– Настали совершенно безрадостные дни. Роман был написан, больше делать было нечего, и мы оба жили тем, что сидели на коврике на полу у печки и смотрели на огонь».
«Статьи не прекращались. Над первыми из них я смеялся. Но чем больше их появлялось, тем более менялось мое отношение к ним. Второй стадией была стадия удивления. Что-то на редкость фальшивое и неуверенное чувствовалось буквально в каждой строчке этих статей, несмотря на их грозный и уверенный тон. Мне все казалось, – и я не мог от этого отделаться, – что авторы этих статей говорят не то, что они хотят сказать, и что их ярость вызывается именно этим. А затем, представьте себе, наступила третья стадия – страха. Нет, не страха этих статей, поймите, а страха перед другими, совершенно не относящимися к ним или к роману вещами. Так, например, я стал бояться темноты. Словом, наступила стадия психического заболевания».
Прервём на время чтение романа, хотя это и непросто сделать. Посмотрим, что же случилось с Маргаритой.
А вот что. Когда с Мастером произошли все эти несчастья, Маргарита поступила так, как поступила бы любая женщина на ее месте. Она, превратилась в ведьму, влетела в квартиру критика Латунского, через окно, на метле (жаль хозяина дома не застала) и все там совершенно разгромила. И нисколько в этом не раскаивалась.
Глава 24. Извлечение мастера.
– Ах, как я взволновалась, когда этот барон упал, – говорила Маргарита, по—видимому до сих пор переживая убийство, которое она видела впервые в жизни.
– Вы, наверное, хорошо стреляете?
Подходяще, – ответил Азазелло.
– А на сколько шагов? – задала Маргарита Азазелло не совсем ясный вопрос.
– Во что, смотря по тому, – резонно ответил Азазелло, – одно дело попасть молотком в стекло критику Латунскому и совсем другое дело – ему же в сердце.
– В сердце! – воскликнула Маргарита, почему-то берясь за свое сердце.
– в сердце! – повторила она глухим голосом.
– Что это за критик Латунский? – спросил Воланд, прищурившись на Маргариту.
Азазелло, Коровьев и Бегемот как-то стыдливо потупились, а Маргарита ответила, краснея:
– Есть такой один критик. Я сегодня вечером разнесла всю его квартиру.
– Вот тебе раз! А зачем же?
– Он, мессир, – объяснила Маргарита, – погубил одного мастера.
– А зачем же было самой-то трудиться? – спросил Воланд.
– Разрешите мне, мессир, – вскричал радостно кот, вскакивая.
– Да сиди ты, – буркнул Азазелло, вставая, – я сам сейчас съезжу…
– Нет! – воскликнула Маргарита, – нет, умоляю вас, мессир, не надо этого.
– Как угодно, как угодно, – ответил Воланд, а Азазелло сел на свое место».
Да, что-то мне всё меньше хочется оказаться в Москве 20-30-х годов 20 века. Жестокость нравов в среде советской интеллигенции, борьба за местечко поближе к власти, борьба насмерть, на физическое уничтожение, – отличительные черты того времени. Российская литературная критика должна быть безмерно благодарна Михаилу Афанасьевичу Булгакову за этот роман ещё и потому, что он препарировал методику травли писателя, выставил её на всеобщее обозрение.
С 60-х годов 20 века, с того самого момента как роман увидел свет, подобные способы борьбы с инакомыслящими в среде писателей, хотя и использовались, но были признаны обществом неприличными.
Вернёмся в наш 21 век и продолжим путешествие по Москве.
Отметим, только, что этот дом, где жил критик Билль-Белоцерковский, является исключением в ряду объектов, расположенных вблизи Чистых прудов и ставших прообразами для «булгаковских» зарисовок Москвы. Если все другие объекты были предельно точно изображены, буквально скопированы автором и перенесены на страницы романа, то этот дом является исключением. Критик и почти «личный враг» Булгакова действительно жил здесь.
Но в тексте романа дано описание не этого дома, а другого.
Загадка №9 – МАССАЛИТ
Ул. Макаренко, 3. Доходный дом.
Дом состоит из двух частей, построенных в разное время, и имеет два входа.
Надписи на фасаде дома: MDCCCLXXXXIX – над одним входом, и MDCCCCV – над другим.
Дом №3, улица Макаренко
Дом №3, улица Макаренко
М. Булгаков, вне всякого сомнения, не единожды проходил по этой улице и видел эти «загадочные» надписи. На самом деле, не секрет, что это – римские цифры, обозначающие годы постройки.
Мы легко сможем их прочесть, помня, что:
I – единица
V – пять
X – десять
L – пятьдесят
C – сто
D – пятьсот
M – тысяча
И тогда MDCCCCV – это 1905 год. А MDCCCLXXXXIX это – 1899 год.
Но это, если остановиться, если вспомнить, что буквы могут обозначать числа и начать подсчитывать. Москвичи же обычно спешат, а на бегу эти цифры, сливаясь, вполне могут стать и МАССОЛИТОМ. Примерно так мог бы выглядеть вход в Дом Грибоедова.
Тогда получается, что «МАССОЛИТ», это не простая аббревиатура, а вполне реальная вещь, существующая, правда, не в виде литературного объединения, а в виде просто примелькавшихся Булгакову римских цифр. Возможно ведь и так.
Продолжаем наш путь по улице Макаренко, выходим к Чистопрудному бульвару и вот мы у Покровских ворот.
Площадь Покровских ворот
Площади Бульварного кольца в Москве называются воротами. Это давняя история! Когда-то на месте бульваров были крепостные стены «Белого города»», а там, где к городу подходили дороги, там были, разумеется, ворота. В 19 веке стены были снесены, позже и ворота тоже. Но названия остались. Площади, появившиеся на месте ворот, до сих пор называют «воротами».
С площади Покровских ворот мы поворачиваем на улицу Покровку, а далее – в первый же переулок налево, это – Колпачный переулок.
Загадка №10 – Дом Маргариты