Старшая дочь дома Шторма

Потом он коснулся моей руки, и я вздрогнула. Шершавая кожа, ее тепло – нет, это слишком по-настоящему, это не может быть всего лишь сном. И ткань платья, которая так мерзко прилипла к телу от пота, и духоты… слишком много ощущений, греза не может состоять из них. Может, сном было мое отравление? И обман адмирала, и ужасная жизнь с мерзким мужем, и смерть – может, мне это просто приснилось? Но и ту жизнь я помню слишком отчетливо. Какая из них настоящая?

Сухой кашель доктора вернул меня к реальности.

– Думаю, сэре необходимо еще немного отдохнуть, – сухо сказал он, поправляя пенсне. – Уверен, что к завтрашнему утру она полностью оправится.

– Да, пожалуй, доктор прав, – кивнула я. Хотелось остаться в одиночестве и обдумать все, что произошло.

Эмиль встал и без лишних слов покинул каюту, хоть и выглядел при этом крайне раздраженным. Чего это он? А впрочем, какая мне разница.

– Я велю принести вам больше воды и легкий ужин. Постарайтесь не утруждать себя чтением или другими занятиями, отдыхайте, сэра Мартина. Если хотите, могу составить вам компанию, – последнее предложение доктор высказал исключительно из вежливости. Судя по тому, с каким пытливым вниманием он меня рассмотрел, врач прекрасно видел, что я растеряна и не настроена на беседы.

– Нет, благодарю, я просто хочу еще немного полежать, – я улыбнулась, хотя, наверное, получилось как-то бледно, и снова откинулась на подушки. Доктор кивнул и вышел, не обременяя меня лишними формальностями.

Как только за ним закрылась дверь, я тут же вскочила на ноги. Немного пошатнулась – но не от качки, которой привычное тело даже не заметило, хоть я и много лет провела на суше – а от легкого головокружения. Я не смогла понять, чем оно вызвано, но на всякий случай открыла иллюминатор, впуская в каюту запах морской соли, а вместе с ним шум с палубы и хохот моряков.

Все такое настоящее. Сердце колотилось то ли от радости, то ли от страха. Я припала к стене и закрыла глаза, прислушиваясь к очередной скабрезной шутке, которую, судя по грубому голосу, рассказывает квартирмейстер – огромный детина с необычной серой кожей, которая будто поглощает солнечный свет. Чувствуя, как лицо ласкает добрый ветер, вдохнула полной грудью. Провела рукой по деревянным доскам. Как же хорошо… Здесь все такое родное, такое знакомое. Если это смерть, то я благодарна за такой финал.

Но что, если это вовсе не смерть? Что если… если я вернулась в прошлое, на тринадцать лет назад? В таком случае мне снова придется пережить обман, предательство, гибель родителей, и делить постель с ненавистным мужем, не получая от этого никакого толку?

А может, мне приснился длинный сон-предупреждение? Может, боги хотели предостеречь меня от такого конца? Может, морской змей – наш покровитель – не хочет, чтобы дом Шторма так бесславно пал, и наделил меня важным знанием? В таком случае, должна ли я предотвратить все, что помню? А помню я довольно многое: весь тот день, когда меня и мой род унизили и растоптали, помню во всех омерзительных деталях. Слишком правдоподобно, чтобы это было простой грезой уставшего разума. Слишком сильны были боль и отчаяние каждый раз, когда я теряла кого-то, кого помнила и любила.

Я вернулась на кровать и, улегшись на спину, заложила руки под голову. Качка и шорох волн о борта корабля успокаивали: я чувствовала себя так, будто вернулась домой. Впрочем, я и вернулась.

Глава 2

Качка убаюкивала. Небо ласкало теплом, волны – приятным шелестом, корабль – матросской песней, которую в самый жаркий час затягивали моряки, чтобы отвести полуденную дрему. Море как строгая, но любящая мать, принимало меня даже после всех тех ошибок, которые я совершила. Оно будто пыталось успокоить, ободрить, и сегодня вело себя нежнее обычного. Или мне так казалось после долгих лет разлуки.

И тем не менее, хоть тревожные мысли текли медленнее, все же полностью избавиться от них я никак не могла: ведь я всего в паре недель от того, чтобы снова попасть в тот ад, на который меня обрек обман Адмирала.

При воспоминании о том, как отвратительно он со мной обошелся, от покоя и умиротворения не осталось и следа. Я сжала кулак и снова вскочила, начав мерить шагами узкую каюту. Ну что богам, или кому бы то ни было, стоило вернуть меня не на тринадцать, а скажем, на пятнадцать лет назад? В те времена, когда мои родители еще были свободны? В те, когда можно было еще что-то изменить? Укрепить остров, отговорить отца от последнего рейда. С другой стороны, кто бы послушал меня тогда? Пятнадцатилетнюю пигалицу.

Я выдохнула и резко остановилась. Нет, роптаний на судьбу мне хватило и в прошлой жизни. И к чему меня это привело? К смерти от отравления! И я даже не знаю, чья рука подсыпала в мой любимый чай убойную дозу яда. Но в этот раз все должно быть иначе: раз уж судьба дала мне шанс, глупо было бы им не воспользоваться. Надо что-то делать!

Не в силах больше сидеть сложа руки, я вышла на палубу, под палящие полуденные лучи, которые почти сразу заботливо скрыло пышное облако.

На мое появление никто не обратил внимания: я всегда была кем-то вроде призрака или, вернее, драгоценного груза на отцовских кораблях. Ко мне относились с уважением, выполняли мои прихоти – сейчас я понимаю, что детские – но права голоса у меня, в отличие от каждого из матросов, не было.

Ветер взъерошил кудрявые волосы, которые и без того постоянно пребывали в полнейшем беспорядке. Я попыталась пригладить их рукой, разыскивая взглядом Эмиля. Он обнаружился на капитанском мостике, где что-то увлеченно обсуждал со штурманом.

Каблуки ботинок бодро простучали по лестнице, и еще не добравшись до верхней ступени, я окликнула Эмиля. Он взглянул на меня недовольно, но вслух осуждать не стал. Я и сама понимала, что вклиниваться в разговор неприлично, но желание немедленно, прямо сейчас что-то предпринять, не допустить надвигающейся беды, захватило меня полностью.

– Нам надо сменить курс, капитан! – уверенно, почти командным тоном произнесла я.

Эмиль удивленно поднял рыжие брови, которые, выгорев на солнце, казались почти белыми на загорелой коже.

– У нас две недели до встречи с Адмиралом, и мы должны подготовиться: зайдем в порт на Спине черепахи, запасемся там пушками и порохом и атакуем его корабль! – я казалась себе самым гениальным стратегом на свете, озвучивая собственный план, и скептичные взгляды штурмана с капитаном нисколько не остужали мой пыл. – Он придет на своей «Золотой лани», его сопровождение останется в бухте безымянной земли. Нет лучшего времени, чтобы захватить его самого и его судно, и спасти моего от… в смысле, патриарха и матрону Шторма, – выпалила я не одном дыхании.

Я уже представляла, как возглавляю абордаж, как моряки «Сирены» ставят старшего сына дома Штиля на колени передо мной, властительницей морей, и в душе бушевала настоящая буря – радостная предвестница новой битвы. Но молчание затягивалось, Эмиль и штурман, имени которого я, к стыду своему, уже и не помнила за давностью лет, не спешили соглашаться с моим планом и выполнять распоряжение дочери их господина.

– В чем дело? – заметив, как оба моряка напряглись и как Эмиль шагнул ко мне, я отступила назад, едва не свалившись с лестницы, но успела вовремя ухватиться за перила.

– Сэра Жаклин, вы все еще нездоровы, – мягко, будто с умалишенной, заговорил Эмиль.

Я мотнула головой, подаваясь вперед.

– Нет, я полностью в своем уме, это вы не понимаете! Адмирал Императорского флота не сдержит слова. Какой смысл ему отпускать патриарха вражеского дома, если и он, и его жена и дочь уже попадут в его руки? – продолжала настаивать я, буквально спиной чувствуя, как взгляды и остальных моряков, которые находились на палубе, обратились ко мне. Казалось, мои слова начали их убеждать.

– Старший сын дома Штиля верен слову, это известно всем. Он отпустит Бартолио Шторма хотя бы в память о былом. И сочтет за честь сделать своей женой старшую дочь дома Шторма, – голос Эмиля становился все мягче, а сам он подходил все ближе.

Отступать мне было уже некуда: шаг назад, и я окажусь на ступеньку ниже, а то и вовсе полечу спиной вперед. Так что я выпрямилась и гордо вздернула подбородок.

– Вы слишком сильно доверяете слову рода Штиль. Слову тех, кто продал свободу ради кормежки у ног Императора, – прошипела я.

Рука Эмиля взметнулась, будто он хотел меня ударить, и я все же отпрянула, вскрикнув от возмущения и негодования. Да как он посмел?! Впрочем, ладонь моряка быстро опустилась – так то, он бы не позволил себе ударить меня, дочь его господина и покровителя!

Однако только я собиралась продолжить обличительную речь и рассказать, каков на самом деле старший сын Штиля, которому Эмиль верит больше, чем мне, как палуба «Сирены» качнулась сильнее обычного и я, не удержавшись на краю лестницы, полетела вниз.

Меня подхватили несколько пар крепких рук. Я тихо поблагодарила моряков – они-то ни в чем не виноваты – и собиралась снова подняться к Эмилю, но меня продолжали удерживать.

Что?! Не может быть!

Капитан сам спустился ко мне, в его лице и напряженных движениях читалось беспокойство.

– Что с вами, сэра Маргарита? – тихо спросил он, наклоняясь ко мне – матросы все еще не давали мне даже встать на ноги. – Вы ведь хотели выйти замуж за Адмирала, разве нет? Он красив, умен, богат и к тому же не забывайте, что этот брак спасет ваш род, даст вашему младшему брату шанс стать тем, кем ему предназначено стать – новым патриархом, – Эмиль говорил монотонно, медленно, в прошлом эта его манера речи успокаивала меня, но сейчас еще сильнее раздражала.

– Я ошибалась! – крикнула я ему в лицо и рванулась в попытке освободиться, но грубые пальцы матросов только сильнее сжались на предплечьях. – Я скорее отправлюсь на дно кормить морских рыб, чем еще раз заговорю с этой мерзкой падалью, о которой ты отзываешься с таким уважением!

Я буквально горела от возмущения, хотелось порвать зубами всех, кто мешает моему освобождению, но как бы ни была сильная моя злоба, ею одной одолеть нескольких крупных мужчин я не могла. Эмиль, слушая меня, менялся в лице: сначала старался сохранить ироничный вид, но под конец его уже перекосило от злости.

– Ну уж нет, сэра Жаклин, – прошипел он, наклоняясь ко мне так низко, что мы едва не столкнулись лбами, – вы – плата за спасение нашего господина, и чего бы мне это не стоило, я доставлю вас Адмиралу.

Капитан выпрямился, обвел взглядом матросов, голоса которых слились в мерный гул за моей спиной, и кивнул тем, что держали меня.

– Свяжите ее и заприте в каюте. Кормить ее будет доктор строго по моему приказу! Разговаривать с ней, – Эмиль покосился на меня с презрением, которого я прежде в нем не замечала, – только в моем присутствии, не выполнять никаких просьб, и никуда не отпускать! Выставить у дверей караул!

Последние распоряжения я уже не слушала: как яростная кошка, загнанная в угол стаей собак, пыталась вырваться, кричала, ругалась и в припадке ярости уже ничего перед собой не видела, все подернула красноватая дымка.

Да как они смеют?! Как они могут обращаться так со мной – с дочерью Дома Шторма?! Со старшей дочерью их патриарха?!

Ярость отступила в тот момент, когда на моих запястьях стянулась грубая веревка. Обессиленная короткой вспышкой злобы, я осела на палубу, раскаленную от солнечных лучей, и затравленно огляделась по сторонам, ища поддержки. Но не находила ее: все матросы, вплоть до тощего, низкорослого юнги, глядели на меня кто равнодушно, а кто и с осуждением.

Конечно… Для них мой отец – покровитель и патриарх, тот, кто по праву магии крови управляет западными островами. Я же хоть и ценна, но в той же мере. что и его любимое кресло: со мной надо обращаться бережно, но слушать вовсе не стоит. Да и обменять в случае крайней необходимости не зазорно.

Почти без понуканий я вернулась в свою каюту, подавленная осознанием своего теперешнего положения. Я снова, как и все предыдущие тринадцать лет, оказалась лишь игрушкой, куклой, которую перебрасывают из рук в руки и к голосу которой прислушиваются не чаще, чем к крикам чаек в порту.

Когда дверь за мной захлопнулась, я даже не услышала этого: я ревела, давая волю боли. Слезы катились по щекам, из горла вырывался сдавленный хрип: я оплакивала собственную смерть, которая наступила до моего пробуждения и снова наступит спустя тринадцать лет, собственную беспомощность и бесполезность. Если бы Адмирал действительно освободил мою семью в обмен на меня, я бы согласилась выйти за него хоть сто, хоть тысячу раз, но он этого не сделал. И не сделает снова – с чего бы ему? Он принял такое решение и примет его вновь, и у его решений будут последствия. Любое же мое решение будет иметь не больше веса, чем решение писчего пера ничего больше не писать, весел не грести, или парусов – не надуваться от ветра.

Глава 3