Жизнь среди людей

Она молча сидела рядом и прижимала пропитавшийся кровью шарф к Юриному затылку. По ее побелевшему лицу текли слезы, и мне захотелось вытереть их. Она не должна плакать.

– Все будет хорошо, – сказал я, потому что вспомнил, что людей надо подбадривать и говорить, что все будет хорошо, даже если не знаешь точно, будет или нет.

Я не был уверен, будет ли все хорошо, поэтому соврал.

– Прижимай немного сильнее, – сказал я и приложил руку к ее дрожащим рукам.

Я запачкался кровью, но это было неважно.

Алина посмотрела мне в глаза, и ее взгляд парализовал меня сильнее, чем лежащий на земле Юра Бережков.

Она смотрела на меня. Я смотрел на нее.

И это длилось бесконечность. Будто мы попали в сингулярность, где секунды растягиваются и каждое мгновение становится вечностью.

Я поймал себя на мысли, что хочу утешить ее. Поцеловать.

Я уже потянулся к ней, но тут раздался резкий звук сирены, и во двор въехала машина скорой помощи.

9. Шторм

Мы уже не узнаем друг друга в шумной серой толпе.
Зима наступает на мир, и без того слишком хмурый.
Мы не спрячемся, нам уже ничего не успеть.
Прозрачный воздух дрожит
В ожидании бури.

Факт: в мире людей очень сложно понять, что правильно, а что нет.

Слишком много полутонов. И так странно, что несчастье может привести к чему-то хорошему.

Мама и Игорь не стали есть пиццу, которую я разогрел к их приходу. Вместо этого они сели на диван в гостиной, а мне пришлось стоять перед ними. Не самое приятное ощущение, когда на тебя смотрят и молчат.

Я думал, что мама придет одна, но их было двое. Снова двое.

– Почему ты прогулял? – спросила мама.

– Ну, все ушли, и я тоже…

– А если все с девятого этажа будут прыгать, ты тоже прыгнешь?

– Это нечестный вопрос, – сказал я, глядя в пол.

– Чего? – спросил Игорь.

Я попытался объяснить:

– Сначала мне говорят: не выделяйся. Не отсвечивай. Это мамина цитата. Ты сама мне так говорила, – я посмотрел ей в глаза. – Я не должен выделяться, я должен быть, как все. А теперь ты говоришь, что я не должен быть, как все. Ты не считаешь, что где-то здесь есть противоречие?

– Ты должен уметь отличать хорошее от плохого, – сказала мама.

– Это этическая дилемма, которая не имеет однозначного ответа, – сказал я, повысив голос, и тут же опустил глаза.

Я чувствовал, как злость течет из меня, я выдыхал ее из легких, она сочилась из каждой поры моего тела, я выплевывал ее, когда говорил. Это, конечно, метафора, но очень реальная. Злость застилала мне глаза. Я сжал кулаки так сильно, что ногти впились в кожу.

– Если бы я не пошел с остальными, я бы не смог влиться в коллектив. Если бы я попросил других остаться, никто не стал бы меня слушать. Если бы я остался один, меня считали бы предателем. Ты знаешь, что такое, когда тебя считают предателем в шестнадцать лет? Нет, не знаешь, потому что ты все забыла, потому что тебе уже давно не шестнадцать и ты не знаешь ничего о микрогруппах, которые образуются в школе, ты не знаешь ничего о нашем классе и взаимодействии внутри него.

Слова лились из меня, и я закрыл рот руками, чтобы остановиться, но не смог. Слова продолжали течь.

– Ты хочешь, чтобы я был, как все, потом хочешь, чтобы не был, а на самом деле ты хочешь, чтобы я был идеальным для тебя, ты хочешь, чтобы я думал удобно, поступал удобно, жил удобно, но ты не хочешь поступать удобно для меня. Я не хотел приезжать сюда, но ни слова не сказал об этом. Я не хотел учиться в новой школе, но я учусь здесь, я стараюсь. Я не знаю, что мне сделать. Не зна…

Крепкая пощечина остановила меня. Щеку как будто обожгла крапива.

Я закрыл рот и поднял глаза. Передо мной стояла не мама. Передо мной стоял Игорь. Он покраснел и стал казаться еще больше.

Я потрогал щеку. Игорь бил очень сильно.

Он стоял надо мной и тяжело дышал. Его рука была поднята для следующего удара.

– Не смей так разговаривать с матерью.

– Папа никогда меня не бил, – сказал я и пошел в комнату.

– Не смей уходить, – он схватил меня за воротник и резко потянул назад. Шов впился мне в горло, и я услышал, как порвались нитки. – Извинись перед матерью.

– За что?

– Отпусти его, – глухим голосом сказала мама. – Пусть идет.

– Но Лиза…

– Отпусти, – тихо сказала мама.

Помедлив, Игорь выпустил мою водолазку. Откашлявшись, я убежал в комнату.

Мне стало страшно. Я сидел в углу с закрытыми глазами, тер горло и слушал Токкату и фугу ре-минор Иоганна Себастьяна Баха в исполнении Ванессы Мэй снова, снова и снова, пока кто-то не тронул меня за коленку. Я дернулся и открыл глаза.

Оказалось, что в комнату вошла мама.

– Ты правда помог этому мальчику? – спросила она, опустившись рядом со мной на колени.

– Немного. Я разогрел вам пиццу.

– Пойдем поедим вместе? – она пыталась заглянуть мне в глаза, но я не смотрел на нее.

– Не хочу.

– Не выпендривайся. Пошли. И еще… – Она надолго замолчала. – Ты молодец. Хорошо, что ты оказался там. Думаю, ты хорошо вписываешься в свою микрогруппу.