Третья палата от Солнца

Марс

Я не сумасшедший. Говорю вам, не сумасшедший. А не пошли бы вы?! Только сначала отвяжите меня от стула.

Это вы тут ненормальные.

Так вот, не надо говорить, что у меня нет логики. Меня держат в больнице, потому что я правда опасен. В смысле, не сейчас, поэтому меня и надо отвязать. Вы календарь вообще видели? Так посмотрите, нет, ниже, там, где нарисованы фазы Луны. Что у нас там? Правильно, послезавтра Новолуние.

Ну вот, наконец-то дошло.

Да, я опасен. Даже очень опасен. Но всего несколько дней в месяц. Лунный месяц, не календарный, а то их постоянно путают. Может быть… Может быть, а не точно, меня легко разозлить всю неделю перед Полнолунием. В эти дни Волк набирает силу, и стоит мне психануть, он захватывает контроль. Тогда я становлюсь злым и сильным. Очень злым и очень сильным.

Вы бы не хотели оказаться рядом со мной. Спросите Эду, откуда у неё следы зубов на плечах. Или Кита о том, кто вывернул ему руку из сустава, когда он – вот каламбур – попался мне под руку. Хотя этот засранец всё равно не ответит.

Они, кстати, сами виноваты. Никто не просил нарываться. И вообще никто – называть меня сумасшедшим, потому что это вообще неправда. Я в полностью здравом уме, просто проклят, или как это там называется.

Снимите с меня рубашку. Давайте, хватит бояться. Я не эксгибиционист, я всего лишь хочу показать шрам. Его оставил оборотень.

Мне было девять, и мы жили в глухой деревне. Настолько глухой, что вокруг свободно носились волки и лисы, а совы вили гнёзда чуть ли не около забора. Я пошёл гулять, заблудился, и натолкнулся на оборотня. Он меня и укусил. Так я стал оборотнем – всё.

Чего вы там хотите, подробностей? А не обнаглели ли?

Не собираюсь я это вспоминать. Вообще ничего.

Сами представьте: поздняя осень. Ты выбираешься из дома в лес, потому что помираешь от скуки. Больше часа бродишь между деревьями, пока на мелкой поляне, совсем близко от дома встречаешь волка, высотой с тебя самого.

Огромный волк. И очень голодный и злобный, потому что бросается на тебя. Злобный и быстрый, ему не нужно и пары минут, чтобы тебя догнать. Но это были очень долгие пара минут – за них можно было успеть поверить, что сможешь добежать до забора, или спрятаться, или забраться на дерево.

Около дерева он тебя и ловит. Ты цепляешься за ветки и кричишь, а волк сжимает пасть. Можно прощаться с жизнью, прощаться со всем, если бы твоя мамаша не испугалась и не пошла в лес, искать тебя.

Слава всем богам, она взяла с собой обрез. А стреляет она метко.

Волк, подстреленный со спины, умирает. Мамаша голосит, что тебе надо срочно в больницу, а ты смотришь в жёлтые глаза. Мёртвые, но абсолютно человеческие глаза. Злые и голодные.

Потом тебя ждут уколы – десятки уколов. Живот обмотан бинтами, от любой еды выворачивает целую неделю, а первые несколько дней даже встать с кровати не можешь. И видишь во сне волка. Или человека с жёлтыми глазами. Или человека-волка.

А потом тебя неожиданно заканчивают тыкать иголками. И родители увозят домой, в деревню. Ты расслабляешься. Сменяются фазы Луны. Проклятие уже внутри тебя, затаилось и ждёт.

Проходит не одно полнолуние, прежде чем ты понимаешь, что Волк вернулся.

Ему не надо гнаться за тобой, потому что он – и есть ты. Он забрался в твою кровь и твои кости, переплёл мышцы, вены и сухожилия, стал с тобой единым целым. И чем полнее становится Луна, тем легче ему захватывать власть над телом. А Волк, это злобная зверюга. И очень опасная.

Хотели подробностей? Получите свои грёбаные подробности.

А теперь отвяжите меня уже.

До полнолуния ещё далеко.

Вам нечего бояться.

10

Эда всё ещё не говорит, что она делала у Хризы. Ей, кстати, сняли бинты с рук и бёдер. Я замечаю это, когда они с Ником вваливаются в мою палату, прерывая мирную послеобеденную дрёму.

Сестра сонно смотрит из угла. Ник снова выглядит нормально, а Эда протягивает мне раскрытую ладонь. На ней ключ с цифрой девять, похожий на те, что Ян носит на связке.

– Марго ещё долго придётся учиться у Птичника, – говорит Ник. – Нашёл на кресле. Выпало у неё из кармана, наверное.

– Она сейчас сидит в палате Ольги, – Эда высовывает голову в коридор и взмахивает рукой. – Команда, вперёд!

– Идиоты, – бурчит сестра, но идёт за нами.

Из-за двери Ольги доносятся приглушённые голоса. Птичник после обеда ушёл на первый этаж, никто не мешает нам открыть замок на последней палате и осмотреться внутри.

Мы разлетаемся по разным углам. Эда заваливается на кровать, Ник роется в шкафу, а я осматриваю стол. Ничего интересного, только стакан с ручками и стопка чистой бумаги.

– Ты ожидала увидеть план по захвату отделения? – шепчет сестра мне в ухо. Отмахиваюсь от неё и дёргаю ящики. Заперто, а ключей от них уже нет.

Пока я пытаюсь открыть стол, а Ник копается в водолазках, Эда уже сбила всё покрывало и разбросала подушки. Она выгибается, чтобы заглянуть под кровать, и с радостным возгласом вскакивает на ноги.

– Смотрите!

Из-под кровати появляется красный чемодан, не запертый. Когда мы открываем его, обнаруживаем пару десятков одинаковых чёрных очечников.

Да это настоящий клад!

Клад тут же подвергается разорению. Эда натягивает очки в тяжёлой чёрной оправе и становится похожа на училку. Ник находит себе карнавальные очки-звёздочки с розовыми стёклами, а я круглые, большие, но почти невесомые. Не знаю, зачем Марго их носит – стёкла везде стоят «нулевые».

– Я выгляжу роскошно, – провозглашает Ник.

Сестра завидует, но на её призрачном носе не удержится даже маленькое пенсне – такое тут тоже есть. Мы открываем другие очечники, смеёмся, и никто не догадывается выглянуть за дверь или хотя бы прислушаться.

Дверь палаты распахивается, когда Эда в ярко-красных очках танцует на кровати Марго, а мы с Ником ей аплодируем.

На несколько секунд все звуки затихают. Я не слышу даже своего дыхания. Марго стоит на пороге, одна ладонь на ручке двери, вторая спрятана в кармане халата. Сестра ехидно смеётся из угла. Это катализатор.

Марго начинает кричать.

Я не слишком-то слушаю. Никто из нас не слушает, даже не пытается разобраться в словесном потоке. Она вещает что-то про частную собственность, про наглость пациентов, про то, что она врач, и раз так, все должны ей подчиняться. Ага, врач. Думает, что надела белый халат и сразу врачом стала. Ник таскал халаты из прачечной каждый вечер, пока её не начали запирать!

А Марго всё не затыкается, возмущаясь тем, что мы трогали её вещи. Она могла бы ещё долго разливаться, если бы Птичник наконец не вернулся с первого этажа и, привлечённый шумом, не заглянул в палату. Зря.

Марго только рада найти себе новую мишень.

– Вы не выполняете свою работу! – Птичник сказать ничего не успел, а она уже на него кричит. – Это ваша обязанность, следить за пациентами! И за вещами тоже. Вы тут носитесь непонятно где, а они залезли в мою палату, открыли чемодан, может, и в записях рылись, а там очень важные данные!

Ян не проявляет никакого уважения к важным данным Марго.

– На выход, – говорит он нам.

Ник пинает чемодан – ему сегодня больше всего досталось – и мы втроём возвращаемся в коридор.

Около палаты уже подслушивает Ольга. Не хватает только Хризы, для полного сбора. На Эде всё ещё красные очки Марго; никто из нас не выглядит и не чувствует себя виноватым.

Марго тычет пальцем в сторону Птичника, набирает в лёгкие воздух, и я жалею, что не могу из-за гипса зажать оба уха.

– Это уже слишком! Пациенты делают, что хотят, вас нет на посту, врач не хочет со мной разговаривать. Она говорит, что слишком занята, но я знаю, что она просто меня избегает, как это называется?! А теперь ещё эти больные роются в моих личных вещах и вообще меня не слушают, как так можно?!

– Сами захотели жить в отделении, – отвечает Птичник, утягивая Эду к её палате. – Вас никто не заставлял.

– Но вы тоже здесь живёте! – ей наконец-то удаётся добиться внимания. Мы смотрим на неё, а она продолжает кричать в спину Яну. – Я знаю, что вы спите здесь, в седьмой палате! – для полноты картины она показывает на соседнюю дверь.

Ник неожиданно ухмыляется.

– Птичник спит с нами? Я не знал.

– Я знала, – тихо говорит Ольга. – Видела, как он туда заходил, когда решила ночью помыть руки.

Ян молча выбирает нужный ключ из связки. Но тихо не становится – это было только затравкой.

– Помыть руки? Ночью? Тебя, правда, надо лечить! – Ник скалится в сторону Ольги.

Эда приглушенно кричит что-то из-за двери, Ольга надувается, и я не уверена, что хуже, Марго или мои ссорящиеся соседи.

– Это вообще-то грубо. Я не виновата в том, что я такая!

– Ненормальная, да?

– Я хотя бы не бросаюсь на людей! – Ольга тоже умеет кричать. – Не хамлю, не лезу в чужие палаты, у меня хотя бы есть мозги!

– Хочешь сказать, что у меня нет мозгов?!

Ник напрягся, готовясь к прыжку, а я уже ищу безопасный угол. Вот бы, как сестра, взлететь под потолок. Где Ян, сколько уже можно закрывать Эду? Ещё и Марго вступает:

– Им нужно успокоительное, я бы поставила…

– Непохоже, что они у тебя есть!

– Не беси меня, – рычит Ник.

Я вжимаюсь в стену, но не могу закрыть глаза. Холодные руки сестры на плечах, и уже можно гадать, что Ник сломает Ольге, но Птичник наконец-то решает вернуться к своим обязанностям.

Начинает он с самого опасного – Ника. Тот пытается вырваться, но без особого энтузиазма. Птичник даже не напрягается, когда ведёт его к палате, Ольга поджимает губы, и пьеса вроде окончена, но она решает оставить последнюю реплику за собой.

– Мог бы и не орать. Ничего твои угрозы не стоят!

Это она зря.

Ольга не видела, на что способен Ник. Я знаю, и Птичник с санитарами, и Эда – несколько шрамов она не сама себе оставила. Но не Ольга.

Лучше бы молчала, отстранённо думаю я, когда Ник проносится мимо. Птичник не может успеть за ним, Марго визжит, а я наконец могу закрыть глаза. Ольга на полу, Ник, нависший над ней с звериным оскалом на лице, – последнее, что я вижу.

Дверь бьётся о косяк.

– Эй, можешь смотреть, – зовёт сестра.

Приоткрываю один глаз, чтобы увидеть, как санитары скручивают Ника, а Птичник пытается им помочь. Появляются шприц и смирительная рубашка. Ольга закрывает лицо и беззвучно всхлипывает.

Ника тащат вниз, к клетке. Марго поправляет очки дрожащими пальцами.

– Это я нажала тревожную кнопку, – почти шепчет она. – У вас часто такое?

Птичник тяжело вздыхает, одёргивая халат.

– Чаще, чем хотелось бы, – признаёт он.

Я готова облегчённо вздохнуть и даже разрешить Птичнику запереть себя в палате. Но снова открывается дверь и появляется Хриза.

У неё усталый вид. В смысле, более усталый, чем обычно.

Ольга всё ещё тихо плачет, и Птичник берёт её за плечо, мягко тянет за собой. Хриза кивает ему, смотрит на меня, сестру и Марго, и задаёт самый глупый вопрос, который только можно придумать:

– Что у вас случилось?

Даже за очками видно, как в глазах Марго вспыхивает искра.

– Вас то я и ждала! Тут в мою палату нагло залезли, но об этом потом. Давайте лучше поговорим о схемах лечения, которые я вчера написала. Пациенты как раз все заперты, ну, кроме неё, – она кивает в мою сторону. – У вас должно быть время.

Хриза с отстранённым видом смотрит на меня. У неё сегодня яркий полосатый шарфик и волосы в особенном беспорядке.

– Боюсь, в этом нет смысла, – отвечает она. – Я ценю ваш энтузиазм, но у вас нет права вводить свои схемы. Сначала нужно получить диплом, потом набрать несколько лет практики.

Она звучит как нудный учитель или заботливая мамочка.

Я даже понимаю, почему Марго снова начинает злиться.

– Но мне же нужно сделать что-то полезное! У вас тут экспериментальная больница, так дайте мне хотя бы одного пациента, и я над ним поэкспериментирую. Вот, например, её, – она снова показывает на меня.

– Эй, не пошла бы ты, – встревает сестра.

Хриза пытается сделать какой то жест, но роняет блокнот.

– Нет, – отвечает она, пока бумажки разлетаются по полу. – Я не могу.

Хоть за это ей спасибо, не отдала меня на растерзание Марго.

Хриза же продолжает:

– Лечение это моя работа. Вот когда вы доучитесь, тогда обязательно.

Марго прячет руки в карманах халата, но я всё равно замечаю, что она сжимает кулаки.

– Вам лучше дать мне пациента, – говорит она.

– Вы что, пытаетесь мне угрожать?

– Нет. Я просто расскажу всё комиссии.

Мы с сестрой тут же прислушиваемся.

Хриза вскидывает брови и тянет за край своего шарфа.

– Простите, я не понимаю.

Марго вздёргивает подбородок. Наступил её звёздный час. Наконец-то все к ней прислушиваются, даже Хриза, даже моя сестра.

– Я видела, как вы пьёте капсулы. А ещё нашла упаковку от них в вашей мусорной корзине. Врач, сидящий на стимуляторах, как только в комиссии узнают, вас закроют! Лишат лицензии, выгонят из медицины! – останавливаться она не собирается. – Все узнают, что вы наркоманка, вас ни в одну больницу не возьмут! Даже утки выносить не разрешат!

Теперь и мне стало нервно. А Хриза слушает с абсолютно спокойным видом. Только ладонь комкает ткань шарфа.

– Если вы не дадите мне пациента, завтра же утром пойду! – Марго откидывает назад волосы и вызывающе смотрит на Хризу.

Я не совсем понимаю, что происходит, но звучит это серьёзно.

Хриза может уступить нас двоих Марго. Просто чтобы та просто прекратила орать. И знаете, я её понимаю. Это даже малая цена за спокойствие.

Но Хриза только пожимает плечами с тем же спокойным видом.

– Вперёд. Только завтра суббота, учтите. В отделении не будет никого, кроме нас.

– Тогда, в понедельник утром! – если Хриза и хотела смутить Марго, то получилось так себе.

Снова пожав плечами, Хриза удаляется с поля боя. Марго, покосившись на нас, с сестрой, скрывается в девятой. Поворачивается в замке ключ.

Свой блокнот и бумажки с записями Хриза так и не подняла.

Я собираю их с пола. Наша врач уже ушла вниз, но оставила открытой дверь. Я нахожу её на лестнице, между двумя пролётами – она опёрлась на перила и смотрит в стену, совсем как Кит.

– Вот, – протягиваю ей блокнот. Сестра повисла над моим плечом.

Удивительно, но Хриза не рассыпает свои заметки снова.

– Спасибо, – у неё обгрызены ногти, только сейчас замечаю. – Ты не скажешь, зачем вы это сделали?

Не скажу, хочу ответить я. Разговаривать о чём-то с Хризой это слишком непривычно. Или, можно сказать, что это всё идея Эды и Ника. Что я сама не знаю, зачем мы спровоцировали Марго. Последнее звучит неплохо.

– Я не знаю, – говорю ей. Сестра фыркает.

– Я не виню вас, если ты так думаешь, – начинает Хриза. – Вы не контролировали себя, я понимаю, но залезть в палату скандального стажёра, ещё и когда в больнице комиссия, это…

– Очень плохо, да? – перебиваю я.

– А сама как думаешь, идиотка?

Хриза устало смотрит мне в глаза.

– Да, очень. Если она, правда, сделает то, что собиралась, наше отделение могут закрыть, и вас увезут в другие больницы. Ты хочешь лечиться в другом месте, Эва?

Хочу ли я?

В другом месте не будет Ника, Эды и Принца. И Ольги, которая любит читать Пруста вслух. И насеста для Птичника. Не будет лабиринта, решётки, да ничего не будет из вещей, к которым я привыкла. И моя сестра, она не захочет переезжать. Здесь все так хорошо к нам относятся, никто не смеётся, не называет меня ненормальной, как было до отделения. Да, есть таблетки и всякая гадость вроде Марго, но это же не главное?

Хризе даже не нужно, чтобы я сказала это вслух.

– Я попытаюсь что-нибудь сделать. Иди наверх, Эва. Ян о вас позаботится.

Послушно поднимаюсь назад. И за закрытой дверью всё равно слышу, как она спотыкается на лестнице.

Ночью Птичник и Хриза снова встречаются у двери.

– Ничего хорошего, – шепчет она. – Нам надо что-то с ней сделать.

– Я говорил, что это опасно, – Птичник снова спокоен. – Если что, будем искать новую работу вместе. У меня есть опыт.

– Спасибо, друг, утешил.

Я бы хотела послушать ещё, но из-за таблеток снова могу спать по ночам. Сон захватывает меня, будто я стала невесомым призраком, как сестра, и уносит далеко от отделения.

Суббота начинается тихо. На завтраке нас всего четверо. Если так пойдёт и дальше, то единственным пациентом останется Принц.

У Ольги синяки на плечах и запястьях. Эда демонстративно не обращает на неё внимания. Я сижу, уткнувшись в тарелку с кашей и не хочу ни во что вмешиваться.

Птичник появляется с утренней порцией лекарств, и Эда спрашивает:

– Когда вернётся Ник?

– К среде. Может быть, – отвечает Ян. – Пей таблетки.

– Выпью, если ты разрешишь нам увидеться с ним, – Эда бьёт меня коленкой под столом.

С Птичником этот фокус не срабатывает.

– Если не выпьешь, поставлю капельницу.

– Ну пожа-алуйста! – ещё пинок. До меня наконец доходит.

– Всего пять минут! Он же адекватен? – подхватываю я. В дверном проёме мелькает чья-то фигура, неужели Марго решила позавтракать с нами?

– Днём да, – Птичник вздыхает. – Сегодня нельзя. И завтра. В понедельник.

– Обещаешь?

Ян кивает. Эда тут же выпивает таблетки.

– Шантаж всегда работает, – подмигивает она мне.

Ольга закатывает глаза.

Бегать одной скучно, но я не хочу потерять форму. Когда возвращаюсь в общую комнату, Эда спит на диване. Если её не разбудить, проспит до обеда, думаю я. И в отделении будет слишком тихо.

Но не трогаю.

Мы с Яном пьём чай. Сестра сидит на полу, напротив двери Марго, из-за которой не раздаётся ни звука. Я уже не уверена, на кого она похожа больше, на стажёра или на пациента.

Ян наливает мне вторую кружку и бросает два кубика сахара.

С ним очень приятно молчать.

Конечно, отоспавшись днём, Эда становится бодрой к вечеру. Я уже забираюсь в кровать, и Луна поднимается в зенит, когда она заходит ко мне.

– Птичник и Марго закрылись по своим палатам, – она улыбается и стаскивает с меня одеяло. – Пошли к Принцу.

– Я чувствую, ничем хорошим это не кончится, – бурчит сестра.

А я хочу спать, но чтобы позлить её, беру Эду за руку.

Принц спокойно спит, когда мы пробираемся в его палату. Свет не включаем, чтобы никто не заметил. Эда рассказывает мне что-то, смеётся в кулак, а я устраиваюсь в изножье кровати. Если бы здесь был Кит, думаю я, держа Принца за холодную ладонь, он бы нарисовал меня снова. Или Эду с Принцев. Или просто писал бы мне записки, вырывая страницы из блокнота.

– Эй, – Эда толкает меня в бедро. Хочу спросить, что не так, но она прижимает палец к губам.

Кажется, кто-то открывает дверь отделения.

Это ночные санитары, думаю я. Или Птичник решил сходить на улицу. Или Марго собрала чемодан и сбежала, было бы неплохо.

Эда уже подкралась к двери и выглядывает в коридор.

– Ну, кто там? – нетерпеливо шепчет сестра.

– Пошли посмотрим, – зовёт меня Эда.

Теперь и мне кажется, что идея не самая лучшая. Но возражать Эде, которая тянет меня за гипс, трудно.

Мы на цыпочках пробираемся к посту Птичника. Из-за дверей палат ни звука, с лестницы тоже. Дверь, ведущая вниз, выглядит запертой, но Эда всё равно дёргает за ручку. И створка бесшумно открывается.

Точно плохая идея.

Мне приходится догонять Эду, которая уже спустилась на половину пролёта. Если нас поймают, то… даже не знаю.

– Если поймают, точно посадят в Клетку. И комиссия узнает, и тогда нас увезут в другие больницы. Ты хочешь уехать, да? Ведёшь себя так, будто очень хочешь.

– Эда, – шепчу ей в спину. – Может, не надо?

– Тебе что, не интересно? – отвечает она, даже не обернувшись.

Я раздумываю несколько секунд. Да, любопытно, очень. Но ещё страшно, что нас заметят.

– Посадят нас в Клетку на недельку, и что? Бывало и хуже.

И то правда…

– Ну и давай, идиотка! – шипит сестра, когда я вслед за Эдой выхожу в дверь первого этажа.

В коридоре темно и пусто, можно зайти на кухню и поискать сладкое. Если бы здесь был Кит, ему бы понравилась идея. Но Кита нет, и я даже не хочу идти за джемом, мёдом, или чем-то ещё.

С другого конца коридора слышен звон ключей. Оттуда, где Клетки. Где сидит Ник, а рядом с ним кто-то ещё, кто-то открывающий дверь.

– Это Птичник пришёл к нему, – шепчет Эда, толкая меня в плечо. – Точно! Пошли посмотрим.

Раз мы уже здесь, я позволяю потащить себя к Клеткам. Глаза постепенно привыкают к ночи. Мы подбираемся ближе, можно различить приоткрытую дверь одной из Клеток.

Я уже думаю, что всё закончится нормально, когда сначала мы слышим звериный рык, отзвуки быстрых шагов и ударов о стену, а потом кто-то вылетает назад в коридор.

Она хлопает дверью и прижимается спиной к створке. Та дрожит, приоткрывается, бьётся о косяк, но она всё старается её удержать. Марго.

Мы с Эдой замираем посреди коридора, а она кричит.

– Не стойте столбом, помогите мне!

Она так всё отделение разбудит.

– Нет! – дверь снова хлопает. Марго упирается босыми ногами в пол и стонет. – Держите дверь, а то он всех нас убьёт!

Не время уточнять, кто.

Я срываюсь с места первой. Сестра за мной, но от неё нет никакой пользы. Я упираюсь в дверь, вижу, как поворачивается ручка. За створкой Ник, кто ещё кроме него, рычит, шипит, издаёт ещё разные животные звуки. Он сильный, мы вдвоём с трудом можем сдержать его, и я не уверена, что дверь справится с напором, хотя это же Клетка, всё должно быть прочным.

– Эда! – кричу уже я. Какая разница, пусть все услышат. – Эда, помоги!

Она всё ещё стоит в нескольких шагах от Клетки, в темноте. И смотрит вверх, в потолок.

– О, чёрт, – выдыхает сестра.

Она снова не с нами.

– Что делать? – причитает Марго. – Нам нужна помощь! Помогите! Он опасен! – даже её вопли не могут вывести Эду из транса. Я бы подбежала к ней, потрясла, дала пощёчину, но если я отпущу дверь, то Ник вырвется наружу. А это худшая из идей за ночь.

– Эда! – снова кричу я. – Очнись! Вернись в реальность!

Я ничего не жду. Чего вообще можно ждать в такой ситуации?!

Но Эда медленно опускает голову и смотрит на меня вполне осмыслено.

Это настолько неожиданно, я даже не знаю, что сказать или прокричать. К счастью, Эда сама находит решение.

– Я приведу помощь! – и она убегает к лестнице. Птичник должен быть где-то там, или санитары, или кто угодно.

Ник снова бьётся о дверь.

– Что ты вообще тут делаешь? – надо же, я разговариваю с Марго. Стрессовые ситуации творят чудеса.

– Я… – она дёргает головой, и изящные, узкие очки падают на пол. – Я хотела посмотреть, что с ним. Это пригодилось бы для моего диплома! Я думала, он привязан!

– Дура!

– Идиотка! – редкое проявление близнецовой солидарности.

Ни Эды, ни помощи всё ещё нет. Марго делает попытку отстраниться.

– Давай ты подержишь дверь, а я сама кого-нибудь…– она договорить не успевает, я уже хватаю её за водолазку.

– Вот только попробуй!

За нашими спинами рычит Ник.

И, кажется, на лестнице раздаются шаги.

Сегодня полнолуние, думаю я. Самое тяжёлое полнолуние за всё время, что я была в больнице. Наверное, самое тяжёлое за всю мою жизнь.

Додумать эту мысль я не успеваю.

В другом конце коридора появляются Птичник и санитары. У Яна заспанный вид, но он держит в руке шприц и готов действовать.

Всё заканчивается без нас. Санитары в главе с Птичником бесстрашно влетают в Клетку. Мы с сестрой отходим в сторону, пусть они делают в свою работу.

Меньше чем через пять минут заспанные санитары уходят. В коридоре остаёмся только мы с Марго. И Ян.

Он закрывает дверь Клетки и тяжело выдыхает, облокачиваясь на створку. Я хочу что-то сказать, оправдаться, но он мотает головой. И переводит взгляд на Марго, которая с фонариком ищет очки на полу.

– Утром я напишу жалобу.

Она поднимает фонарик, и Птичник морщится, отворачиваясь.