Забытые чувства

Он оборачивается к нам, и я едва его узнаю. За то время, что мы не виделись, он сильно похудел, от этого морщины на его лице стали еще глубже, в волосах появилось больше седины. Черные глаза по-прежнему внушают страх, буквально отталкивают от себя, однако теперь я замечаю в них усталость. Это все еще босс Короны, жестокий мужчина, способный убивать без колебаний, но либо это я изменилась, либо болезнь действительно подкосила его. Он больше не пугает меня, не вызывает желания подчиниться. Забавно. Раньше мне казалось, что он непобедим. Среди итальянской мафии мой отец как раз был тем самым чудовищем, о котором рассказывают детям, чтобы те слушались. Мол, не доешь кашу, и Карлос Эспасито заберет тебя прямиком в преисподнюю, где превратит в подобное себе чудовище.

Он окидывает нас быстрым безразличным взглядом. Я медленно прохожу к камину, огибая диван. Его черные глаза пристально наблюдают, подмечают, что Эдда двигается следом за мной, старается держаться ближе ко мне. Ни одна из нас не садится. Женщинам запрещалось садится, если мужчины стоят. И это только одно из многочисленных идиотских правил в нашем мире. К моему огромному сожалению, они превратились в неприятные рефлексы, заложенные с детства.

– Здравствуй, отец. – равнодушно приветствую я.

Он тяжело вздыхает и переводит взгляд на сестру.

– Где Бьянка?

Эдда не успевает раскрыть рот, как я отвечаю за нее:

– Она не ее тень. И не обязана следить за каждым ее шагом.

Тяжелый взгляд, который он посылает мне, должен был меня заткнуть, вот только он почему-то больше не действует на меня, как прежде.

– Кажется, я не разрешал тебе говорить.

От тона его голоса Эдда рядом со мной напрягается, рефлекторно опустив голову. В детстве и у меня бежали мурашки от этих угрожающих хриплых ноток. Отец намеренно всегда растягивает слова, никогда не повышает голос. Этого и не требуется. Его внушительная фигура, черные глаза и низкий голос делают свое дело. От этого властного тона его подчиненные до сих пор делают в штаны. Для меня же это жирный знак. Отец зол. На меня. До сих пор.

– Бьянка скоро будет здесь. – вмешивается Эдда, дабы предотвратить конфликт, на который я откровенно нарываюсь.

Вдруг раздается рев мотора. У отца есть личный выход в сад, тот, что ведет к главным воротам. Так что нам отлично слышно, как мотоцикл подъезжает к особняку. Мы с Эддой переглядываемся. Бьянка дома. Отец снова отворачивается к окну, убрав руки за спину, и кабинет погружается в тяжелую давящую тишину. Прямо таки представляю, как сестра глушит мотор, снимает свой розовый шлем, возможно, подмигивает молодым охранникам и не торопясь, направляется ко входу.

Через минут пять дверь кабинета распахивается без какого-либо стука. Бьянка ураганом врывается в кабинет. Некогда черные волосы теперь огненно-рыжей копной торчат в разные стороны. Она покрасилась. Даже брови рыжие. Большие черные глаза без труда находят меня, и на ее лице появляется знакомая самодовольная ухмылка.

– Лос-Анджелес? – спрашивает она Эдду, которая рассматривает ее с легким удивлением. Видимо, смена облика произошла совсем недавно.

– Да. – отвечает сестра спустя пару секунд.

– Я же говорила. – ухмыляется Бьянка.

Она продолжает широко улыбаться, когда подходит к столу, когда отодвигает один из стульев и когда плюхается в него, закинув ноги на стол. Это вызывает у меня улыбку, а у Эдды мигрень. Она прикрывает лицо одной рукой, потирая виски. Через несколько мгновений Эдда снова выпрямляется, натянув на себя маску безразличия.

Я перевожу взгляд на младшую сестру. Белая обтягивающая футболка без рукавов с неглубоким вырезом на груди, кожаные штаны и пыльные ботинки. Ее правое предплечье обвивает черная татуировка в виде змеи. Отец сломал ей эту руку, когда впервые увидел. Потом нашел тату-мастера, который сделал это и…скажем так, этот мастер больше никогда не сможет делать татуировки. Надеюсь, что волосы и брови она покрасила себе сама.

Мы трое ждем, когда отец заговорит. Даже Бьянка молчит, рассматривая меня с головы до ног. Ее большие оленьи глаза излучают множество разных эмоций, буквально горят огнем.

– Я болен. – вдруг нарушает тишину отец, и Бьянка переводит взгляд на его спину. – И у меня осталось не так много времени.

Рот Бьянки открывается, и она широко улыбается нам, но в следующую секунду до нее начинает доходить истинный смысл его слов и последствия, с которыми нам всем придется столкнуться. Она проглатывает улыбку, поза становится менее расслабленной, а на лице появляется серьезность, которую она редко демонстрирует. Бьянка только кажется легкомысленной, и это ее основное оружие. Так же, как мое хладнокровие и сдержанность Эдды. Мы все носим маски, которые когда-то помогли нам выжить.

– В ближайшие пару месяцев, мне нужно будет подготовить приемника для передачи власти.

Мы втроем переглядываемся. Значит, он уже выбрал приемника. Остается только надеятся, что это кто-то из нашей семьи. Например, дядя. С ним можно будет договориться. Возможно, у меня получится сделать так, чтобы нас с сестрами не тронули.

– И кого ты выбрал в качестве приемника? – спрашиваю я.

– Как того и требует традиция, мой первенец станет следующим боссом.

Отец оборачивается, его черный взгляд тут же устремляется ко мне, игнорируя сестер.

Мои брови сходятся на переносице, потому что его слова вообще не имеют никакого смысла. Абсолютно.

– Это невозможно, твой первенец… – я осекаюсь, заметив решительность в черноте его глаз.

– Ты. – заканчивает отец.

И это короткое слово по ощущениям напоминает разрыв бомбы. Прямо в моей грудной клетке.

2

Доминика

На его лице нет и тени сомнения. И я всерьез задумываюсь над тем, что он, должно быть, окончательно слетел с катушек. Да, у него всегда были проблемы с доверием. И он воспитывал нас практически так же, как другие воспитывают своих сыновей, но я –следующий босс Короны? Это уже перебор. Ни один капо не примет этого. Война начнется прежде, чем отец испустит последний вздох.

Тишину нарушает тихий смешок. Отец тут же переводит взгляд с меня на Бьянку. Я вижу, как кулаки за его спиной сжимаются, как лицо приобретает то самое выражение. Он всегда так выглядит перед убийством.

– Встань. – тихо говорит он, слегка склонив голову набок. Сейчас перед нами раненый хищник, и Бьянка в своей обычной манере тычет в него палкой. Вместо того, чтобы подчиниться приказу, она поднимает на меня глаза, выгнув бровь, будто бы спрашивая разрешения. Я едва заметно киваю, и она тут же вскакивает на ноги, устремившись к отцу. Тот уже вышел из-за стола, и стоит Бьянке приблизиться, как он замахивается и отвешивает ей звонкую пощечину. Ее голова резко дергается в нашу сторону, и я замечаю ухмылку на ее лице, которую она тут же подавляет, выпрямившись. Отец бьет снова. На этот раз по другой щеке. Эдда делает шаг вперед, не выдержав, но я тут же пригвождаю ее к месту взглядом. Мы обе знаем, что сделаем только хуже, вмешавшись. Это она читает в моих глазах, поэтому кивает, поджав губы.

– Извинись за проявленное неуважение. – рычит отец, возвышаясь над Бьянкой.

Она низко опускает голову и тут же отвечает тихим, дрожащим голосом, от которого челюсти отца лишь сильнее сжимаются.

– Прошу прощения, отец.

Он смеряет ее взглядом, полным отвращения.

– А теперь пошла вон отсюда.

Бьянку не нужно просить дважды. Как только она разворачивается на пятках, на ее губах растягивается жуткая окровавленная улыбка. Большим пальцем она смахивает кровь с подбородка и тут же слизывает ее, подмигнув нам. Вот же маленькая социопатка.

Как только она скрывается за дверью, отец отмахивается и от нас:

– Вы тоже идите. Потом поговорим.

Последнее он говорит мне. По тону его голоса становится ясно, возражения не принимаются. И плевать, что он только что сбросил на меня ядерную бомбу. Как я и говорила, только его слова имеют вес. И не только под этой крышей, но и в этом городе.

Подавив рвущиеся из меня слова, я выхожу из кабинета вслед за сестрами.

Бьянка стоит, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Кровь с нижней губы продолжает капать на ее белую футболку, но сестре вообще нет до этого дела. Любой, проживший в этом особняке хотя бы год рано или поздно привыкает к крови. А мы выросли в этих стенах. Разбитая губа ничто по сравнению с выпущенными кишками или развороченной грудной клеткой…

– У тебя цель по жизни выводить отца из себя? – раздраженно шепчет Эдда.

Бьянка фыркает.

– Неужели так заметно?

Она отталкивается от стены, и мы вместе направляемся дальше по коридору в сторону лестницы. Я иду сзади, наблюдая за их перебранкой.