Дом чернокнижника

Вторым внутрь стали затискивать следующего испытуемого –Алешиного ровесника. Но тот, хоть и был невысокого росту, оказался неожиданно широк в кости. И крышку клавесина закрыть над ним не удалось: она уперлась в его плечевую кость.

Так что второго парнишку тоже признали негодным – тогда еще неясно было, для чего именно. Настала Алешина очередь.

Он даже дышать забыл – настолько страшным вдруг показался ему этот изогнутый деревянный ящик. Алеша будто со стороны увидел, как царевнин толмач и француз подхватывают его под руки, поднимают над медово сияющим паркетом и опускают в музыкальный ящик. А потом Алеша внезапно, в один миг, всё понял: в ящике этом устроены были приспособления, чтобы играть на огромном клавесине изнутри.

Он отвлекся, обозревая хитроумный механизм. И уразумел, что над ним захлопнули крышку, лишь тогда, когда его облепила душная тьма, отдающая воском и канифолью.

Алеше показалось: его не просто уложили живым в гроб, но еще и выбрали для этого чужой гроб, предназначавшийся какому-то карлику-горбуну. Желудок у Алеши скрутило, а перед глазами всплыла в темноте ослепительно яркая точка – как Полярная звезда на черном бархате неба.

Алеша со свистом втянул в себя воздух, зажмурился и помотал головой – насколько это позволил ему сделать кривой гроб. Но, когда он снова распахнул глаза, точка-звезда не только никуда не пропала – она словно бы стала еще ярче. И Алеше понадобилось сделать еще вдохов пять или шесть, прежде чем до него дошло: он видит стеклянный фонарь, где теплится одна-единственная свеча. И приладили этот фонарь так, чтобы он освещал приспособление, имевшееся внутри. Француз что-то громко произнес, и толмач перевел его слова для Алеши:

– Он говорит: это устройство сконструировали по чертежам какого-то там Ньютона. – И прибавил от себя: – Наверное, это тоже – иностранный музыкант.

3

Во время той первой пробы в Карлсбаде мэтр вытащил Алешу из музыкального ящика всего через минуту. Самое большее – через полторы. Не был мэтр жестокосерден – не хотел мучить дитя понапрасну. И спросил – через толмача – готов ли отрок выучиться хитрой науке: музицировать при помощи сего инструмента, оставаясь для всех невидимым?

Алеша и сам не понял, почему он ответил: да, готов.

Когда они ехали домой, в Россию, тяжеленный инструмент везла четверка битюгов, запряженных в умягченную соломой телегу. А во время остановок мэтр Корнель обучал своего юного помощника. Показывал ему (вначале – при поднятой крышке клавесина), как нужно управляться с диковинным механизмом. И заодно учил Алешу азам французского языка – а сам перенимал у него русскую речь. Так что к моменту возращения в Москву они сделались уже почти что друзьями. Хоть кое-кто из царевниного окружения и поглядывал на мэтра с сомнением и даже с негодованием – подозревая его в неестественной склонности к своему ученику.

Но это уж, конечно, была полная чушь. Мэтру-то нравились женщины! Причем, к сожалению, не только молодые.

Первое совместное выступление мэтра и Алеши состоялось поздней осенью 1716 года: вечером в праздник Казанской иконы Божией Матери. Этот день в Первопрестольном граде почитали особо. Именно на Казанскую, сто с лишком лет назад, из Москвы – заступничеством Царицы Небесной – воины князя Пожарского и ополченцы купца Минина изгнали польских захватчиков. Так что на празднике у царевны Марьи собралось человек полтораста, если не больше. И это – невзирая на то, что немалая часть московских бояр и дворян успела перебраться в город Петербург.

Алеша уже с полчаса потел внутри клавесина: облаченный в одну тонкую сорочку и исподние панталоны. И тут наконец-то когда наступила его очередь.

– А теперь, – услыхал Алеша голос Федора Журавского, приглушенный клавесинной крышкой, – вы увидите иностранную диковину, никогда прежде вашим взорам не представавшую.

Занавес раздвинули, и внутрь Алешиного ящика пролился снаружи небольшой свет – через проделанные в клавесинной крышке отверстия для дыхания. Сквозь них же Алеша увидел, как мэтр уселся в кресло – примерно в полутора саженях от клавесина, – вскинул руки и едва заметно кивнул своему ученику.

Сейчас, по прошествии времени, Алеша даже не мог припомнить, как он начал играть тогда. И позабыл, какие именно пьесы он исполнял. Но зато хорошо запомнил другое: как зрители прямо во время концерта срывались с мест и кидались к инструменту. Пытались поймать в ладонь невидимые нити, которые, по их соображеньям, должны были соединять пальцы музыканта и клавиши, что вдавливались будто сами собой, без всякого к ним прикосновения.

И еще – Алеша помнил шепотки зрителей (мэтра рядом не было, и они не думали, что их кто-то услышит): «Колдовство», «Чернокнижие», «От лукавого музыка». А еще – и смех, и грех: «За этого француза черт на клавесине играет». Но Алеша, уж конечно, чертом себя не считал. Да что там: вплоть до их последнего с мэтром выступления, случившегося неделю назад, он почитал себя счастливчиком. Избранником Фортуны – как говаривали на новый лад. Однако Фортуна, которая поначалу им с мэтром Корнелем так споспешествовала, покинула их в один миг.

Собственно, на прошлой неделе, седьмого марта, они с мэтром не должны были выступать. Тогда уже шел Великий пост, и все увеселения в Москве были отменены. Но мэтр Корнель – что с него взять? Он вроде как был католиком – хотя в этом Алеша не испытывал уверенности: его учитель не соблюдал вообще никаких церковных обрядов. Так что – когда негоцианты из Немецкой слободы, снабжавшие царевну заграничными товарами, попросили устроить для них небольшой Vorstellung[1 - Представление (нем.).], мэтр немедленно согласился.

Алеша без посторонней помощи забрался в музыкальный ящик. И, когда разъехался занавес, до поры укрывавший инструмент от любопытных глаз, был уже вполне готов к выступлению. Они с мэтром как раз недавно разучили несколько современных клавесинных пьес другого француза – по фамилии Рамо. И Алеша исполнял их по очереди: менуэт, гавот, рондо, пьесу под смешным названием «La Poule»[2 - «Цыпленок» (фр.).] и еще много чего другого. Гости-немцы так восторгались, так аплодировали, что форштеллунг продлился долее обыкновенного. И, когда он всё-таки закончился, у Алеши до такой степени болела правая рука, что он не смог самостоятельно открыть свой ящик и вылезти из него. О чем и сообщил мэтру, когда тот подошел к инструменту и спросил, почему его ученик всё еще сидит внутри?

– Ничего, – воскликнул мэтр, – я сейчас выпущу тебя! – За минувшие три года он наловчился хорошо говорить по-русски, хоть слова и выходили у него немного картаво и в нос.

Замок потайного ящика можно было отпереть как изнутри, так и снаружи – если знать, где спрятана двусторонняя кнопка с пружиной.

Француз протиснулся к инструменту сбоку, держа в одной руке канделябр с тремя свечами. Алеша видел это сквозь прорези, проделанные в музыкальном ящике для дыхания и обзора; снаружи они были совершенно незаметны. Он разглядел, как мэтр потянулся к потайной кнопке, сделанной с боковиной клавесина заподлицо – однако на неё не нажал. Так и застыл с вытянутой рукой – между вогнутым клавесинным боком и стеной залы.

Глава 2. Государевы люди

1

Алеша поначалу не уразумел, что произошло в зале для выступлений. Сквозь прорези на него вдруг повеяло сквозняком. И огоньки свечей в канделябре, который держал в одной руке мэтр, задрожали. Но было и еще кое-что – Алеша подумал тогда, что ему это просто мерещится с устатку. Стенки ящика, в котором он прятался, начали источать блеклое зеленое свечение – словно болотные гнилушки. Струны же клавесина вдруг загудели: сами собой, разом, и почему-то – в очень низком регистре. А потом – ящичные стенки начали сдвигаться! Мальчика словно бы сдавливал в кулаке какой-то невиданный деревянный великан. Алеша даже услышал треск своих собственных костей – этим великаном ломаемых. И чуть было не завопил – от ужаса; боли он, как ни странно, не ощущал.

Однако он не закричал – просто не успел. Сдавливание, гул и свечение прекратились так же внезапно, как и возникли. И до Алеши донеслись снаружи другие звуки – совсем не музыкального происхождения: тяжелые шаги нескольких обутых в сапоги мужчин, резкий стук распахнутой закулисной двери, ударившей в стену. А потом грубый мужской голос вопросил: