Коллекция королевы

– Верно! Манипуляторы они! Циничные, собаки. Знаю я их, с отпрысками пять лет учился и наслушался до хрена.

– Это с чьими?

– Богатеев наших дерьмовых!

– Ах вот оно что! Теперь я понимаю, почему ты так доморощенные цитрусы полюбил. У тебя своего рода классовое чувство неприятия возникло.

– Кирилл Игнатьевич, откуда бы классовое? Вы же нашу семью знаете.

– Конечно! Катя по отцу, деду твоему, голубых кровей. А богатеи, они «парвеню» большей частью. Из грязи в князи. И вот ты, как настоящий дворянин… – прищурился насмешливо Кирилл.

– Я смотрю, Вы надо мной опять смеётесь?

– Не без этого. Но объясни. Хоть попробуй.

– Я много сам думал. Я себя, как мог, дожимал. Понимаете, я не люмпен, не маргинал. И не завистник тоже, ей богу. Петя осёкся, глянул на Бисера и добавил:

– Ну да, почему Вы должны мне верить! Вы откуда про Лимонова взяли? Я же не говорил.

– Стенки у тебя говорящие. Помнишь, ты меня всё позорил? Картина Репина «Не ждали»? Сам ты знаешь, что там на них? – съехидничал Кирилл.

– Ох, не напоминайте. Ну пьяный был!

– Так вот, на правой стенке у тебя плакаты из «Trainspotting», а на торце – цитаты из «Это я, Эдичка» и призыв. Что-то вроде:

Я на доллары плевал,

Я как ты – «национал»!

Вы – большие дураки,

Ну а мы – большевики!

– Я книги Лимонова читал. С его позицией человеческой и идеями у меня ничего общего нет, но писатель он… – объяснил Кирилл.

– А я нет. Просто с ребятами оттуда познакомился, – честно признался Пётр.

– Мальчики, идите, пожалуйста ужинать! – позвала из столовой Катя.

– Давайте вместе про экономистов-капиталистов поговорим. Мне тоже интересно. И потом утка перестоится!

Когда все уселись, Катя добавила, обращаясь к сыну:

– Я всю эту историю отлично помню. У меня с английским не так хорошо, как у Киры, и поэтому я всё переводами пробавлялась. А наш Стеклярус всех тогдашних «чикагцев» в подлиннике читал.

– Было дело, – подтвердил тот. – Других, кроме Фридмена, плохо помню. Им я всегда восхищался и яростно его идеи пропагандировал. А Фридмен – ультрарыночник. Государственного вмешательства в экономику не признаёт и дармоедов кормить не желает. Это если совсем уж примитивно.

– Катёна, а можно мне ещё ножку с яблочком? Ох, до чего вкусно! У меня даже никаких угрызений совести, что я так много сожрал, – объявил Кирилл. – Я прожую и докончу свою грандиозную мысль. Так, теперь можно. Смотри, Кать, твой потомок, как и ты буржуев не любит. Он считает, что будущее за конвергенцией американского капитализма и социализма советского образца. Словно по Гэлбрэйну, прямо как ты. Вот и не верь после этого в наследственность!

– Я, Кира, верю. Однако, наследственность наследственностью, но придётся вернуться к «наследству», – произнесла нерешительно Катя и смущённо поглядела на Петю. – Ты, сыночек, спрашивай, если хочешь. Я постараюсь… Может не сразу… Я обещаю ответить!

– Мам, мне Кирилл Игнатьевич всё рассказал. Он меня однажды назвал: «молодой бегемот». Я бегемот, мам? – жалобно спросил рыжий. – Ты прости, пожалуйста!

– Да ладно, – вздохнула она, – нам надо обсудить, что будем делать. И ты, Кира, хотел о чем-то мне рассказать.

– Хорошо, ребята. Слово для доклада предоставляется мне. Командовать парадом тоже буду я, как старший.

– И умнейший? – вмешалась, смеясь Катя.

– Да нет, я уже Пете сказал. Старший по званию. Ты у нас лейтенант медицинской службы?

– Я – старший лейтенант, а Петрусь просто лейтенант.

– Вот именно. А я майор запаса. Итак, теперь серьёзно. Мы дальше пойдём «по цепочке», но уже вместе с Петей. Мы скопируем все документы, что имеем и будем иметь, а оригиналы положим в сейф. Мы найдём адвоката здесь и возьмём адвоката там.

– Где?

– В Мюнхене. Я уже отдал распоряжение своему юристу найти подходящего человека.

– Подожди-подожди. Всё это так серьёзно? – прошелестела Катя, побледнев.

– Сейчас я к этому перейду. Я начал «цепочку» и пришёл к нашей Соне. Мне сказали, что Андрея убили… Я не поверил. Я подумал: может, ошибка? Или, как выражаются наши органы, «бытовуха»? Выпили много? Или ревность? Бывает! Я не принял этого всерьёз. Я взял там письмо Андрея, но сразу не прочёл, а пошёл куда глаза глядят и забрёл в ресторан «Сулико» на Новом Арбате. Там я поел и начал читать. Не скрою, мне было тяжело.

Он поднял на Петю глаза и вздохнул. Встал, прошёлся и снова сел.

– Петя, видишь, то, о чем пишет Андрей, обо всех нас: меня, Кате, моей покойной жены Саши, тебя, моей Лизы так близко касается! Так страшно задевает! Я скоро понял, что больше не могу. Сделал перерыв и решил – выпью кофе и уйду. В гостинице дочитаю. Кофе я заказал, но принесла его не моя официантка, а мужик. Точно, мужик! Правда, лица совсем не помню. Зато помню противный металлический вкус у капучино.

– Я выпил и собрался в клозет. Нет-нет! Я расплатился уже с моей официанткой, что раньше еду приносила, вещи забрал и ушёл. По дороге зашёл в туалет, а дальше провал.

– Очнулся в кабинете директора ресторана на диване. Все мои шмотки, Деньги и документы были при мне. Директор такой, Руслан Демьяныч, душа-человек, так объяснил: мне стало плохо в туалете, они вызвали врача. Тот ничего не нашёл, кроме глубокого обморока. Возможно переутомление. Однако Руслан распорядился взять кровь на токсикологический анализ. А меня сам в гостиницу отвёз и обещал позвонить, когда будет результат.

Петька ловил каждое слово, открыв рот, и Катя слушала, затаив дыхание. Между тем Кирилл продолжал, теперь обращаясь к ней.

– После всех этих развлечений я решил передохнуть. Дай, думаю, поеду к Сарьяше. Посидим вдвоём, поговорим… Мы обсудили с тобой положение вещей, и решили, что я должен представиться Петру Андреевичу.

Он сделал лёгкий поклон в сторону парня, но глаза его не выражали насмешки.

– Значит, я всё же Синица. Он говорит твой отец, он говорит, Пётр Андреевич… – мелькнуло в голове у того.

– Дальше дело было так. Я поехал, и у нас события начали развиваться с потрясающей быстротой. Я с утра с Петей познакомился. Мы обменялись мнениями о взаимоотношениях генераций и современной музыке…

Петька запыхтел и прыснул, а его мама с интересом, улыбаясь, переводила глаза с одного «мужичка» на другого.

– Ну обменялись, – тоже улыбнулся Бисер, – потом выбрались на воздух, поехали завтракать. И я обо всей этой истории в «Сулико» почти забыл. Я что подумал? Ведь впрямь, в последнее время не то, что устал, а очень нервничал. Воспоминания тяжёлые донимали. Затем ещё перелёт, мало ли! Да, стало плохо. Опять-таки, бывает! И надо же нам было с Петей попасть в ресторан к Акакию Алхазашвили!

Для бедной Кати это было уже слишком.

– А это ещё кто? Акакий? Ох, что это я. Почему ты мне, Кира, про обморок не сказал? Нужно немедленно меры принять. Грамотно! Профессионально! Кира, я тебе говорю! – она потрясла Бисера за плечо.

– Кать, перестань. Что я, красна девица? Да и потом, это я раньше считал, что просто без чувств хлопнулся. А теперь Акакий внёс ясность.

– Кирилл Игнатьевич, можно я маме про Акакия расскажу? – попросил Петька.

Кирилл кивнул, и он затараторил.

– Мама, мы там поели. Акакий – это хозяин «Аланьи». Он раньше был актёром. Такой смешной, усатый! Сначала с акцентом с нами говорил -нарочно! А потом перестал.

– Так, а теперь снова я, – скомандовал «майор запаса» и двинулся дальше.

– Ты знаешь, Кать, я Грузию всегда любил. Вот мы с ним и разговорились немного, с Акакием. Он вроде нас, москвич, может чуть старше… И слово за слово я ему про историю в «Сулико» рассказал. А в ответ услышал примерно вот что. Я салага и наивный карась. Он директора Руслана лично знает и сейчас ему позвонит. Он, Акакий, огонь и воду прошёл. А иначе в Москве каши не сваришь. И чует нижним чутьём, дело не чисто. Я всё-таки закурю. Катюша, дай мне пожалуйста, сигаретку. Твою дамскую тоже можно, – Бисер взял зажигалку, взглянул, повертел и убрал обратно. – Впрочем, не будем малодушничать. Слушайте дальше. Алхазашвили сразу же позвонил. Я вот думаю, а если бы я не встретил его, этого Акакия? Руслан мне, в конце концов, ничем не обязан. Я чуть не забыл, а он тем более мог забыть! Да, так вот. Эти двое знают друг друга уже давно, так как Акакий, настоящий грузин-кулинар, а Руслан старается от души учиться у кого может. Короче, анализ готов. В крови нашли препарат. Классический случай «выключения клиента», особенно популярный у девиц лёгкого поведения. Действует через час-полтора. Но доза была лошадиная, поэтому мне мой кофе поперёк горла стал. Видно, у этого гада мало времени было.

– Постой, но зачем? Ты же сказал: «ничего не украли.»

– Я немного голову поломал, и вот что считаю. Необязательно брать, если всё прочесть. А за мной можно и дальше следить. Я куда надо сам приведу. Они и следят!

– Ещё того не легче! – простонала Катя.

– Я случайно дряхленький москвичок приметил, как он за нами приземлился, когда мы к «Аланье» подрулили. И то только потому, что там стоять нельзя было, где он притулился. А потом очень просто. Мы с Акакием ненадолго к нему в кабинет заскочили, а следом в подвал. Он мне вина свои показал. В это время хмырь москвичовый тут же к Петьке подсел.

– Мама, он меня всё время всякую ерунду спрашивал, просто прилип как банный лист. А затем быстро отчалил, – подтвердил парень.

– Понимаешь, Кать, мы уже к тебе поехали, и Петя мне об этом прямо в машине рассказал. И я после акакиевой накачки сразу сообразил ему позвонить и навести справки. Оказывается, его сынишка Гоги хмыря заметил. Москвичок потом рванул с места, что твой мерседес. Видно, под старым железом мотор что надо стоит. Но главное, оказалось – к столику, где мы с Петей сидели, снизу жучок аккуратно прилеплен. Миниатюрный такой. Зело современный. Акакиевый охранник -бывший специалист по микроэлектронике, очень хвалил. Говорит, больших денег стоит!

Катя Сарьян молчала. В комнате воцарилась напряжённая тишина, и Кирилл попытался разрядить обстановку.

– Катюша, не волнуйся! Мы тоже не младенцы, правда, Петь? Я тряхну старыми связями, поищу новые. А то ещё можно Петю из дела в целях безопасности пока исключить. Кать, а Кать? Да, наверно, так лучше, -проговорил он, не обращая внимания на протестующие жесты рыжего «не младенца».

– Кира, – медленно начала Катя, – я сначала не хотела тебе говорить, да и не уверена была…

– Что такое? – насторожился Бисер.

– Сегодня я с работы пришла домой, и мне показалось… Понимаешь, всякие мелочи. Книжка лежит не так. В кабинете дверь приоткрыта. Ключик от секретера вынут и висит на цепочке. И запах… Я думала, может быть, Петя был, но он не курит. В кухне, однако, недавно курили. Словом, – она собралась с духом и закончила, – у нас был кто-то чужой!

Глава 25

– Петя, тут фрукты, конфеты и прочее. Не стесняйся. Мы пошепчемся немного. А потом все вместе спустимся в кофейню.

Анатолий Александрович Мордвин усадил Петю за стеклянную перегородку перед столиком с большой вазой винограда с персиками. Петя скосил глаза: и вправду, печенье, шоколад, высокие бокалы толстого голубого стекла с апельсиновым соком. Мордвин пригласил друзей, Катя и Кирилл с Соней прошли за ним в малый зал заседаний и уселись вместе за ореховый овальный стол.

– Давайте, братцы. У меня сейчас до двух время. А потом, как обычно. Разных дел просто прорва. Простите, ради бога, что так недолго, и на работе. С другой стороны, здесь даже удобнее.

Они заговорили все сразу, перебивая друг друга, волнуясь и горячась. Они спотыкались на общем прошлом и пускались в воспоминания. Наконец поток, побурлив, превратился в тихую речку, пожурчал немного и высох.

– Хорошо, теперь подведём итоги. Я хочу сразу сказать. Не сомневаюсь, что за вами следят и отношусь к этому всерьёз. Я подумаю, что можно сделать. Подключу всех, кого смогу. И у меня первый вопрос такой. Что Андрей мог оставить сыну? – Анатолий взглянул на Катю. Но она промолчала. Начал Кирилл.

– Я себя тоже двадцать раз спрашивал. Деньги? Но деньги сейчас можно просто перевести Кате или Пете, например, прямо с Кипра. Кстати, в Москве надо объяснять, откуда деньги взялись? В Германии – да. Может быть…

– И я думаю, деньги вряд ли. А что тогда? Ценности? Слушай, ну откуда у Синицы и вдруг ценности? Совершенно не такой был человек. Никогда у него ничего не держалось, – вмешалась Соня.

– Тогда остаётся информация. Информация, которая стоит денег! – Анатолий опять выжидательно покосился на Катю.

– Ребята, вы что имеете в виду? Шантаж? Андрей? – на этот раз не выдержала она. Щёки у неё запылали, голос дрогнул.

И снова заговорили все вместе. Разговор сделался общим.

– Люди меняются…

– Я совсем не хочу сказать, что он был «хороший парень». Но шантаж, да ещё «сыну передать»! Да он плевал на сына!

– Как раз сейчас – нет! И потом: «из любого дерьма вытащи»! Чушь! Подумай, человек знал, что умирает. Он мог «о душе подумать» или наоборот сделаться совсем равнодушным…

– А тогда бы он ничего не предпринимал!

– Верно. Или что-нибудь сделал «назло врагам». Судьбе отомстил. Тоже не подходит.

– Значит остаётся только искреннее желание помочь сыну. Ну что, тогда это информация, а не компромат. К примеру – сведения о долгах. Мог ему кто быть должен? Запросто!

– Стойте, ребята, – вздохнула Соня, – Про сына… Он мне раз сказал: «Я остался таким же как был». И дальше: «Никого не хочу подставлять, но парень должен всё-таки стать мужчиной. Я так и не стал».

Чудесный подмосковный вечер догорал и курился. Солнце наполовину опустилось в озеро, по ложбинкам поднялся туман. На берегу выгнула серебряную спинку палатка. А неподалёку со спиннингами сидели двое мужчин и не спеша беседовали у костерка. Рядом сушила синее брюхо перевёрнутая байдарка. Было тихо. Только булькал на костре котелок, да комарьё к ночи завело свой зу-у-ммм.

– Старик, я подумал, никто не сделает, кроме и лучше тебя. Как только я по своим каналам узнал, что фамилия «Синица» в банке данных по «Кузнецам»… Конечно, это моя личная просьба. Но я знаю, ты и по службе, да? Должен ты курировать «Кузнечное дело»? – начал тот, что повыше.

– Я тут для тебя кое-что подсобрал… Постой, ты же ещё не сказал, да или нет?

– Анатолий Александрович, как иначе? Конечно, да! – спортивный хорошо сложенный блондин затянулся последний раз и бросил сигарету в огонь.

– Понимаешь, это мои ребята. Они ни сном, ни духом! Почему, кто, зачем их ловит? При чём «Кузнецы»? Ты слушай…

Солнце совсем опустилось, большая рыба плеснула и ушла под воду. Мужчины подкинули дровишек в костёр, пламя взметнулось вверх. Высокий то принимался жестикулировать, то вставал, то садился. Длинные тени их скрещивались и расходились на прибрежном песке. Наконец он закончил рассказ:

– Теперь ты знаешь столько же, сколько я. А про «цепочку»… Вот смотри. Всё, что смог! – он протянул собеседнику дискету в футляре.

– Я всех подряд опросил. А потом, где сам на запись наговорил, где их записал. Там нескладухи порядком, и иногда разнобой. Прошло же двадцать пять лет! Но в целом, можно понять.

– Ты знаешь, я что-то устал, – сказал он немного погодя. – Я спать пошёл. А ты посидишь ещё?

– Да, Анатолий Александрович, я… Ой, смотрите, что это? – второй, обернувшись к озеру, с изумлением показал на нем светящуюся дорожку. Над водой роились лёгкие эльфы. В последних лучах солнца их крылья отсвечивали радугой. Они садились на воду, на байдарку, листья и ветви деревьев, прямо на землю. Их было столько, что, казалось, сам воздух мелко дрожал.

– Что? Ах это… Это подёнки. Красивые, бестии! Но вот живут только один день. Ладно, спокойной ночи! Холодно становится.

– Точно. И мне тоже. Спокойной ночи, товарищ полковник, – блондин застегнул куртку и надел капюшон.

– Только один… День. Или один шанс. Что ж, надо успеть!

Он устроился поудобнее, вставил дискету в плеер и включил синий тумблер. В его ушах зазвучал голос Мордвина.

Катерина рассказала примерно так.

– Всё началось в десятом с Сеньки Китаева. Красивый сероглазый стройный Сеня познакомился с девушкой старше себя. Она была медсестрой, служила в анатомичке. Начал он с ней встречаться, и вот что из этого вышло. Такая работа, доступ к опасным вещам. Никто не знает теперь, сама девица Рая была морфинистка? Сенька из любопытства у ней морфий раздобыл? Но он однажды начал и, как в поговорке: «коготок увяз – всей птичке пропасть.» Ребята, как узнали, пробовали вмешаться. Он таял на глазах. Он нуждался в помощи. И пару раз помогала докторская дочка Сонька, опираясь на семейные связи. Но связи – это родители. Однако… Сеня у Раи стал ночевать, к тому же морфий – нет, это не для предков. В «компании» решили, что о Сеньке только на «шисе». Тут надо сделать небольшое отступление. Кто из детей не хотел бы суметь поговорить между собой так, чтобы взрослые не поняли ни шиша? И полезно, и интересно. Поэтому, вероятно, появился язык для школьных. Это было не очень сложно, но с налёту не разберёшься. В общем, так: они брали слово, и ударный слог изымали. На его место помещалось частица «ши», а сам слог ставился в конец. После этого прибавлялась ещё буква «С». Например, из слова «победа» получалось тогда «поШИдаБЕС». С односложными ещё проще. Вместо «мы», скажем, выходило «ШИмыС», вместо «кот» – «ШИкотС». Вот на этом-то школьном «шисе» говорили они про Сеньку. Китаева с сестрёнкой воспитывала одна мама. Она билась как рыба об лёд, чтобы их двоих прокормить и появлялась в своей коммуналке только под вечер. Поэтому, девка Райка матери не звонила. Она звонила ребятам. «Забирайте своего дружбана. Мне на дежурство,» – бросала она. – «Ключ под ковриком.» Это значило – надо бежать на набережную через Бородинский мост, а там откачивать Сеньку в её узкой как пенал комнатухе. Или вести его прочь на макаронных ногах, и лучше бы не домой… Как-то раз она позвонила на квартиру Гришке, где застала только малыша – брата. Бросив своё «ключ под ковриком», это стерва преспокойно слиняла. Шестилетний парнишка рассказал бы брату о странном звонке, но была суббота, и Гришка где-то шлялся. И тогда мальчишка лёг спать, предварительно сказав маме с папой, чтобы обязательно разбудили, если старший брат возвратится. Родители поцеловали ребёнка и занялись своими делами. Не сидеть же в самом деле ночь напролёт в ожиданье гулёны-Гришки? Сеня умер под утро в убогой коммунальной халупе один. Ему было восемнадцать лет. Его лёгкие светлые волосы стали за последнее время серыми и обвисли, кожа сделалось дряблой и сухой. Сейчас про такую смерть скажут – «от передозировки» и не особенно удивятся.

Да, сейчас… А тогда – иначе. Трясли весь класс. Их по одиночке вызывали к следователю. Они всё рассказали, незачем уже стало скрывать! И всем врезали по первое число, так сказать, за недонесение. Попытались выгородить комсорга Лиду, но не вышло. Ей влепили строгача «с занесением в личное дело», и это было вполне серьёзно.

Рассказ Миши Кима

Ребята собрались у Кати дома помянуть Сеню. Катя сказала.

– Трудно поверить, что его нет. Мы должны подумать о том, как друзей больше не терять. Я не считаю нас виноватыми. Мы старались, как могли что-то сделать. И потом, это мы сами вмешивались. Нас никто не просил! А ведь бывает, что помощь нужна, и человек попросил бы. Но кого? Где таких найти? А если надо скрыться? Ее спросили, скрыться? От кого? Она говорит – «от властей предержащих, от родителей, даже от ГБ!» С Сеней как дело было. Нам самим не было опасно. Мы защищались от скандала. А как? Говорили на «шисе», и это все! А ведь может быть куда хуже.

Андрей засмеялся:

– Любительщина, и детство!

Но Катя продолжала.

– В общем, я предлагаю вот что. Мы должны организовать такую пожарную команду, «службу спасения на водах». Понятно я говорю? Из тех, что посерьёзней.

Кирилл поддержал:

– Звучит здорово. Надо две вещи предусмотреть. Как выходить на связь и как их самих не заложить.

– Давайте так сделаем, – добавила Соня. – Все мы люди живые. Если прижмут, трудно держаться. Поэтому чтобы всех не выдать, пусть каждый знает лишь одного.

Лида предложила:

– Выберем ребят для команды! Напишем сейчас имена на бумажках, свернём их, и кто наберёт больше голосов.

Гришка обрадовался:

– Толково! И мы должны откуда-то начинать. Каждый должен знать, к кому обратиться.

Такова была предыстория. Они долго всё обсуждали, предлагали разные варианты и понемногу создали-таки эту свою «тимуровскую команду» на приарбатский лад.

Рассказ Кирилла

Это сначала была сложная система. Позади школы устроили тайник, где лежало имя дежурного на неделю. Дежурный после занятий обязан был или сидеть дома, или устроить так, чтобы его всегда можно было найти. Тот, кто в беде, звонил дежурному и объяснял проблему. Если дежурный мог, он справлялся сам, если нет, ему следовало набрать номер и сказать: «Первый пошёл. Информация у дежурного». В общем, увлеклись, конечно. Сам процесс понравился, таинственность. И тут Катерина придумала, что, «надо, мол, особый уровень еще создать – «SOS»! Я, говорит, напишу считалки и зашифрую в них имена.» Какие имена? А те, что больше всех голосов собрали. Идеи были разные. В конце концов решили, что возглавит всё Андрей. Катю выбрали замполитом. Мы в это дело долго играли. Слава богу, больше ничего не случилось. Но наших два «умывальников начальника» организовали-таки нечто из ряда вон.

Рассказ Сони

Идея была такая. Андрей сам выбрал штаб, и никто кроме него не знал, кого. Но не просто так, а тех, за кого больше проголосовали, и всем присвоил номера. Как уже было сказано, Катя написала считалки. Никто не знал, что первый – Кирилл. У него стих в конверте лежал. Конечно, всё это была больше игра, но они тогда так не думали. По идее приходил один с твоим именем. Это пароль. Ты должен был действовать, как он скажет, и так все четверо. Выходит, Катя всех знала? Я тогда, честно, не додумалась. Но бес-Синица втянулся капитально и спустя некоторое время сообразил, что у нас одноразовая система. Действительно, первый приходит ко второму, у которого имя третьего есть в конверте. Остаётся только четвёртый. И вот что интересно! Он однажды проверил, как это действует. Был такой Александр Галич. До поры: актёр, удачливый драматург, а потом опальный высланный поэт. За распространение его стихов, если не повезёт, могли даже посадить. Так Синица что выкинул! Он по почте задание прислал! Там стоял пароль: «Ещё не поздно» и буквы «С. К.» – Сеня Китаев. А задание такое. Десять песен Галича, перепечатанные в четырёх экземплярах. Первый, должен был один экземпляр оставить себе? а остальные послать второму, и тоже по почте. Второй, повторить процедуру и так до конца. Затем он им велел, опять-таки по почте, положить эти экземпляры в тайник. Для каждого назначил день недели и время. Всё путём. Первый приносил в понедельник, второй во вторник… Сечёшь? Итак, они проверили. Действует!

Что получилось? Все четверо открыли конверты, но узнали только одного. Дальше было вот что. Катька новые стихотворные ключи написала. Они выбрали новых ребят, присвоили им номера и послали в заклеенных конвертах эти ключи. Оба – комиссар и замполит – были страшно довольны. Мы, вообще-то, Сенькиной памятью клялись, и всё такое… Как ты знаешь, Толь, а возможно НЕ знаешь, больше ничего не случилось.

Рэм. Искушение

Неожиданно так резко похолодало, что человеку по имени Рэм сделалось неуютно. Он встал, пошарил в шкафу, достал шерстяной тренировочный костюм и оделся. Потом немного подумал и включил электрический камин.

«Через час с небольшим должна начаться трансляция из Лондона. Наши играют против португальцев. Можно успеть сбегать в гастроном, купить поесть. К примеру, пельменей. Зонтик взять? Нет, обойдётся. Вот ещё что – сколько дней до получки? А в кошельке? Ага, ну вперёд!»

Рэм накинул куртку, сбежал по ступеням, пересёк двор и вышел на Якиманку. Несмотря на субботний вечер, на улице и в магазине было немноголюдно. Все попрятались от непогоды и сидели по тёплым углам. Во всяком случае, не прошло и двадцати минут, как он с пакетом полным продуктов подошёл к своему подъезду, набрал код и открыл тяжёлую дверь, придерживая её плечом.

Почтовые ящики, недавно выкрашенные ядовитой зелёной краской, располагались от входа по правую руку. Рэм свой уже сегодня как всегда аккуратно опустошил. Но его глаза привычно машинально скользнули по широкой прорези в древней жестянке. Странно, вместо пустой чёрной полосы он увидел белую линию. Посмотреть? Наверное, какая-то рекламная дрянь. Люди пытаются подработать, бегают по подъездам… Э, да всё равно время есть. Он ещё успеет до передачи сварить пельмени и поставить чайку.

Рэм открыл зелёную дверцу – действительно, в ящике лежал длинный белый конверт. Ни отметок, ни даже адреса… Только имя адресата. Его отчётливо напечатали крупным петитом. И абсолютно правильно, без ошибок: имя, отчество и фамилию.