернуться на свое место, но я его останавливаю, поймав за рукав безразмерной кофты. Поворачиваюсь лицом к доске и, забрав мел, начинаю объяснять, где он допустил ошибки. Бегло рассказываю ему и всем остальным правильное решение и записываю верный ответ. Понимаю, что восполнить за пять минут все пробелы в знаниях у меня не выйдет, но начинать с чего-то нужно.
Оглядываюсь на класс. Большинство не заинтересовано в том, что я сейчас говорю. Кто-то болтает, даже не глядя на доску, кто-то пялится в телефон. Некоторые вроде бы и смотрят, но особого понимания в глазах у них я не вижу. То, насколько они не ориентируются в материале, меня немного ужасает, особенно учитывая тот факт, что никто особо и не стремится восполнить недостающие знания.
Артем с невозмутимым видом смотрит на доску. Поза у него расслабленная и даже скучающая: руки засунуты в карманы джинсов, а голова небрежно наклонена вбок. У меня не получается понять, уяснил ли он хоть что-то из моего объяснения, потому что вид его до невозможного отстранен.
Я решительно стираю все написанное с доски и пишу новые уравнения, аналогичные предыдущим. Хочу понять, способен ли он анализировать и схватывать информацию, или даже не пытается это сделать. Поэтому вновь вручаю ему мел со словами:
– Еще один шанс. Условия прежние.
Артем без энтузиазма берет у меня мел и медленно подходит вплотную к доске. На этот раз он справляется даже быстрее, и я расплываюсь в улыбке, поняв, что мальчик все решил правильно.
– Молодец, – искренне хвалю его я. – Не так уж и сложно, верно? Пятерка твоя.
Он довольно улыбается и, кажется, даже вполне искренне. Я жду, пока Артем под одобрительные возгласы одноклассников вернется на место, и только после этого говорю:
– Главное, что вы должны понять – я вам не враг. И у меня нет цели завалить вас и наставить двоек, я хочу научить вас понимать предмет.
Меня прерывает звонок, означающий, что наш классный час окончен. Ребята тут же шумно подскакивают с мест, а самые проворные выбегают еще до того, как я успеваю отпустить всех по домам.
– Можете быть свободны, – повысив голос, обращаюсь я к тем, кто еще не успел уйти. – Увидимся завтра.
Глава 3. С новосельем
Саша
– И кому только пришла в голову идея дать тебе этот класс отморозков? – возмущается Лара, сидящая у меня на кухне с бокалом вина в руках.
Я раскладываю на тарелке только что нарезанный сыр и пожимаю плечами.
– Наверное, решили найти козла отпущения. А кто подходит на эту роль лучше, чем вчерашняя студентка?
Лара хмурит брови и, схватив с тарелки ломтик сыра, цедит сквозь зубы:
– Это все Жанна Аркадьевна, точно тебе говорю. Она, кажется, вообще людей терпеть не может, особенно молодых и красивых женщин. А, ну еще и детей тоже, – она заливисто смеется. – Ей бы надсмотрщиком в тюрьме быть, а не учителем в школе.
– Я уж думала, это она конкретно меня невзлюбила.
– Скажешь тоже. Она меня весь прошлый год шпыняла. То я не так выгляжу, то не так преподаю, то неправильно оценки ставлю. Как-то раз заявила, что я неверно сочинения проверяю и даю детям слишком большую свободу мнения. Но благо она только на словах цеплялась, потому что на самом деле в моем предмете ничего не смыслит, а вот тебе, подруга, не повезло.
Я тяжело вздыхаю – да уж, это я уже и сама поняла.
– Но ничего, не кисни! Максимум, что она сделает – будет таскаться к тебе на уроки и вставлять свое очень важное мнение по поводу твоих компетентности и знаний. Ты, главное, не обращай внимания, и тогда она быстро потеряет интерес. От меня она уже после Нового года отстала, а если в следующем сентябре к нам еще кто-нибудь новенький устроится, то Жанна о тебе и думать забудет – перекинется на свежую кровь.
Ага, а пока свежая кровь – это я. И до следующего года нужно еще дожить, не уволившись и не послав завуча далеко и надолго.
– А если с твоим классом будут проблемы, не стесняйся, сразу вызывай к директору. И можешь еще нашего физрука Семена Михайловича попросить воздействовать – он единственный, кроме директора, кого они в открытую матом не посылают. Потому что боятся получить в ответ – Михалыч церемониться не будет, ему все эти новомодные методы воспитания, где детей и пальцем трогать нельзя, до лампочки.
– Сегодня они вели себя довольно прилично, – замечаю я, делая глоток вина. – А Артем Колмогоров, оказывается, вполне способен решить квадратные уравнения, если предварительно ему их объяснить.
Подруга громко смеется и поудобнее устраивается на небольшом кухонном диванчике.
– Ты только не вздумай такое сказать Жанне Аркадьевне. Она у них до тебя математику вела, и я через день от нее в учительской слышала возмущения по поводу того, насколько они все, а в особенности Колмогоров, непроходимо тупы. И странно, что их вообще отправили учиться в обычную школу, а не коррекционную.
– Ну не знаю, – я почему-то испытываю острую потребность вступиться за своего ученика даже перед Ларой. – Он сегодня легко справился с моим заданием после объяснения.
– Не могу судить объективно. Меня, к счастью, миновала участь вести их уроки, у них другой учитель. Но пару раз я ее заменяла, и мне хватило. Колмогоров у нас вообще звезда школы. Если где-то что-то произошло – он и его дружки точно приложили к этому руки.
– Да что они делают-то? Максимум, что я увидела сегодня – это отсутствие заинтересованности в учебе и уважения к учителю.
– Подожди, Саш, – уверенно заявляет подруга. – Это они просто присматривались. Только за последний месяц прошлого учебного года они успели несколько раз подраться, причем прямо в стенах школы, курили в подсобке, срывали уроки своим поведением или просто на них не являлись всем классом, подложили несчастной биологичке на стол дохлую мышь, а Колмогоров еще и чуть не устроил пожар в мужском туалете. А, точно, еще разбили стекло в окне актового зала прямо во время выпускного – вот там паники было. Ну и, само собой, хамят, грубят, никого слушать не желают.
– А что родители?
– Да кто их знает. Постоянно таскаются к директору, а толку? У Колмогорова, например, только отец, матери нет. И выглядит он вполне прилично, статный такой мужчина, бизнесмен вроде бы какой-то. Яблочко от яблони далеко упало.
Я рассеянно киваю. Обнаружить у себя на столе дохлую мышь мне совсем не хочется, и после рассказов Лары желание уволиться раньше, чем это произойдет, только нарастает. Заметив мое выражение лица, подруга приобнимает меня за плечо, а потом щедро плескает в бокал еще вина.
– Да ладно тебе, Сашуль! Я же говорю, чуть только зубы начнут показывать – к директору их, и пусть Анатолий Семенович сам с ними разбирается.
Я снова киваю и делаю большой глоток вина. Понимаю правильность совета подруги, но не слишком хочу к нему прислушиваться. То ли во мне бурлит еще успевший угаснуть преподавательский энтузиазм, и хочется достучаться до этих ребят, то ли на меня произвел впечатление правильный ответ Колмогорова у доски. Но, мне кажется, не могут все двадцать человек в классе быть глупы и агрессивны. А еще у всякого поведения должна иметься причина, и не просто так у них появилось антиобщественная позиция.
Подруга же пользуется моей небольшой заминкой и выразительно поигрывает бровями:
– Ладно, забудь про детишек. Скажи мне лучше, как тебе Ян?
– Неплохо, – я неосознанно улыбаюсь, вспомнив выразительные зеленые глаза и подкачанную фигуру.
– Неплохо? – возмущенно всплескивает руками Лара. – Да он на десять из десяти! Воспитанный, красивый, обходительный и, главное, свободный. Если бы не Макс, я бы сама за ним приударила, – она смеется. – А еще ты в курсе, кто его отец?
– Нет.
– Он сын Анатолия Семеновича.
– Курбатова? Директора? – удивленно спрашиваю я, будто мы с ней знаем еще какого-то другого Анатолия Семеновича.
– Ага, – кивает подруга. – Поэтому не надо гадать, кто займет директорское место, после того как он соберется на пенсию. Так что Ян еще и перспективный. И, кстати, запал на тебя.
– Что?
– Что слышала. Видела я, какими глазами он смотрел на тебя – так и раздевал взглядом.
– Скажешь тоже, – фыркаю я. – Это еще не показатель того, что он запал.
– Точно тебе говорю, Сашуль! И ты, если не растеряешься, легко можешь прибрать к рукам самого завидного холостяка школы.
Я только отмахиваюсь от ее слов. Мне вообще никакой холостяк не нужен, даже самый завидный. У меня пока другие приоритеты: обустроиться в школе и на новом месте жительства, подружиться со своим классом и вообще заняться карьерой. И отношения находятся где-то на самом дне моих интересов. Да, отрицать тот факт, что Ян привлекателен, сложно и глупо. Но прилагать усилия, даже минимальные, чтобы он стал моим, я не собираюсь.
– Ты знаешь, что романы на рабочем месте редко хорошо заканчиваются? – парирую я.
– Почему это? Вот наши географ и химичка уже лет десять вместе, а когда-то тоже в школе познакомились. – Лара так энергично взмахивает рукой с бокалом, что капли из него разлетаются по всему столу.
Я укоризненно смотрю на нее и протираю столешницу полотенцем. Делаю глоток вина и примирительно сообщаю:
– Ладно, я подумаю, обещаю.
Лариса довольно кивает и принимается подробно рассказывать про свой отпуск, а я радуюсь, что ее удовлетворил такой ответ. И мне не придется весь следующий час слушать, какой Ян замечательный и почему мне жизненно необходимо начать с ним встречаться. Выпустив весь пар, скопившийся после визита к родственникам, Лара, наконец, вспоминает, зачем вообще пришла ко мне в гости, и принимается за распаковку коробок и сумок. Я включаю веселую музыку, подливаю нам еще вина, и мы вместе развешиваем в шкафу вещи, расставляем на кухне посуду и наводим уют.
Через пару часов квартира перестает напоминать приют беженцев, а становится вполне милой и симпатичной. И я с удовольствием отмечаю, что впервые с момента переезда, чувствую себя как дома – комфортно и уютно. Лара откидывается на диван и обводит глазами плод наших совместных трудов.
– Ну вот, совсем другое дело. С новосельем, подруга!
– Спасибо, что помогла.
– Ерунда, – Лариса делает последний глоток вина и с сожалением ставит на стол пустой бокал. – Пора идти домой, а то завтра на работу.
Она недовольно кривится и поднимается на ноги. Обнимает меня на прощание и повторяет, как рада, что я теперь живу неподалеку. Я спускаюсь вместе с подругой на улицу, и мы садимся на лавочку в ожидании такси, которое должно доставить Лару домой. Уже темно, и старый двор выглядит жутковатым и устрашающим: огромные деревья с корявыми ветками, заслоняющие собой небо, облезлые металлические ограждения на детской площадке и протяжно скрипящие от каждого порыва ветра качели. В этот момент мне кажется, что я совершила ошибку, переехав сюда из элитки в центре города, но я тут же отгоняю от себя эту мысль, не давая ей засесть в голове и окрепнуть. Сейчас не время сомневаться в собственных решениях.
Посадив Лару в машину, я поднимаюсь обратно в квартиру. Она встречает меня приглушенной музыкой и чистотой, и я облегченно выдыхаю: сегодня находиться здесь намного приятнее, чем вчера. После рабочего дня, уборки и вина наваливается тяжелая усталость, поэтому я принимаю душ и ныряю под одеяло. Сон приходит сразу же, и я засыпаю быстрее, чем успеваю коснуться головой подушки.
Глава 4. Тяжелое утро
Ярослав
Я просыпаюсь оттого, что за стенкой кто-то громко стонет, а еще от ритмичных шлепков. Морщусь и, открыв глаза, упираюсь взглядом в пожелтевший от времени и сигаретного дыма потолок. Голова гудит, а горло саднит от сухости. Я кашляю и с трудом глотаю слюну.
Опускаю ноги с кровати и сажусь. Тело отчаянно сопротивляется тому, чтобы я принимал вертикальное положение. Почти вслепую нашарив на тумбочке пачку сигарет, достаю одну и прикуриваю.
Затягиваюсь поглубже, пытаясь восстановить в памяти события вчерашнего вечера, но они упорно не хотят выстраиваться в прямую линию, мелькая лишь разрозненными вспышками. Вот пришёл мой друг Марат, принеся с собой бутылку виски. Потом нам стало скучно, и он позвал в гости каких-то девчонок. После мы пили что-то ещё, но я уже не мог точно сказать, что именно. А дальше – память подкидывает картинки, как мы курили прямо на диване, пили с Маратом на спор, не закусывая, и орали во все горло песни на балконе.
То, как одна из девчонок оказалась в моей постели, я не помню, но сомневаться в том, что этой ночью у нас что-то было с длинноногой рыжеволосой девицей, не приходится. Ее пушистые кудрявые волосы разбросаны по всей подушке, и она, высунув из-под одеяла одну ногу, сладко спит. Девушка полностью обнажена, как и я, и вряд ли мы просто решили раздеться перед сном.
Я вздыхаю и прикрываю глаза. Надеюсь, у меня хватило ума надеть защиту – обычно этот рефлекс срабатывал в любом состоянии. Только неожиданных детей мне не хватало, особенно тех, которые изначально не нужны ни одному родителю. Этим дерьмом я сыт по горло.
Стоны за стенкой становятся все громче, а к шлепкам тел друг по другу присоединяется стук спинки дивана о стену. Усмехаюсь: откуда только у Марата столько сил. Вряд ли он выпил намного меньше, а меня при одной только мысли о таких интенсивных фрикциях начинает подташнивать.
– Яр, – неожиданно ощущаю, как девушка проводит мне рукой по плечу, и поворачиваюсь к ней вполоборота.
– Что?
– Поделишься? – Она указывает длинным тонким пальцем на сигарету в моих руках. Я согласно киваю и, протянув ей пачку, помогаю прикурить.
Девушка приподнимается на локте, а потом жадно затягивается. Одеяло падает с её плеча, оголяя красивую высокую грудь, и кровь, минуя все остальные органы, устремляется прямо в район паха. И, кажется, я начинаю понимать, откуда Марат находит в себе силы пытаться сломать мой диван.
Она переводит взгляд вниз и усмехается. А потом лёгким движением сбрасывает с себя одеяло и притягивает меня поближе, накрывая губы поцелуем. Я тянусь к ней в ответ и наваливаюсь сверху, вдавливая в кровать всем весом. Она стонет и прижимается крепче, обхватывая меня руками за плечи, а ногами за торс.
Пальцами шарю в ящике тумбочки в поиске презерватива, а девушка хрипло шепчет мне в ухо:
– Я пью таблетки, можно без него.
Игнорирую её заявление и все равно достаю квадратную фольгированную упаковку, которую разрываю зубами. Никогда не прислушиваюсь к подобным заверениям девушки и предпочитаю перестраховаться. И надеюсь, что ночью у меня тоже хватило на это мозгов.
Резко вхожу в неё и начинаю быстро наращивать темп. Девушка сначала возмущенно шипит, но тут же ловит мой ритм и принимается сладко постанывать.
За стенкой вторит её подруга, и это не то отвлекает, не то заводит ещё сильнее. Отключаю голову и концентрируюсь только на собственных ощущениях. Я даже мало беспокоюсь о том, дойдёт ли до конца моя сегодняшняя партнерша – мне просто хочется закончить поскорее. Разрядка наступает быстро – слишком быстро, чтобы она тоже успела дойти до оргазма. Но рыжеволосая красотка не выглядит расстроенной, напротив, улыбается и гладит меня по спине, слегка царапая длинными ногтями.
Рывком отодвигаюсь в сторону – не люблю эти проявления никому не нужных ласк. Она оказывается сообразительной и не настаивает на продолжении, только коротко смеётся и откидывается на подушку, утопая в облаке рыжих волос.
Я встаю с кровати и, натянув спортивные штаны, выхожу из комнаты. На кухне стоит такой холод, что голая кожа на торсе тут же покрывается мурашками – это Марат сидит в одних трусах на табуретке у открытого настежь окна и курит. Несмотря на то что лето закончилось всего пару дней назад, ночи стоят холодные, а разгоряченное тело чувствует это особенно остро.
Но закрыть окно не прошу, потому что на кухне стоит явно ощутимый запах перегара, сигарет и чужих духов. Под столом две пустых бутылки виски и еще одна коньяка, а рядом с ними лежат опрокинутые тары из-под вина, но это уже, наверное, девчонок. Пол усыпан крошками от чипсов, а подоконник заставлен тарелками, выполняющими собой роль пепельниц. Простынь на диване смята настолько, что превратилась в спутанный комок ткани в изголовье. Марат приветственно кивает мне и лениво потягивается. Его черные, как смоль, волосы, обычно собранные в коротенький хвостик на затылке, сейчас заправлены за уши, а темно-карие глаза смотрят с обычным лукавым прищуром.
– Привет, Яр, – после очередной затяжки здоровается друг.
– Привет. – Я огибаю разложенный диван, чтобы пройти к раковине. Кухня не такая уж большая, и, если в сложенном виде, он еще спокойно помещается у длинной стены, то сейчас занимает почти все свободное пространство.
– Чего такой хмурый?
– Голова взрывается. – Я морщусь и наливаю полный стакан воды, а потом открываю навесной шкаф в поисках обезболивающего. Киваю на диван: – Надеюсь, он цел?
– Прости, братишка, но, похоже, какому-то механизму пришел конец, – Мара смеется, а я безразлично машу рукой. Этот диван старше меня, и ему самое место на помойке, а не в квартире, где он каким-то чудом доживает свой век.
– Хрен с ним, – отвечаю я, закидываю найденную таблетку в рот и запиваю водой.
– Твоя-то кровать хоть цела? – усмехается друг. – Я смотрю, Лиля неплохо постаралась для тебя.
Увидев замешательство на моем лице, Марат смеется в голос и поясняет:
– Да, братишка, ту рыжую бестию в твоей постели зовут Лиля.
– Я вообще ни хрена не помню, что было вчера, – делюсь я. – Знал ведь, что мешать виски с коньяком – плохая идея.
– Стареешь, Яр, – Марат поднимается с табуретки и хлопает меня по плечу.
– Пошел ты.
Мара беззлобно улыбается и поднимает с пола свои джинсы. Надевает и оглядывается в поисках футболки. Она находится в щели между диваном и стеной, и парень, придирчиво оглядев ее, как может, расправляет руками складки, и натягивает.
– Ты сегодня выходной? – интересуется он, и я киваю.
– К счастью, да. Иначе бы я сдох с похмелья прямо на работе.
– Сейчас Настя выйдет из душа, и мы сваливаем, мне надо еще заехать в пару мест. Оставить Лилю?
– Нет.
– Уверен? Ладно, тогда пойду скажу красотке, чтобы собиралась. Закину их домой по дороге.
Марат удаляется с кухни, а я щелкаю кнопкой чайника и достаю с полки банку растворимого кофе. Насыпаю в кружку полную ложку с горкой и жду, пока закипит вода. Шум душа смолкает, а из коридора доносятся приглушенные звуки разговора – Мара что-то тихо втолковывает, а недовольный женский голос, в котором проскальзывают раздраженные нотки, изредка ему отвечает.
Я даже не прислушиваюсь к разговору, мне все равно, что они там выясняют. Я заливаю кипятком гранулы кофе и глубоко втягиваю аромат. С кружкой в руках подхожу к окну, которое все еще распахнуто, и, высунувшись наружу, вдыхаю свежий утренний воздух. В кронах деревьев, растущих вдоль дома, негромко щебечут птицы, а осторожные солнечные лучи пробиваются через толщу листвы, едва достигая тротуара. Беру с подоконника сигареты, оставленные Маратом, и глубоко затягиваюсь.
Смотрю вниз, и в этот момент железная дверь подъезда громко хлопает, и на улицу выходит девушка. Ее светлые волосы мягкими волнами спускаются с плеч, и на них тут же начинают играть блики солнца. На ней надета строгая белая блуза и узкая юбка до колена, а в руках девушка сжимает легкую кожаную куртку. Помедлив несколько секунд, она ежится от порыва холодного ветра и накидывает ее себе на плечи. А потом ровным, уверенным шагом пересекает двор, цокая каблуками туфель по асфальту. В тишине раннего утра этот звук кажется особенно громким, и голова тут же отзывается новой волной боли.
Я провожаю девушку удивленным взглядом. Никогда не видел ее здесь раньше, хотя живу в этой квартире много лет и знаю всех обитателей мрачной серой пятиэтажки. Потом вспоминаю: пару недель назад с квартиры на третьем этаже съехали жильцы, и догадываюсь, что незнакомка поселилась именно там. Или это приехавшая в гости родственница. А, может, чья-то подружка, сбегающая рано утром.
– Ярослав, – слышу я за спиной голос Лили и злюсь. И почему она не может тоже незаметно исчезнуть из моей квартиры?
Я оборачиваюсь. Марат стоит у нее за спиной и, извиняясь, пожимает плечами. А потом разворачивается и громко кричит:
– Насть, я тороплюсь, детка. Собирайся скорее.
– Ярослав, – повторяет Лиля и проходит на кухню, оказываясь ближе ко мне. Она уже успела одеться, и теперь на ней короткое цветастое платье с тонкими бретелями.
Лиля натянуто улыбается и ждет, пока я что-нибудь скажу. Я молчу и делаю очередной большой глоток. Она нетерпеливо кривит губы:
– Я бы тоже не отказалась от кофе.
– Кружки вон там, – я киваю на шкафчик над мойкой.
– Не хочешь за мной поухаживать?
Я не хочу. Но все равно достаю вторую кружку и, сыпанув кофе, плескаю в нее кипяток. Движения получаются отрывистыми и резкими, и, пожалуй, обижают девушку сильнее, чем, если бы я просто сказал “нет”. Ставлю перед ней кофе и грубо замечаю:
– Извини, сахар закончился.
Лиля даже не притрагивается к напитку, от которого поднимается пар. Между нами повисает неприятная тишина, и я в очередной раз зарекаюсь приглашать девушек домой. Лучше быстро уйти самому, чем пытаться выпроводить ту, что никак не желает уходить.
– Тебе пора, – наконец нарушаю молчание.
– И все? Ни “спасибо, мне было хорошо с тобой”, ни “оставь мне свой номер, я позвоню”, ни “увидимся еще”?
– Спасибо, мне было хорошо с тобой, – усмехаясь, повторяю я. – А что касается остального, ты же понимаешь: я не позвоню?
– Не зарекайся, – Лиля коварно улыбается, подходит вплотную и проводит кончиками пальцев по животу. Потом опускается ниже, касаясь члена через ткань штанов. Я шумно выдыхаю, а она наклоняется еще ближе и мягко прикусывает мочку уха. – Я оставила номер на тумбочке. Будет скучно – звони.
И, плавно покачивая бедрами, удаляется из кухни. Провожаю ее взглядом, понимая, что вряд ли действительно наберу ее номер, как бы скучно ни было. Ко мне заглядывает Марат, уже полностью одетый и даже с привычным хвостиком.
– Кот, сегодня в восемь, помнишь?
– Помню, помню, – вяло отмахиваюсь я. – Давай уже, вали.
Я слышу, как захлопывается входная дверь, и наконец-то остаюсь один. Большим глотком допиваю кофе, достаю из шкафа огромный мусорный пакет и скидываю в него все последствия вчерашней гулянки. Забрасываю в стиральную машинку постельное белье и пытаюсь сложить диван. Мара не ошибся – механизм и правда сломался, и когда мне все-таки удается с ним справиться, жутко трещит и дергается. Не уверен, что потом его опять получится разложить, но это не так уж важно.
В холодильнике шаром покати, а желудок начинает сводить от голода, и я заказываю доставку пиццы. А пока курьер едет, собираю с пола пылесосом мусор и крошки. И даже успеваю отжаться пару десятков раз и принять ледяной душ для бодрости. И к моменту, когда коробка с горячей пиццей оказывается у меня на столе, квартира перестает напоминать наркопритон, а снова становится обычной холостяцкой берлогой.
Времени до вечера еще полно, поэтому я успеваю даже поспать и приготовить нехитрый ужин из жареной картошки и сосисок. Из дома выхожу только после семи, когда на город начинают опускаться плотные сумерки. Возле подъезда меня ждет неприятный сюрприз – Галина Петровна, соседка с первого этажа. Она сидит на лавочке, закутанная в шерстяной платок и засаленную жилетку, и щелкает семечки в смотанный из старой газеты кулек. Полностью седые волосы собраны в аккуратный пучок, а морщинистое лицо почти всегда выглядит так, словно перед ней постоянно лежит невидимая гора стухшего мусора.
Заметив меня, она кривит лицо еще сильнее и недовольно цедит:
