Крещатик № 95 (2022)

– Пусть валит. У нас тут частная вечеринка.

Уильям, ссутулившись, брёл между людьми и думал: «Что я вообще здесь потерял? Мне надо пойти на второй этаж, к отцу. Я ничего не могу без отца, даже друзей новых завести или с девушкой познакомиться. Fuck. What a fucking loser I am».

Шаркая новыми туфлями, купленными Антоном за эйтбол[12 - Эйтбол, или восьмёрка – восьмая часть унции (от 3 до 3,5 грамма) кокаина.] кокаина, Уильям добрёл до пластмассового стула в заднем ряду. Все стулья вокруг были свободны. Он был один – жертва неуверенности и страхов, подпитанных лизергиновой кислотой. В уголке своих роговых очков Уильям видел, как кривится и насмехается клоун-убийца.

«Хватит, – Уильям хлопнул себя по щеке. – Ты не будешь жалеть себя и ныть. Хватит. Поныл и довольно. Иди и туси. И улыбайся, и получай удовольствие, и не смей грустить. Иди и кайфуй. And remember: if you’re sad, your enemies win»[13 - И помни: если ты грустный, твои враги побеждают.].

Свет погас.

– Уууоооооооуууаа! – поднялся крик и аплодисменты. Бенгальские огни множились в ночи. Уильям сунул очки в карман, послав тем самым клоуна-убийцу куда подальше, и окунулся в толпу.

– Йиииххииии! – крикнул разрисованный неоновыми красками бородач.

Уильям вдохнул.

– Ууууууу! – выжал он из себя. Он закусил губы, напряг нос и бил себя в грудь.

– Слышь, братан, это ж грейтфул дед! – из динамиков раздался до боли знакомый всем торчкам голос. Голос Чонга[14 - Чич и Чонг – американский комедийный дуэт, известный за культовую серию фильмов «Укуренные».].

– Ну так слушай, бро, есть у тя чё?! Косячка не будет, братиш?

– Хоть одну тягу чувак! давай, не козлись!

– Фып! Фып! – вдохнул голос. – Кха! Кха! – он закашлял.

– Годная шмаль, чувак!

Все обернулись. Уильям тоже. Огромный, белый, закрученный, словно крем в эклере, с большой красной лампой вместо горящей пятки косяк летел прямо на него. В косяке сидел Отец-Время: в синем костюме и голубом колпаке, и с огромной накладной бородой. Он разбрасывал конфетти из ведёрка, а в конце, уже у сцены, вытряхнул остатки на какую-то девушку и выкинул ведро.

– Пяааать! – кричал голос в динамиках.

– Четыре!

«Это определённо Билл Грэм говорит, – подумал Уильям. – По нью-йоркскому акценту понятно».

– Триии!

Кричали соседи Уильяма.

– Дваааа!

Кричал и сам Уильям.

– Один с половиной!

Многие случайно крикнули «Одиин!» и теперь им было неловко.

– Один с четвертью!

– Один! С Новым годом!

Слышались «Дзииинь» будильника и «Буээээум» пушки, и барабаны, и гитара, и клавиши. Отец-Время припарковал косяк на сцене и пошёл к микрофону, у которого стоял Грэм. Отец-Время скинул с себя колпак и бороду, и оказалось, что это никакой не Отец-Время, а Джей Перри – актёр, отец, любитель сухих вин. Он схватил микрофон и заорал: «С Новым годааам!», хотя группа уже вовсю играла. Как позже выяснилось, Отцом-Временем должен был стать сам Грэм, но Перри, чудом пришедший в себя после кислотного передоза, как-то заговорил его.

Шарики, миллионы шариков падали на Уильяма. Яркие, разноцветные, может даже вкусные, кто знает. Торчки били по ним, а шарики, как цветные Боги, только смеялись над их потугами и возвращались.

Световая система над сценой поливала музыкантов всеми цветами радуги. Под потолком кружился дискобол, выпуская разноцветных солнечных заек из своей зеркальной клетки. Всё это буйство красок и музыки наполняли Уильяма радостью, и он хотел её куда-то излить. Но куда?

«Я даже не знал, что могу быть таким счастливым. Я и не подозревал, что могу так крепко любить жизнь и так тонко ценить момент», – думал Уильям.

Он увидел парня с пушистой бородой. Блёстки усыпали его обгоревшее лицо, как звёзды – красное небо, а в бороду ему кто-то вплёл цветы. Их счастливые взгляды встретились, и они обнялись, как самые настоящие Братья.

Уильям залип в огромный экран над сценой. Экран показывал лимонных скелетов, то появляющихся, то ускользающих.

– Я так рад, что ты пришёл, брат! – кричал бородач.

– Я тоже! – кричал Уильям. У него слёзы наворачивались от радости. – Давай пойдём вперёд!

– Пошли!

Уильям прокрался к самой сцене, но его друг где-то потерялся. Уильям запаниковал. Как же так? Это ведь был особенный для него человек, а теперь его нет…

– The sky was yellow, and the sun was blue, – пели Grateful Dead.

«Небо было жёлтым, а солнце голубым, – думал Уильям. – Я понял. Наши глаза способны видеть ограниченную палитру цветов: от инфракрасных до ультрафиолетовых излучений. Но ведь цветов больше. Наш слух воспринимает лишь небольшой диапазон децибелов. Мы не слышим ультразвуковой свисток. Мы не видим в темноте, как кошки. Наши пять чувств ограничены. Наш разум скован. Мы должны…»

– Эй, привет! – сказала девочка в очках и улыбнулась. Уильям, увидевший в ней злую ведьму, убежал от неё. То есть, он думал, что бежал, на самом же деле он плёлся со скоростью девяностолетнего старика.

Ковры-мутанты (ребята в нарядах, похожие на ковры) били в африканские барабаны. Двое играли на гитарах. Молодой мексиканец в пончо и сомбреро играл на маракасах. Чёрная девушка трясла джабарой и голой грудью, а роскошная шатенка в серебристом платье танцевала рядом. Уильям видел в ней весёлую рыбу с человеческим лицом. Потом он вспомнил, как рыбачил с отцом. Никто ничего не поймал. Антон запутался в леске и матерился. Перри чуть не утонул, переплывая озеро. Он схватился за лодку, плывшую рядом, и чудом не перевернул её. Под конец Уильям выудил рыбёшку, но она выскользнула, махнув серебристым брюхом.

Махнув серебристым брюхом…

– Всего доллар за каплю! – кричал мужской голос. – Самая кислая кислотина на западном побережье!

Grateful Dead заиграли «Me and my uncle» – быструю весёлую песню про ковбоев, карты и стрельбу. Уильям пустился в пляс перед коврами-мутантами. Им вроде нравилось.

– One of them cowboys, he starts to draw, – пел Боб Вир. – I shot him down, Lord! He never saw[15 - Один из ковбоев, пушку достал. / Я в него стрельнул. О Боги! Он не ждал.].

Уильям попробовал отобрать у полуголой негритянки джабару, но она не отдала её. Зато парень в пончо отдал ему свои маракасы. Уильям был вне себя от радости.

– Shot me another, right then he hit the floor![16 - Убил второго, и на пол он упал!] – пел Боб Вир. – In the confusion, my uncle grabbed the gold. And we hightailed it down to Mexico[17 - И в суматохе мой дядя золото забрал. И вместе с ним я в Мексику удрал.].

Уильям бросил шляпу ввысь, завизжал, присел у джембе и лупил в него что было сил. Потом встал, ухмыльнулся, осмотрел зрительный зал.

– Всего доллар за каплю!

– Эй! – Уильям протянул купюру, с трудом вытащенную из кармана. – Давай сюда свою каплю.

Барыга вытащил обычные на вид капли. Уильям широко открыл рот.