Уличные истории. Я проживаю удивительно странную жизнь…

В центре комнаты сидели засучив рукава двое молодых мужчин и чистили морковку. Было видно, что Нур «качается», крепкая шея, мускулистые руки с выделяющимися венами говорили сами за себя. Я в деталях помню ту нашу встречу, поскольку перематывал в голове этот эпизод несколько десятков раз.

Когда я вошел в комнату, на его лице было приятное удивление. «О, Алишер… как дела, братишка?» – это были его первые слова, он положил на стол нож и, как бы привставая, протянул мне ладонь так, чтобы я не испачкался, и я пожал его жилистую кисть руки. «Ты что, маму привез? А, молодец!». Я сел рядом и стал расспрашивать его, что и как, но ответы его были очень короткими, я начал вспоминать про наше детство, но и тут он сделал вид, что не помнит уже ничего, было такое ощущение, что ему перед своим приятелем немного неудобно. Не зная, что еще сказать, я закурил, Нур посмотрел на меня, покачал головой и сказал: «Братишка, бросай курить, займись спортом, надо быть всегда на старте, вдруг кипиш* какой…». Ты прав, почти оправдываясь ответил я, нужно спортом заняться… все помнят, как в середине 90-х Бишкек был насыщен криминальными разборками. Но я был озадачен другим, если честно, я ожидал совсем другой встречи со своим старым другом. Я начал злиться на себя… к черту мою сентиментальность, очередной раз я упрекнул себя тогда, этот мир циничен и жесток, еще немного послушав затянувшиеся нравоучения двух «качков», я стал искать повод, чтобы поскорее уехать.

Прошло еще несколько лет, я знал из рассказов мамы, что Нур так и не смог устроиться на работу в силовые структуры, а о другой работе он и слышать не хотел. Потом говорили, что он женился на девушке из хорошей семьи и у него родились две дочери, что живут они вместе с ее родителями, а сам он иногда занимается перепродажей товаров. С конца 90-х я уже все реже слышал и интересовался судьбой Нура.

Где-то в 2006-м году я неожиданно встретил Нура у рынка Ак-Эмир, сначала я подумал, что обознался, это был высокий исхудавший мужчина, было видно, что он пьет уже не первый день, он шел мимо, и мы даже, кажется, пересеклись взглядами. Я рассказал об этом своей маме, она тогда поведала мне, что сама видела Нура несколько раз с бомжами и просящего милостыню, сидя на краю тротуара. Я был в легком шоке… Также я узнал от мамы, что он давно уже развелся и жена его уехала из Кыргызстана, а он просто ушел из дома и стал жить на улице как бомж. При том, что у него была крыша над головой, родители живы и, и он мог бы жить и работать как все нормальные люди. Что произошло с ним – мне мама так и не смогла ничего объяснить, только сказала, что все его родственники знают об этом, но ничего с этим поделать не могут. Я был в растерянности, и не мог понять, как может человек просто взять и решить для себя жить на улице? Я пытался через знакомых выяснить причины такого кардинального изменения поведения человека, но так и не смог объяснить себе его поступок. Наверное, что-то произошло трагическое, что сломало его полностью, от чего он не смог восстановиться, или, может, это обыкновенный, бытовой алкоголизм? Не знаю… У меня на тот момент почему-то не было никакого желания найти его и поговорить с ним, я посчитал это слабостью и думал, каково же его близким знать и даже видеть, что – твой сын, родной брат, близкий друг бомжует в центре города, и это видят все знакомые. Уверен, что это было и остается реальной трагедией и болью для всех членов его семьи.

В другой раз я с ним встретился уже в 2013 году на входе в «Детский мир», что на проспекте Чуй, куда приехал с семьей. Он сидел один на скамейке, на асфальте была пустая коробка из-под обуви и картонка с надписью: «Афганец, нужна помощь». Присмотревшись, я увидел, что у него на левой руке нет кисти, просто рукав от куртки. Я остановился и обратился к нему: «Нур, это ты?..». Я думаю, он меня сразу узнал, еще когда я к нему приближался. «Да, это я», – негромко ответил он. «Что с тобой случилось, что с рукой твоей?», – ошарашенный, я стал спрашивать его, ответ меня сбил с толку. «Вот, в Афгане потерял…”, – ответил он. «Какой Афган, Нур, ты никогда не служил в Афгане, ты что говоришь?.. Нур, это я, Алишер, ты помнишь меня, что с тобой, как ты руку потерял?!». Но он, как заговоренный, только и говорил про Афган, что дом сгорел и документов нет. Я стоял рядом с ним и пытался вытащить его на простой разговор, но это было бесполезно, прохожие оборачивались, а водители такси стали собираться около нас. Со стороны люди могли подумать, что я ругаю его. Я посмотрел ему в глаза в надежде, что он перестанет валять дурака, но ответной реакции не увидел, и, протянув ему купюру, ушел от этого места. Приехав домой, я рассказал родителям про нашу встречу с Нуром, и, конечно, все были шокированы моим рассказом об отсутствии одной кисти его руки. Я спросил, знает ли об этом мама Нура, на, что мама ответила, что в их кругу они вообще не затрагивают тему Нура, поскольку его мама уже не может без слез слышать об этом.

Вот надо же так сложиться судьбе человека, подумал я… где и когда он оступился, ведь ничто не предвещало такого поворота событий; образованный, здоровый, из благополучной семьи, как человек в расцвете сил уходит из дома, чтобы жить на улице?

Прошло еще несколько лет, и каково же было моё удивление, когда я снова увидел Нура у рынка «Ак-Эмир», что на МосСовете, сидящего на корточках около остановки с целыми, полноценными кистями обеих рук, как ни в чем не бывало, он сидел возле картонной коробки с мелочью на дне. Мы снова пересеклись с ним взглядам, и только тогда я понял, что это уже был не Нур… я думаю, мой Нур умер в нем гораздо раньше, чем мы повстречались с ним спустя много лет на этом самом месте, это был уже совсем незнакомый мне человек с абсолютно другими глазами.

А мой Нур остался только в памяти… Я сохранил свои детские воспоминания о нашей дружбе, и этот образ старшего товарища, похожего на героя из кинофильма «Кортик», будет отдельной строкой отмечен на полях моей тетради жизни.

(2012 г.)

P.S. Сентябрь 2018 года. Спустя шесть лет, мне придется дополнить эту историю, поскольку она имеет свое неожиданное продолжение. Случилось так, что мне пришлось маме зарегистрировать ее аккаунт в фейсбуке, чтобы она могла хоть иногда общаться со своими бывшими коллегами, живущими ныне в разных странах мира. Так вот, недавно она мне неожиданно заявляет: «Ты помнишь Нура, я его на фейсбуке видела на страничке своей коллеги, он, оказывается, в Алма-Ате массажистом работает, выглядит солидно, в медицинском халате сидит за столом, там фото его размещено». Я, недолго думая, зашел на ее фейсбук аккаунт и через ее друзей нашел самого Нура. Хотя он сильно изменился с тех пор, как я его видел в последний раз, но я его узнал, на фото он сидел на стуле в бордовом медицинском халате с короткими рукавами, а на заднем фоне в качестве демонстрации была расположена массажная кушетка. Я пролистал его страничку и увидел, рекламный баннер по предоставлению комплекса массажных услуг – точечного, мануального и классического, а внизу его имя и контакты, также на его страничке была информация, что он «Вступил в брак – 20 июля 2017 года»…

Я снова был в недоумении. Это удивительно как человек может упасть в глубокую пропасть осужденный окружающей толпой и потом найти в себе силы, чтобы вернуться снова в нормальную жизнь. Я вспомнил как я его осуждал… а потом я задал себе вопрос: – кто я такой, чтобы судить о жизни человека? – Знаю ли я через, что ему пришлось пройти и какие пережить испытания?..

Не знаю почему, но у меня увиденное вызвало двойственные эмоций, с одной стороны я был рад увидеть его живым и здоровым, а сдругой – я смотрел на его фотографию в надежде увидеть в его глазах хоть проблеск своего детского друга, но на фото был совсем чужой мне человек.

*Рыбачье – город на берегу озера Иссык-Куль в 1993 году был переименован в город Балыкчы.

тайэне – бабушка по материнской линии.

кипиш – неконтролируемая негативная ситуация.

Вот такое 8 марта

Был у меня друг, и не друг даже, а как брат… брат по духу, как у нас говорят, «кан-дос», т.е. кровный друг. Дружили мы Талантом с самого раннего детства, с 4-х лет росли вместе. Сначала в общаге вместе жили, что на «Набережной» по проспекту Чуй, я на четвертом, он на третьем этаже, потом в 79-м году одновременно в один новый дом переехали, короче, общались с ним «по тяжелой»*…

Компания у нас была своя, пацаны все из одного дома, те, с кем с детства дружим и общаемся до сих пор – Чина, Дэн, «Смешной» и Сан, но с Талой у нас было что-то особенное… так бывает в любой пацанской компании, когда кто-то с кем-то более близок, чем с остальными. С Талой в бурной своей юности в конце 80-х мы прошли вместе, как говорят, огонь и воду… в нем я был всегда уверен, знал что при любом «раскладе»* он не подведет. А это знаете очень важно, в особенности если в чужой компании или на разборках, чувствовать что твоя спина защищена.

Все, кто знали его, всех импонировало его добродушие и тонкое чувство юмора; это был улыбчивый добряк, который трезвым и мухи не обидит, но как выпьет лишнего, так это был практически неизбежный «баклан»*. Из-за этого он часто попадал во всякие передряги и как следствие в милицию… Помню, уже в 90-х часто бывало так, что «по ночухе»* тревожно звонил домашний телефон, будя всех домашних, и Тала почти шепотом просил меня привезти «капусту» к Октябрьскому РОВД. А потом он месяцами прятался от моих родителей, стыдясь за ночной звонок.

Тала с детства увлекался спортом и делал большие успехи в самбо, помню, тренеры за ним бегали по школе, а став подростком, он постепенно приобрел авторитет в своем окружении, учились мы тогда в 64-й школе. Не знаю до сих пор почему, но нас всегда друг к другу тянуло; примерно в 7-м классе мы все разъехались из 8-го микрорайона по разным районам, я на «Моссовет», Тала в «Асанбай», остальные кто куда, но я почти через день ездил к Тале на верха, или он с пацанами спускался вниз на «Дзержинку». Талу знали все, с кем я общался, его трудно было не заметить; темный, высокого роста, крепкого телосложения, с негритянской обворожительной улыбкой, он был сильно похож на молодого Боло Янга*.