Мама, я в домике. Что вы, какой допрос?
То, что кому-то смертельно, подобно казни,
То для меня, очевидно, говно-вопрос.
Главное прятать лицо, не подать бы вида,
Чтоб избежать этих долгих и скучных сцен.
То, что кому-то причина для суицида —
Просто комедия в жанре БДСМ.
Пёс с ней, с подругой, продам её за гроши,
Где-то на дальней полке в сети Ашан.
Можно ведь скинуть отходы моей души
Своим любимым приятелям-алкашам.
Есть у меня социалка, еда, квартира,
Пара очков из малинового стекла.
Я получила страшный урок от мира,
Но ничего оттуда не извлекла.
Было тихо
А потом было тихо – никто уже не кричал.
Только злое, чужое дыхание палача.
Ледяное безумие, вязкое точно ил.
Никакого рассвета – он так и не наступил.
Никакого заката – пятнадцать часов в аду.
Если это расплата, я спрячусь и не приду.
Ничего не скажу, притворюсь, что меня здесь нет.
Если всё же допросят, скажу им полнейший бред.
Ну подумаешь, жертва дрожит и едва жива,
Разве этим должна быть заполнена голова?
Я оставлю её позади, как ненужный хлам.
Мне испортили праздник. Я в домике, слышишь, мам?
Да и чёрт с ней, она ведь давно уже далеко,
Мне, убив её, было так весело и легко.
Только я не учла, что в любом из прожитых дней,
И деревья, и стены, и город – всё дышит ей.
Белая крыса
Я не утратила силы и веру в мир,
Даже размазанная по полу,
Испепелённая,
Сто раз осмотренная и допрошенная,
Двое суток не евшая и не спавшая,
Чуть ли не полувыпавшая от боли,
Едва живая.
Даже тогда я сражалась за право жить
И иметь возможность дышать, создавать прекрасное,
Закрывать ужасное, запредельное зло в ледяную клетку.
Говорить о себе, как о мире, о подсудимом – как о войне,
В слезах и немой истерике.
Я не сломалась даже на утро,
Пятнадцать часов проведшая в отделении
С крысой в клетке и хладным воздухом,