Я неловко улыбнулась и кивнула. Хотя сейчас много бы отдала за приличную дозу хорошего коньяка, потому как волнение во мне нарастало с каждой минутой, и я очень нуждалась в том, чтобы приглушить зазвеневшие нервы. Альбина Николаевна словно услышала мой внутренний монолог, потому что оторвалась от шкафчика, из которого собиралась, видимо, достать угощение, и сказала:
– А ликер кончился, прошу извинить. Но есть хороший коньяк.
С этими словами она достала начатую бутылку «Мартеля», вопросительно приподняла брови и, дождавшись моей одобрительной улыбки, поставила ее на столик. Пока кофемашина готовила напиток, она распечатала коробку курабье. Когда все было готово, Альбина Николаевна расположилась в кресле напротив меня и посмотрела мне прямо в глаза долгим изучающим взглядом. Я смутилась, под ее немигающим взором – именно такое словосочетание стоило бы здесь употребить, внутри у меня все сжалось, по телу побежали мурашки.
– Не волнуйтесь, здесь друзья, здесь вам не причинят вреда, – сказала она. – Как мне вас называть?
– Любовь Николаевна, Люба… Меня зовут Люба, – окончательно определилась я.
– Меня вы тоже можете называть без отчества. Просто Альбина.
Женщина отпила маленький глоток коньяка, и я, почувствовав, что теперь мне тоже можно, сделала глоток. Я очень старалась сделать маленький, но не получилось, и напиток мгновенно начал свое магическое действие. Сосуды расширились, внутренний комок разжался.
– Расскажите мне о себе, – предложила Альбина. – Что привело вас к нам?
Она протянула ко мне руку, положила тонкие пальцы на мои и легонько их погладила. А потом сказала:
– Не стесняйтесь, расскажите, выпейте еще коньяку, согласитесь, он прекрасен.
Она отхлебнула еще капельку, я постаралась сделать то же самое, но глоток опять получился большим, и мой бокал опустел. Я виновато посмотрела на донышко и откашлялась.
– Потеря, – наконец решилась я, – вот что меня привело к вам. Много лет назад со мной произошло несчастье, и с тех пор моя жизнь потеряла всякий смысл.
Альбина сменила позу в своем удобном кресле, спина ее напряглась, она подалась ко мне всем телом, и мне показалось, что дыхание ее в предвкушении моего рассказа участилось. Ноздри пришли в движение, что выдало ее волнение, взгляд из мягкого и сочувствующего вдруг сделался пронзительным, она как будто пригвоздила меня к креслу, как беззащитную пойманную бабочку, которую готовят сделать экспонатом коллекции. Мне стало страшно, и по спине пробежала змейка, но я отметила это свое состояние с каким-то мазохистским удовольствием.
– Вы потеряли что-то очень важное? Ребенка? – предположила Альбина.
– Нет, я потеряла профессию, – тихо ответила я, – но вместе с ней потеряла себя.
Я видела, как Альбина насторожилась, и мне показалось, что в ее глазах мелькнуло мимолетное разочарование. Неужели я не оправдала ее надежд? Потерять профессию! Тоже мне, беда. Профессий много, в течение жизни многие люди меняют профессию, и бывает, что даже не по одному разу, и не делают из этого никакой трагедии. Тем более я женщина. Для женщины есть вещи поважнее какой-то там профессии – материнство, например. От мыслей, мгновенно промелькнувших в голове, мне вдруг стало не по себе. Первое, что предположила Альбина, – это потерю ребенка. По сравнению с трагедией такого масштаба мой случай покажется ей блажью дамочки, снедаемой непомерной гордыней. И ведь она отчасти будет права. Правильно ли я сделала, что пришла сюда? Хотя какое значение имеет само событие, повергнувшее человека в пропасть отчаяния? Кто-то более сильный и цельный, чем я, возможно, пережил бы и куда более страшные события и не сломался бы. А я вот не смогла. Так какая разница, что именно стало причиной моего состояния? Какое именно событие опустило меня на дно пропасти? Факт тот, что я на дне. И пришла, чтобы попробовать с него подняться. Альбина будто прочитала мои мысли.
– Если вам трудно, вы можете не рассказывать мне сейчас все подробности, но я должна знать канву тех событий, которые положили начало вашему состоянию. Мне нужно понимать, что именно с вами произошло. Подробности можете пока опустить.
– От этого зависит, в какой группе я буду заниматься, да? – предположила я, чтобы на минуту оттянуть момент начала рассказа. – У вас разный подход к людям с разными проблемами?
– Может быть, вам это покажется странным, но подход у нас ко всем один, – спокойно ответила Альбина. – У нас вместе занимаются люди, пережившие совершенно не похожие жизненные драмы. Какими бы ни были внешние события, через которые им пришлось пройти, причины депрессии, подавленности, неспособности пережить и смириться всегда одни и те же. И они кроются внутри человека. Внешние факторы не имеют к ним никакого отношения.
Я ничего не ответила, потому что никакого мнения на этот счет у меня не было. Я просто рассказала Альбине о событии, которое произошло со мной много лет назад, и о том влиянии, которое оно оказало на всю мою дальнейшую жизнь, о безуспешных попытках бороться и заново обрести себя. Закончила я на своей текущей проблеме – алкоголизме, который засасывает меня, не принося никакого существенного облегчения. Я думала, что после моего признания Альбина смутится, что предложила мне коньяк, но она поступила вопреки моим ожиданиям.
– В том, что вы пьете, нет ничего страшного, – сказала она, – это всего лишь ваша реакция. Вы пытаетесь защититься и, пока другой защиты у вашей психики нет, используете тот эффект, который дает вам алкоголь.
Как будто в подтверждение своих слов, Альбина налила в мой пузатый бокал хорошую порцию «Мартеля», за что я исполнилась к ней невероятной благодарностью. Я вдруг ощутила, что меня здесь не собираются учить тому, что я знаю и без них. Не пей, это плохо. Будь сильнее обстоятельств, потому что так надо. Меня не будут насиловать, не будут подавлять еще сильнее. Я выпила весь коньяк без остатка и почувствовала, что непременно останусь здесь.
– Вы сможете мне помочь? – спросила я.
– Конечно, мы всем помогаем, – уверенно ответила Альбина Николаевна.
– И мой случай не кажется вам безнадежным?
Она улыбнулась, встала с места, подошла к этажерке, которая уже привлекла мое внимание, стала перебирать какие-то альбомы.
– Нет, это не здесь, – буркнула себе под нос и шагнула к письменному столу, выдвинула ящик, пошуршала бумагами.
– Вот, – сказала она, протягивая мне фотографию какой-то женщины, – это Лерочка Авдеева. Ее история – не секрет. Могу рассказать. Лерочка долго не могла родить, но очень мечтала о ребенке. А когда наконец родился первенец, оказалось, что у малыша редкое генетическое заболевание, так называемый несовершенный остеогенез. Это тяжелая патология опорно-двигательного аппарата, при которой наблюдается уменьшение массы костей и их ломкость. Вы не представляете себе, что пережила эта женщина! Видеть, как долгожданный ребенок страдает от невыносимых мук, каждый день наблюдать его уродство, бояться прикоснуться к нему, чтобы не сломать косточку…
Мне стало не по себе, я невольно отпрянула и отвернулась, будто Альбина показывала мне фотографии несчастного малыша.
– Страдания Лерочки были безграничны, но она боролась изо всех сил, хотя никакой надежды на успех не было. Пока ее мать, ее собственная мать, не задушила ребенка подушкой.
– Как?! – вскрикнула я. – Как такое могло быть?!
– Не хотела, чтобы дочь дальше мучилась, хотела спасти от страданий и ее, и обреченного ребенка.
– И что потом?
– Бабушку посадили, – продолжала Альбина, – небольшой какой-то дали срок, но в зоне она умерла от инсульта. А ведь очень сильная и успешная была женщина, банкирша, между прочим. И вот Лерочка пришла к нам. Еле живая, честно говоря. Весила сорок восемь килограммов при росте сто семьдесят. Кожа да кости.
Альбина вздохнула долгим, протяжным вздохом, а я уставилась на фотографию, которую она передала мне. На ней были изображены приятная женщина лет тридцати пяти и мальчуган в красной бейсболке с надписью «Парк Авентура». Они были сняты на легкоузнаваемом фоне знаменитого испанского парка развлечений. Если то, что пришлось пережить Лерочке, и было правдой, то по ее внешнему виду угадать это было совершенно невозможно. У нее был очень здоровый и жизнерадостный вид, казалось, она дышала счастьем, обнимая мальчика за плечи.
– А кто этот мальчик? – не удержалась я.
– Это Лерочкин сын, – ответила Альбина, – не родной, конечно. После того, что произошло, она уже боялась рожать, все-таки генетические патологии… Сами понимаете, ни от чего нельзя быть застрахованным в будущем. Этого мальчишку она усыновила, он полюбил ее как родную мать.
– А где она сейчас?
– Живет полной жизнью, – изрекла Альбина, интонацией дав понять, что на этом закончила экскурс в прошлое, равно как и рассказ о чужой жизни. – Но давайте вернемся к вам. Вы серьезно настроены?
– В каком смысле? – не поняла я.
Она снова присела в кресло и посмотрела мне прямо в глаза очень долгим, внимательным взглядом.
– Поймите, Люба, обращаясь к нам, вы принимаете очень серьезное решение, – сказала она. – Мы не берем скучающих дамочек, которые хотят полюбопытствовать, чем мы тут занимаемся. Мы не берем тех, кто мается от безделья и лени. Более того, как правило, мы не берем тех, в ком чувствуем потенциальную способность справиться со своей проблемой самостоятельно. Мы занимаемся только с теми, кто пытался самостоятельно решить проблему, но не преуспел в этом. У нас есть и облегченный курс – он для тех, кто нуждается в повышении самооценки, в приобретении навыков общения с людьми на работе, в бизнесе или в семье. Это курсы коррекции, и этими нашими клиентами занимаюсь не я. Что касается вас, то ваша проблема, насколько я поняла, послужила почвой для многолетней неудовлетворенности жизнью, то есть это проблема хроническая.
– Все даже хуже, чем вы говорите, – горько усмехнулась я. – Вы выразились по моему поводу очень мягко.
– Да, но мы друг друга поняли, – продолжала Альбина Николаевна. – Вам требуется помощь особого рода, и у нас собраны специалисты, которые занимаются именно такими сложными проблемами. Вы должны понять главное: если вы доверяете нам решение своей проблемы, вы должны полностью выключиться из обсуждения методов этой помощи. Вы просто говорите «да», и на этом ваше участие заканчивается. Дальше начинается наша работа. Ваша задача состоит в том, чтобы безоговорочно слушаться вашего наставника. Ни в чем ему не перечить. Не спорить. Ни о чем не думать. Вам нужно будет полностью ему довериться и шаг за шагом выполнять абсолютно все задания. Вы не должны ничему удивляться, даже если что-то покажется вам странным или вызывающим. Если вы готовы, вы должны будете пройти тесты и подписать документ, подтверждающий ваше согласие.
– Когда можно будет пройти эти тесты?
– Сейчас заканчивается формирование группы, в которую вы еще можете войти, в ней, если не ошибаюсь, осталось два места. Приходите завтра к одиннадцати утра. Позвоните в дверь, назовете свою фамилию, и вас проводят к тому, кто будет завтра вами заниматься. Если вы успешно пройдете тестирование, вам будет предложено заключить договор. После внесения оплаты вы сможете приступить к занятиям. Курс начнется с понедельника, когда группа будет окончательно сформирована. Вам все понятно? Вам известна стоимость наших услуг?
– Нет, но это не имеет значения, – поспешила ответить я, – я буду заниматься в любом случае.
– Хорошо, мне нравится ваш настрой, Люба, – улыбнулась Альбина, поднимаясь с кресла. – Приходите завтра к одиннадцати. И помните, что ваша дальнейшая судьба теперь зависит от того, насколько способной ученицей вы окажетесь.
Я что-то пролепетала в ответ и стала пятиться к выходу. В кабинете Альбины мне вдруг стало жарко и тесно. Кровь прилила к голове, в висках застучало, и мне срочно захотелось на воздух. Альбина Николаевна явно собиралась проводить меня до дверей, но внезапно у нее зазвонил городской телефон, и я, обрадованная этим обстоятельством, уверила ее, что помню дорогу к вестибюлю, и буквально вывалилась в коридор.
Привалившись к стене, я наконец вздохнула свободно и поняла, отчего мне показалось так тесно в Альбинином кабинете. Сначала она произвела на меня впечатление вполне обычной женщины, и она занимала ровно столько места, сколько занимает обычный человек. Но с каждой минутой Альбина как будто раздувалась или распухала, вернее, раздувалось некое пространство вокруг нее. Не аура, нет. Аурой мне представлялось что-то такое особенное, какое-то сияние вокруг личности. А Альбина казалась обычным человеком, однако пространство вокруг нее медленно, но неумолимо заполнялось какими-то подвластными только ей особыми токами. И в последние минуты моего пребывания в ее кабинете, когда она говорила о важности моего доверия и послушания, у меня возникло четкое ощущение, что Альбина заполнила собою все пространство. Оказавшись через дверь от нее, я вздохнула свободнее, хотя и отметила, что мое дыхание до сих пор сильно учащено. По дороге к вестибюлю, в коридоре, где слышны были лишь мои осторожные шаги, у меня слегка кружилась голова. По мере приближения к главному входу тишина таяла, до меня донеслись приглушенные голоса. Оказалось, в гардеробе собралась публика, люди развешивали свою одежду, две женщины причесывались у большого настенного зеркала под часами. Я замедлила шаг, чтобы иметь хотя бы две дополнительные минуты на разглядывание здешней публики. В гардеробе было несколько человек. Двое мужчин уже повесили свою одежду и тихо переговаривались, не глядя друг на друга. Мне показалось, что их взгляды были устремлены на женщину лет тридцати, которая в этот момент устраивала на вешалке свое пальто и одновременно разговаривала по телефону, прижав трубку к уху плечом. Женщина была в обтягивающих черных джинсах, украшенных черными мерцающими камешками, и майке с глубоким вырезом. Длинные гладкие темные волосы спадали ей на плечи. Она убрала телефон в сумку, повернулась ко мне лицом, и даже у меня перехватило дыхание, так она была хороша. Трудно сказать, чем именно, но мужчины, видимо, имели ответ на этот вопрос, потому что дружно повернули головы в ее сторону и продолжали свой разговор, не спуская с нее глаз. Публика показалась мне очень приличной. Участники курсов разговаривали тихо, были хорошо одеты. Я замешкалась перед гардеробом якобы в поисках телефона и отметила, что посетители здесь – разных возрастов: двое плотоядно глазеющих мужчин были явно за сорок, дама, до сих пор стоящая у зеркала, давно разменяла пятый десяток. Навстречу мне из гардеробной двигалась группа из двух молоденьких девушек и парня лет тридцати. Дальнейшее разглядывание незнакомых людей было бы уже неприлично, и я проследовала к вешалке, на которой оставила свою куртку. В это время входная дверь открылась, и в холл вошли еще несколько человек. Какая-то мысль беспокойно закопошилась в моей голове, но я не могла ухватить ее. Стоило только ей подобраться, как мое внимание на что-то отвлекалось, и мысль ускользала, так и не давая мне ее додумать. Тем временем послышался звук открываемой двери, и люди дружно подняли головы вверх. Я поняла, что их приглашают к началу занятий. Как бы мною ни владело любопытство, мне оставалось ретироваться. Я открыла входную дверь, и в лицо мне посыпались колючие снежинки.