Скандал

Теперь Саймон знал, что привело его в эту ночь к библиотеке. Он хотел убедиться, не витает ли еще дух его несчастного отца около того старинного стола из красного дерева.

Где-то в подсознании Саймон почти ждал, что увидит пистолет, по-прежнему зажатый в мертвой руке графа, кровь, и разорванную плоть, и что-то серое, разбрызганное по стене позади кресла. Долгие годы прожил он с этим жутким видением.

Но вместо призрака человека, который потерял все и предпочел трусливо сбежать в небытие, оставив двенадцатилетнего сына одного справляться с бедой, Саймон увидел Эмили.

Она примостилась на краешке большого кресла, усердно склонившись над огромным письменным столом, и казалась такой маленькой и воздушной. В пламени свечей ее рыжие волосы блестели не меньше, чем атласные бока его красавца Лэп Сэнга под лучами солнца.

На ней был милый кружевной чепчик и скромный халатик с оборками вокруг шеи. Она сидела скрестив под креслом ножки, обутые в мягкие атласные ночные туфельки, и деловито строчила что-то гусиным пером в толстой тетради в тяжелом кожаном переплете.

Саймону пришло в голову, что столь романтическое создание, как Эмили, непременно ведет дневник. А если так, то нет сомнений, что он, Саймон, – один из главных персонажей ее сегодняшней записи.

Или она сочиняет новые строфы своей «Таинственной леди»?

Он еще несколько минут смотрел на нее, говоря себе, что надо уходить. Однако не шевельнулся и не отправился в обратный путь через лес к дому Гиллингемов, пока Эмили не отложила наконец перо. Потом она взяла свечу, чтобы посветить себе на лестнице, и вышла из комнаты.

Теперь в библиотеке было темно.

Саймон вдруг очнулся, понял, что по-прежнему стоит и смотрит в окутанную мраком комнату, и усилием воли заставил себя оторваться от окна и вернуться к Гиллингемам.

Он так и не увидел то, ради чего приходил сюда. Дух отца, который должен был обитать в библиотеке, изгнан рыжеволосой зеленоглазой Титанией, восседавшей за их старинным письменным столом.

Всю следующую неделю Эмили словно витала в облаках. Никогда еще стихи не сочинялись так легко. Все, к чему бы она ни прикоснулась и что бы она ни увидела, вызывало у нее прилив вдохновения. Особенно Саймон. А с ним Эмили виделась часто.

Она понимала, что облако, на котором она в восторге качается, скоро развеет ветер и она больно ударится, упав на землю. Но она решила наслаждаться своим полетом как можно дольше. Она буквально впитывала в себя новые дивные ощущения, словно для того, чтобы их хватило на всю жизнь.

Эмили была влюблена, и ее возлюбленный сумел оказаться всюду, где она появлялась в эту неделю.

В субботу вечером она встретила Саймона у Хаттерсейгов, где собрались поиграть в карты. Он был ее партнером в висте, и они выиграли. А как же иначе? Разве могла проиграть такая команда, рассудила Эмили позже.

В понедельник днем он посетил музыкальный час Сьюардов. Эмили обменялась с ним тайным смеющимся взглядом, когда младшая дочь Сьюардов сбилась в «Дивертисменте» Моцарта. Когда та закончила, они ей так отчаянно хлопали, что раскрасневшаяся девочка согласилась сыграть на бис.

Саймон был в поселке, когда Эмили пришла туда за покупками. И он остановился поболтать с ней.

Он оказывался на дороге к Сент-Клер-холлу всякий раз, когда Эмили выезжала на прогулку верхом.

В конце недели Саймон неожиданно возник у ворот садика викария, как раз когда Эмили прощалась с миссис Людлов, женой викария. Он был верхом на гнедом жеребце, которого звал Лэп Сэнгом. С должной любезностью поприветствовав миссис Людлов, он спешился и довольно долго беседовал с обеими дамами.

Наконец он отвесил прощальный поклон и вскочил в седло, но еще на мгновение задержался, улыбаясь Эмили.

– Надеюсь, вы подарите мне танец на завтрашнем балу у Гиллингемов, мисс Фарингдон? – сказал он, натягивая поводья.

– Да, конечно, – задохнувшись, ответила она.

Первый раз она будет танцевать с ним, думала Эмили, глядя, как он скачет вдаль по лесной дорожке. Она с трудом сдержала волнение.

– Так-так… – пробормотала жена викария с понимающей улыбкой. – Блэйд выказывает к вам явный интерес, молодая леди.

Эмили покраснела, с ужасом представив себе, о чем размышляет сейчас миссис Людлов. Жена викария была доброй женщиной и, несомненно, жалела Эмили, так как никто в округе не сомневался, что рано или поздно Блэйд узнает о происшествии и его ухаживаниям за Эмили придет конец.

– Граф очень любезен, – вяло отозвалась Эмили. Следующее замечание миссис Людлов удивило ее.

– Одно время его семья жила здесь, – задумчиво произнесла миссис Людлов. – Более двадцати лет назад, по-моему.

Эмили ждала мягкого предостережения, что не следует давать графу повод думать, будто любезность с его стороны может перерасти в нечто большее, и теперь она растерянно заморгала.

– Мисс Инглбрайт тоже рассказывала…

– Мальчик с матерью уехали, когда его отец умер… Такая грустная история. – Миссис Людлов, похоже, собиралась сообщить что-то еще, но неожиданно передумала. Она решительно тряхнула головой. – Не важно, милая. Все это было и прошло много лет назад и теперь уже не имеет значения. Ну что, Эмили, завтра вы, конечно, наденете свое лучшее платье, да?

Эмили улыбнулась, полагая, что настало время для чтения морали и предостережений.

– Да, я собираюсь это сделать, – произнесла она с легким вызовом.

– Вот и ладно. Молодежь должна веселиться, когда можно. Ну что ж, до свидания, милая; и я не сомневаюсь: бедняки Литл-Диппингтона будут очень благодарны за одежду, что вы сегодня принесли для них.

Так, значит, на сей раз обойдется без нравоучений? Эмили облегченно вздохнула и вернулась туда, где привязала свою лошадь. И все же поведение соседки ее озадачило. Похоже, никто и не собирался предостерегать ее от флирта с графом. И видимо, пока никто не счел своим долгом предупредить Блэйда о несчастном происшествии.

Эмили начинала подумывать, уж не надеются ли в самом деле почтенные обитатели Литл-Диппингтона на счастливое завершение ее романа? Однако рано или поздно кто-нибудь все равно не утерпит и поведает графу кое о чем интересном…

Когда Саймон появился на следующем собрании литературных четвергов, Эмили окончательно поняла, что дело заходит до неприличия далеко. В глубине души она понимала, что нельзя позволять графу так открыто ухаживать за ней, когда все настолько безнадежно.

Чувство вины охватило ее с новой силой. Она знала, что больше тянуть нельзя. Скандал все равно разразится рано или поздно. И если никто не собирается рассказать ему о чем следует, придется ей взять на себя решение ужасной задачи… Она еще никогда и ничего не боялась так, как этого момента признания. Но ведь ей с самого начала было ясно, напомнила она себе, что ее любовь к графу Блэйду обречена. Пора покончить с этим романтическим маскарадом.

Глава 4

Эмили заканчивала шотландский рил, в душе понимая, что смеется чересчур весело и что щеки у нее слишком уж раскраснелись. Эта преувеличенная веселость… Эмили хорошо знала ее причину. Она собиралась с силами для выполнения предстоявшей задачи.

Совесть не позволяла ей откладывать далее разговор с Саймоном.

Вечером, собираясь на бал к Гиллингемам, она поклялась себе без дальнейших проволочек рассказать ему обо всем. Эмили знала, что, как бы ни нравился ей тот мир фантазий, в котором она сейчас пребывала, она не сможет жить дальше в невыносимом ожидании, когда же падет топор. Ей нужно сделать решительный шаг. Чем дольше все будет тянуться, тем больше она будет жалеть себя, когда Саймон обнаружит наконец истину и с отвращением отвернется от нее.

Эмили выбрала свой самый лучший наряд, сшитый местной белошвейкой. Она впервые надела это бледно-зеленое муслиновое платье, украшенное желтыми лентами и несколькими рядами пышных оборок. Лорнет благопристойно раскачивался на пришитой к пояску ленточке. Он был досадным неудобством, но очки Эмили надевать не стала.

Глубокое декольте и завышенная талия подчеркивали прелестную грудь. Эмили заказывала это платье в надежде, что оно хотя бы зрительно придаст пышности ее далеко не внушительным формам. Однако, примерив его сегодня вечером, она испугалась, что таким покроем только привлечет внимание к своей худобе.

– И ничего подобного, – настаивала Лиззи, ее горничная, глядя на хозяйку восхищенными глазами. – Вы в нем вся такая воздушная и нежная, будто умеете летать в лунном свете и все такое прочее.

Эмили хотелось надеяться, что девушка права. Сама она чувствовала себя сегодня не очень-то воздушной и легкой. Все внутри у нее наливалось свинцовой тяжестью, и тяжесть эта усиливалась с каждой минутой.

Небольшой бальный зал Гиллингемов был до отказа заполнен представителями местного дворянства, разнаряженными в самые лучшие туалеты. Лорд и леди Гиллингем имели обыкновение в виде благородного жеста раза два в год принимать у себя своих знатных соседей. Пребывание Саймона в качестве именитого гостя в их доме как раз и послужило поводом для такого праздника. Угощали шампанским и сладостями.

Саймон привлек к себе и Эмили всеобщее внимание, протанцевав с ней первый танец. Эмили, благодаря отсутствию очков и окутывающей ее дымке романтического настроения, не замечала множества пристальных и любопытных взглядов, которые, как она знала, устремились на них с графом. Саймон тоже их не замечал, но лишь потому, что вообще никогда не снисходил до того, чтобы обращать внимание на подобные вещи.

Эмили не могла даже представить, чтобы что-то смогло пробить брешь в холодном самообладании Саймона. Это ощущение внутренней силы и уверенности, которые являлись неотъемлемой частью его натуры, порой настораживало, но, несомненно, очень впечатляло.

Несколько мгновений Эмили глядела в лорнет, незаметно изучая толпу гостей, пока не обнаружила Саймона, беседующего с викарием. Блэйд, решила она, определенно, самый великолепный мужчина на сегодняшнем балу. Конечно, ее мнение было несколько предвзятым. Но в самом деле, нельзя же отрицать интригующей и где-то даже опасной привлекательности Саймона в его черно-белом одеянии среди многоцветия ярких фраков и жилетов, заполнивших комнату.

– Добрый вечер, мисс Фарингдон. Позвольте принести вам бокал лимонада?