Глубина

– Могу я сделать для вас что-нибудь еще? – спросила стюардесса.

Ее взгляд упал на плачущую малышку, словно она удивлялась, почему Кэролайн до сих пор ее не успокоила.

– Нет, благодарю. – Слова прозвучали резче, чем хотела Кэролайн, но ее разочарование в Марке превращалось в облако еще большего раздражения – из-за непокорности мужа, ребенка, самого по себе звука, поселившегося в их маленькой каюте, словно еще один постоялец.

Она думала, что лекарство должно помочь. Но оно не снимало напряжение, оно заставляло мысли еще быстрее нестись в голове, а не создавало там тишину и покой, как Кэролайн хотела. Если понадобится, она пойдет к корабельному врачу и потребует рецепт на опий.

Когда стюардесса покинула каюту, Марк повернулся к жене.

– Неуместно вышло, не думаешь? Она всего лишь пыталась помочь.

– Мне не нравится, как она смотрела на Ундину. – Как только Кэролайн произнесла эти слова, она поняла, что это правда.

Она оставила ребенка на Марка. Вой хоть и не умолк, но поутих, словно яростный шторм постепенно утрачивал мощь. Кэролайн наблюдала, как Марк поправляет пеленки со сноровкой, что сбивала ее с толку. Она вздохнула. Марк не виноват, что отлично управляется с ребенком. Что до нее он любил другую. Все это не означало, что он любит ее меньше. Скорее наоборот, он должен любить ее больше, правда? После всего, через что они прошли вместе.

Делало ли это ее ужасным человеком – ощущение, что она мечется на месте, в ловушке собственной паутины?

А потом – ребенок. Сколько бы ей ни помогали, Кэролайн не могла отрицать, что материнство попросту изматывает ее. Внутри ее все время грызла жажда свободы, которой у нее больше никогда не будет.

Невинность и свобода ее прошлого задохнулись и умерли, не так ли?

Кэролайн потянулась за шалью, заколола ее вокруг плеч любимой брошью. Один из немногих подарков, которые сделал ей Марк. Они оба знали, кому брошь принадлежала прежде.

– Уверен, что не хочешь пойти? – спросила Кэролайн, понимая, что его позиция по поводу сеанса не изменилась.

– Я не верю в привидения, – ответил Марк, не поднимая глаз. И не нужно. Слова жалили, подобно шипам. Кэролайн знала, что лучше к ним не прикасаться.

Девочка, наконец успокоившись, вцепилась в бутылочку. Марк мягко ее придерживал. Он кивнул Кэролайн, но все его внимание было по-прежнему сосредоточено на ребенке. Его шипы стали терновой крепостью, окружившей Ундину. Не подпускающей Кэролайн. Она ощутила укол зависти – из-за такой защиты, или из-за их близости, или из-за всего сразу, она не могла сказать. Почему лекарство не подействовало? Оно должно было ее успокоить. Его слишком мало, вот в чем проблема. Щепотка порошка в наперстке воды.

Кэролайн коснулась броши, подвески в форме сердца так близко к ее собственному.

Она пошла долгим путем, по нижней палубе, и поднялась по запасной лестнице, предназначенной, вероятно, для слуг. Кэролайн как раз оказалась на верхней площадке, когда мимо нее размытым пятном проскользнул мальчик-слуга Асторов, Тедди. Или, может, не проскользнул, а остановился сказать что-то по секрету. Неужели она действительно опустилась на корточки, чтобы узнать, что он хотел?

– В чем дело, Тедди? У тебя для меня секрет?

Но в голове у Кэролайн стучало, проход был узким и темным, и она никак не могла сосредоточиться на его словах, отчаянно желая, чтобы лекарство магически подействовало, чтобы можно было вырваться наружу, в ночь.

К тому времени, как она вышла на прогулочную палубу, доза, к счастью, начала делать свое дело. Кэролайн хотела подышать свежим воздухом, прежде чем встретиться с остальными для спиритического сеанса у Стеда. Разумеется, она собиралась присутствовать, несмотря на опасения мужа и очевидную фривольность затеи. Как она могла такое пропустить?

Кроме того, Кэролайн манил туда не просто зов тьмы или любопытство, не постоянная дрожь или ощущение, будто нечто преследует ее из могилы. Она не хотела признавать, насколько ей понравилась компания за сегодняшним ужином. Неприятно было думать, что ей просто нужен повод уйти из каюты, оставить мужа и ребенка.

В этот час на открытой палубе собралось куда меньше народу, чем раньше. Редкие молодые парочки, чьи негромкие разговоры разносились над водой, прогуливались рука об руку или стояли, облокотившись о перила, и любовались звездами – огромным куполом бархатной темноты, перемежающейся точками сверкающего света. Кэролайн тихонько втянула воздух. Вдали от города ночное небо выглядело гораздо красивее, и от этого ей захотелось плакать, хотя она и знала, что слез не будет.

Мать всегда говорила: красота существует, чтобы мы чувствовали, что жизнь – это идеальный союз страдания и радости.

То, чего ее покойный муж, Генри, никогда не ценил. То, что в том числе изначально и привлекло ее в Марке, – он понимал. Его волновали и приводили в трепет маленькие проявления красоты, переплетенной с печалью: вырванная страница, подхваченная внезапным порывом ветра; голубь, который, трепеща крыльями, купается в полной масляных разводов луже; осыпающиеся руины, поросшие колышущейся крапивой; незнакомец, силящийся подавить тайную тоску. Генри всегда называл ее безнадежным романтиком, а Марк видел в этом нечто большее.

Лиллиан – тоже. Кэролайн понимала любовь Марка к Лиллиан. Во многих существенных отношениях Кэролайн и сама любила Лиллиан столь же сильно. Та была сложной, пламенной, такой… ищущей. Кэролайн сразу же к ней потянуло, она завидовала ее пылу и страсти Марка к ней. Желала – нет, нуждалась в том, чтобы стать частью этого хоть в самой малой мере.

Сперва ее подругой была Лиллиан – так Кэролайн и познакомилась с Марком. Пусть Лиллиан и была всего-то швеей – из хорошей семьи, которая из поколения в поколение, увы, теряла вес в обществе, – они стали близки как сестры.

На какое-то время, во всяком случае.

Холодный ветер скользнул под рукав, Кэролайн поежилась. Шаль висела на плечах слишком свободно.

Воздух здесь был морочным, он ждал от нее чего-то.

Того, что она никогда не позволила бы себе выдать.

Правды.

Кэролайн подошла к перилам и энергично потерла руки под легкой шалью. Вечернее платье с иголочки, которое она надела сегодня вечером, было одним из многих, заказанных за границей, на этот раз бледного сине-фиолетового оттенка. Он заставлял ее вспоминать гортензию, которая раскрывалась, словно облака, перед летним домом ее семьи на острове Нантакет.

Теперь выбор платья казался необдуманным – Кэролайн не учла ночной ветер и этот поток темных воспоминаний.

Корабль покинул вторую остановку за день в Шебуре во Франции где-то после обеда и завтра должен был прибыть в ирландский Квинстаун. А пока что они были слишком далеко от земли, чтобы разглядеть ее очертания или ореолы огней.

Со всех сторон плескался черный океан.

Кэролайн снова потерла руки, наполовину взволнованная, наполовину потерянная от мысли о всем этом расстоянии, о всей этой тьме куда ни глянь. В этом даже было нечто эротическое: непостижимая массивность мира и маленькая роль человека в нем.

Может, они действительно сбежали от того ужаса, который оставили позади.

Может, здесь все начнется заново. С чистого листа.

Из иллюминаторов мужской курительной комнаты сочился табачный дым. Для удовольствия пассажиров-мужчин первого класса на борту имелось восемь тысяч сигар, с гордостью сообщил Кэролайн стюард, как будто ей было до того дело. Пахло так, словно этим вечером раскурили их все до единой. Но Кэролайн почувствовала себя виноватой. Марк, вероятно, предпочел бы общество других мужчин за бренди и табаком, а его оставили возиться с ребенком, пока Кэролайн гуляла по ночному воздуху. Ей не следовало так убегать. Ей не следовало относиться к Ундине как к игрушке, которую можно передать другому, когда станет скучно. Кэролайн хотела, отчаянно хотела, чтобы Марк был счастлив.

Однако к ней с потрясающей ясностью пришла правда, когда Кэролайн проходила мимо нежно воркующей пожилой пары. Марк несчастлив.

И она тоже.

Брак был таким поспешным. Прежде все было лишь в теории, безумная путаница планов, взволнованный шепот и покупки в последний момент. А теперь они заключены в клубящуюся массу тайн, связанные вместе и неизбежно плывущие к далеким берегам. И нет пути назад.

* * *

Когда Кэролайн постучала, дверь в каюту Стеда ей открыл Бенджамин Гуггенхайм. Она встречала его за ужином и испытала облегчение, увидев снова.

И улыбка, которой он ее одарил, свидетельствовала, что он тоже рад новой встрече. Гуггенхайм был окутан табачным дымом, в руке тлела недокуренная сигара.

– Вы одна, миссис Флетчер?

Она узнала выражение его глаз – нерешительно-игривое. Он был женат, при детях примерно ее возраста, если Кэролайн правильно помнила газетную статью, которую когда-то читала, однако было известно, что в путешествие он отправился с любовницей, французской певицей. Кэролайн не была наивна, она знала, что подобные договоренности – обычное дело, пусть они и редко совершаются столь напоказ. И все же Гуггенхайм произвел на нее хорошее впечатление во время их беседы за ужином: он не выглядел мужчиной, которого женщины интересуют лишь как предмет завоевания.

Чувствуя, как от этой мысли вспыхивает лицо, Кэролайн оглядела каюту Уильяма Стеда. Он преобразил все пространство. Кэролайн представлялось, что изначально все было как и у нее: квадратная коробка, обшитая деревянными панелями, со столом и четырьмя узкими стульями, с унылыми электрическими бра на стенах. Но здесь свет был выключен, вместо него принесли пару изящных серебряных канделябров с длинными свечами, увенчанными колеблющимися огоньками. Дополнительные стулья стояли кольцом вокруг стола, который теперь украшала ниспадающая белая скатерть. Иллюминатор был оставлен приоткрытым и впускал звуки снаружи: приглушенные разговоры и смех. Этому мистеру Стеду каким-то образом удалось создать нужную атмосферу. Гуггенхайм упоминал, что англичанин – известный оккультист. Быть может, он хранил все атрибуты при себе, в коробке, как коммивояжер.

Кэролайн, несмотря на принятый порошок, ощутила нервную дрожь.

Мадлен Астор, очевидно, сумела уговорить своих друзей присоединиться. Сэр Космо и леди Дафф-Гордон уже сидели за столом, последняя – с озорной улыбкой на лице. Она не ждет, что из этого что-нибудь выйдет. Для нее это просто забава.