– Подожди! – крикнул ей вслед Дима.
Таня обернулась, чтобы еще раз крикнуть: «Никогда!» – и побежала.
* * *
Он позвонил ей через полгода. В эти полгода Таня, можно сказать, не жила – так, засыхала на корню, не видя ни в чем ни радости, ни смысла.
И однажды ночью раздался звонок. Пьяный Дима начал рассказывать о том, как ему плохо без нее, и что тоже ни радости, ни смысла в его жизни без Тани нет. «Тань, а помнишь, как мы встретились? Тань, я без тебя вообще не могу. Веришь, Тань? Хочешь, я сейчас приеду?»
Он звонил ей три ночи подряд. Жаловался на то, как жена его не понимает и что их, в принципе, ничего не связывает. На четвертую ночь Таня сдалась. И все началось сначала. Встречи украдкой, выделенные дни недели для свиданий. Только теперь у Димы где-то, на заднем фоне, присутствовали жена и маленький ребенок. А у Тани – полное отсутствие каких бы то ни было надежд, потому что лишать ребенка отца она бы не стала.
Узнав о том, что на Танином горизонте вновь нарисовался «этот мудаковатый Дима», Ляля схватилась за голову:
– Я поняла, Киселёва, у тебя сильная виктимность! Ты ведешь себя как потенциальная жертва. Вот на тебя дерьмо плывет, и тебе бы отплывать в другую сторону, а ты прямо ему навстречу руки протягиваешь – сюда, сюда, причаливай! Нет, все, я пас, больше ни во что не вмешиваюсь.
…И еще пара Таниных лучших женских лет упала в копилочку счастливых воспоминаний.
Дима теперь уделял ей два вечера в неделю: во вторник и в пятницу. Иногда на ее долю выпадал дополнительный вечер – в четверг. А если Димина жена уезжала к матери – любовники проводили вместе и выходной. Теперь они встречались в квартире приятеля Дмитрия. Это была квартира в спальном районе на окраине города. Им обоим приходилось мотаться в этакую даль, и обычно домой Таня возвращалась к часу ночи. Чужая квартира, чужая кровать, чужой муж… Боже, как все это уныло и безнадежно. Но приводить Диму к себе домой Таня не могла – ей было стыдно перед родителями.
А в последний год их отношений у них уже почти не оставалось времени на себя самих. Дима, защитив кандидатскую, готовил докторскую, отчаянно не успевал со сдачей, и по вечерам, когда они встречались, он диктовал Тане главы своей работы, и она набирала их на компьютере. В дни, которые он проводил дома, Таня редактировала его работу.
Защита состоялась весной. В этот день Таня жутко волновалась, все-таки, как ни крути, она тоже имела отношение к этой диссертации. Она приехала в квартиру их тайных встреч, наготовила всякой всячины и стала ждать Диму. Она даже не сомневалась, что защита пройдет успешно, он скоро приедет, и они отметят это событие. Наконец Дима позвонил.
– Таня, можешь меня поздравить! Спасибо! Если бы не ты… В общем, сама знаешь!
– Приезжай скорее, будем отмечать!
– Видишь ли… – его голос как-то потускнел, – я не смогу сегодня приехать. Жене пообещал отметить дома. Она там готовилась, стол накрыла, гостей позвала. Ты только не обижайся… Мы с тобой в пятницу отпразднуем.
– Ах, да! В самом деле, я забыла, что сегодня среда. А среда по расписанию не мой день.
Голос Димы посуровел:
– Ты что обиделась, Таня?
– Ну что ты… Как я могу на тебя обижаться? Да и в чем смысл – все равно ничего не изменится. Ладно, не обращай внимания. Все-таки у тебя такое событие! Желаю удачно отметить. Целую, пока!
– До пятницы! – успел крикнуть он, прежде чем она положила трубку.
Она плакала, сидя в пустой чужой квартире. Потом смахнула приготовленную еду в контейнеры и поехала домой.
…Увидев, как Таня с траурным выражением лица раскладывает еду по тарелкам, Танина мама, Наталья Антоновна, испугалась:
– Таня, что с тобой?
Таня пожала плечами:
– Нормально все. Вот, в издательстве был банкет, я привезла вам еду.
– Как много, Таня! – удивилась мама. – Куда столько? Не съедим!
– Ну, отдадим собакам!
– А почему ты такая расстроенная? Ты что… плачешь?
– Что ты, мама, вовсе нет, – вздохнула Таня, – просто дико болит голова, и день выдался трудный. Знаешь, бывают такие дни, когда ничего не ладится.
– Знаю, – кивнула Танина мама, – но они проходят.
– Мама, скажи, а ты была счастлива? – вдруг спросила Таня.
– В каком смысле, Танюша? – не поняла Наталья Антоновна.
– Разве может быть несколько смыслов? Просто скажи – была ли ты счастлива? Как женщина?
– Ну, конечно. Я и сейчас счастлива. Я люблю тебя, папу. Собаки, в конце концов, у нас какие славные. И потом у меня есть любимая работа.
– Это понятно. Но вот скажи – была ли ты счастлива сама по себе, для себя самой? Безотносительно нашего счастья и семьи?
– Господи, Таня, о чем ты говоришь, – почему-то испугалась мама, – я и не думала об этом. Меня вообще так воспитывали, что нельзя думать о себе и о чем-то только для себя…
– А разве это правильно? – не сдержалась Таня.
– Я не знаю, – потерянно ответила мама, и Тане вдруг стало ее очень жаль. – Ты ешь, мама, не обращай внимания, это я так…
– Ты просто у меня очень хорошая девочка, – вздохнула мама, – очень хорошая. Я даже иногда думаю, что будь ты немного… другой, ты была бы счастливее.
– Ну теперь уж что, – усмехнулась Таня, – уж какая есть.
Следующие две недели Таня с Димой не общались. А потом он пришел к ней печальный и торжественный, с букетом цветов и конфетами, и она его простила.
* * *
В тот день в середине декабря Таня отмечала важное событие в своей жизни – ее иллюстрации получили главный приз важного международного конкурса. По такому случаю Таня собрала подруг у себя в гостях. Девочки разговаривали, смеялись, кажется, у всех было хорошее настроение, кроме самой Тани. Дело в том, что Дима, который знал о ее премии и о том, какое значение Таня придает этому событию, до сих пор так и не позвонил, чтобы ее поздравить. И только поздно вечером, когда Таня уже проводила подруг и осталась одна с собаками (родители в этот вечер уехали на дачу), раздался звонок.
Дима торопливо, словно его жена стояла под дверью и подслушивала, поздравил ее. После такого поздравления Тане поплохело окончательно.
Она понимала, что в Диминой жизни она – «просто Таня». Именно просто – запасной игрок на скамейке запасных.
Таня чувствовала опустошенность и бесконечную усталость, словно бы внутри нее перегорела какая-то лампочка. А без этой лампочки – все, Таню Киселеву больше не включишь.
И Таня разревелась так, что даже собаки встревожились и стали лизать ей руки.
– Да отстаньте вы, – сквозь слезы сказала Таня, – все, все, не буду больше. Сама знаю, что нельзя.
…Неизвестно сколько бы тянулась их с Димой история, если бы эта туго закрученная пружина их отношений вдруг не рванула.
* * *