Проданная врагу. Вернуть истинную

К этому времени нас успевают обогнать несколько воинов. Когда первый из них шагает в красную переливающуюся пелену, его силуэт исчезает. Это могло бы удивить меня, если бы я не оглядывалась на мертвеца, лежащего на камне, раскинув руки в стороны. С пальцев на каменный пол оглушительно громко капает кровь.

– Запомни этот миг, девка, – Сидд наклоняется к моему уху. – Те, кто мне перечат, будут наказаны. Пусть его судьба станет для тебя уроком.

Он снова ловит меня за подбородок и проводит большим пальцем по губам. На них и на коже остаётся липкий тёплый след, от которого я немедленно чувствую тошноту. В нос ударяет запах металла.

Взгляд холодных серых глаз темнеет, когда он смотрит на мои губы, потом хватает за волосы и целует. Я не могу сопротивляться, но ощущаю новую эмоцию двуликого, которую описала бы как… возбуждение, желание, азарт.

Безумец… Он радуется отнятой жизни. И я каким-то образом усиливаю это чувство.

– Мы сыграем свадьбу сегодня же, – шёпотом объявляет он, отстранившись немного. – Раз ты обещала себя стольким мужчинам сразу, нужно поскорее заявить о своих правах на тебя.

– Н-нет, я… – пытаюсь возразить, но Сидд не слушает.

Отстранившись, он облизывает испачканные кровью губы и толкает меня в пространство между колоннами. В глазах темнеет, и мне начинает казаться, будто я провалилась под воду.

Глава 8. Валфрик. Плохая примета

Я полностью погружён в работу, так что, когда чашка, которую моя служанка ставит на краю стола, внезапно трескается и заливает лежащие передо мной бумаги, не сдерживаю ругательств:

– Кейда, твою мать! Ну что за…

– Простите, господин! Молю, не губите! – служанка падает на колени и низко опускает голову.

– Да что ты… Проклятье! Дай полотенце!

Она вскакивает и трясущимися руками начинает собирать пролитый чай. Я успеваю спасти книги, чистую бумагу, но письмо, над которым я работал последние часа три, уже никуда не годится.

– Простите, господин, – запинаясь и трясясь от ужаса, умоляет она. – Я не представляю, как это случилось. Клянусь жизнями своих детей, с чашкой было всё в порядке. Старинный сервиз… не представляю, как она могла…

Я едва понимаю, что она бормочет, закрываю глаза и медленно выдыхаю, успокаивая вторую душу. Люди слишком чувствительны к нашим эмоциям. Паникуют по поводу и без.

– Всё в порядке, – произношу, когда сердце немного успокаивается.

– Ваше письмо, господин…

– Пёс с ним.

– А чашка? Дорогой же сервиз… Как же так?

Я ловлю её за руки и улыбаюсь. Раздражение сменяется спокойствием и ощущением баланса. Должно быть приятно.

– Это просто чашка. Да, старая и дорогая, но, к счастью, она не последняя, – я смотрю на стол, уже протёртый. То, что осталось от лопнувшей чашки, сложено аккуратной горкой. – Мне нужен новый чай, сможешь принести?

Служанка кивает, забирает осколки и, ещё раз протерев стол, уходит. Я смотрю на испорченное письмо. Хотел описать Авалине, как красив край, в который я её привезу зимой, но слова никак не складывались в правильном порядке. Этот пролитый чай – как дурной знак, так что получается у меня плохо. Вздохнув, я поднимаюсь и подхожу к окну.

Снаружи играют дети наших слуг, в том числе мальчишки Кейды. Скоро в городе, лежащем ниже по склону, будет ярмарка с гуляниями, песнями и знаменитыми по всему северу ягодными пирогами. Детей уже не успокоить, так что их выпускают дуреть на улицу, чтобы не слишком мешали своей суетой в доме. Если прислушаться, я даже различу слова их песенки:

– Дракон зимой по небу мчится,

Снегом белым вниз ложится.

Он спит в пещере, где нет тепла,

Но во снах видится весна.

Богиня Солнца греет землю,

В наш край приедет ламантин.

Расскажет сказки, споёт песню,

Подарит краски для картин.

Двуликий встанет лишь с рассветом

И будет петь горам и льду

О тайнах зелени лета

И цветочном ветре на лугу.

Думаю, Аве здесь понравится. Когда я был гостем в их доме, там было до невозможности тоскливо, даже удивительно, что моя истинная родом из столь унылого края. Отец убеждает, что Дом Солнечного Снега не всегда был таким, и что раньше он был известен как богатый и процветающий край. Те времена давно прошли.

И всё же это не означает, что мы не построим счастья. Однажды и мои дети будут так же бегать по заднему двору. Для них ещё не существует статусов и рангов, об этих взрослых делах они узнают намного позже. Сперва их будут занимать игры в снежки, катание на коньках и снежные замки.

Проклятье… может, выделить себе время, да просто рвануть за Авой? Она моя истинная, я всё равно заберу её! Только из-за отца я до сих пор не послал в пекло эти условности и бумаги. Деликатность, чтоб её. Если Аелл захочет пойти на нас войной – пусть попробует! Как я понял из последнего визита, он не слишком дорожит племянницей.

От мыслей отвлекает распахнувшаяся дверь.

– Господин! – в комнату забегает Кейда, взгляд испуганный. Она ещё что-то разбила?

– В чём дело? Если Леорд ругает, скажи, что…

– Нет, господин! Ваш отец…

Не спрашивая больше ни о чём, я выбегаю из кабинета. Болезнь отца – худшее, что могло случиться с нашим домом. За лето мы объехали множество краёв, поговорили с бессчётным числом лекарей, но ни один из них не нашёл лекарства от этого недуга.

Я понимал, что он умирает, но не хотел с этим смириться. В какие-то моменты казалось, что мы одерживаем победу, но после волшебство заканчивалось и болезнь не только отбивала захваченную территорию, но и продвигалась дальше.

Мы знали, почему это случилось. Несколько лет назад лихорадка забрала мою мать, его истинную. Такие, как мы, не могут жить с раной на сердце. Пока я не могу покинуть дом, но обязательно сделаю это, если тоже не хочу болеть.

– Отец! – врываюсь в его спальню.

Здесь сильно пахнет травами от бессчётного числа пузырьков и баночек. Все горизонтальные поверхности превратились в склады микстур, книжный шкаф избавили от содержимого и хранили там порошки, мази и настойки. Мы приложили столько сил. Неужели зря?!

– Тише, Вал, – Вики, моя сестра, поднимает голову и поворачивает ко мне заплаканное лицо. – Отец, он… О, боги…

Не верю.