– Мы рады Вашим успехам. Насчёт оплаты всё кристально: первый сеанс, как Вы помните, пробный, и если клиент уходит, не возымев результата, то он не платит за нашу услугу. Но если же эффект от нашей встречи – это то, чего хочет клиент, то оплата взимается и за первый раз.
– То есть сейчас я должен заплатить и за сегодня и за тогда?
Мужчина в очках снисходительно улыбнулся, его глаза стали добрыми и понимающими, как у мудрого старика, сидящего на лавочке во дворе и видевшего всё, что только возможно:
– Не совсем так. Вы платите и за тогда, и за сегодня, и за потом, но не сейчас. Пятнадцать процентов вашей славы и ваших денег достается фирме.
Если насчёт денег было более-менее понятно, что, разумеется, нагло, но, наверное, справедливо, то насчёт славы возникли определенные вопросы, но он не стал их задавать. В конце концов, это сущая глупость – пятнадцать процентов, и уж откусить эту славу не представляется возможным даже самыми острыми зубами. «Однако невозможное уже случилось», – промелькнуло в его голове. Потом он подумал, что речь идёт о рекламе, и быстро успокоившись, согласился.
– Вот и славно. Прекрасная погода сегодня, не так ли? Вы любите кинематограф?
Лысый мужчина был по-прежнему приветлив и спокоен, но в сравнении с прошлым разом более оживлен. Его интерес к делу как будто бы возрос, что было приятно писателю.
– Конечно. К сожалению, у меня мало времени разгуливать по кинотеатрам, но я очень люблю это дело.
– Тогда предлагаю проехаться до ближайшего храма кино. Сегодня это будет нашим методом.
Он разочаровался так стремительно, что приподнятое настроение упало почти с ощутимым звуком. Просто пойти в кино для вдохновения? Может этот тип предложит купить по вафельному рожку и покататься на веселых горках в парке аттракционов? Он старался быть воспитанным человеком, не употребляя нецензурных выражений.
– А Вам не кажется несколько неуместным платить пятнадцать процентов от прибыли за киносеанс?
– Поверьте мне, это того стоит. – Пролепетал мужчина в очках, добавив:
– В своей анкете Вы указали, что Вам нравится сидеть за рулём автомобиля, так что в кино мы поедем на частном транспортном средстве, – на этих словах мужчина в костюме протянул писателю ключи с брелоком в форме синего зайца.
Они вышли через ту же дверь, через которую писатель попал в контору с улицы, однако теперь у входа стоял автомобиль, которого ранее там не было.
– Это что, наше?
Мужчина в очках молча кивнул.
– Её кто-то пригнал прямо сейчас, чтобы мы просто поехали в кинотеатр?– Ошалело спросил он.
– Она всегда здесь стоит, Вы, наверное, не заметили.
Он мог бы поклясться на Библии, что такую машину просто невозможно было не заметить у здания, слишком уж она лезла в глаза. Легенда американского автомобильного производства, тёмно-вишнёвый Dodge Challenger 1969-го года выпуска.
– Слушайте, если я поцарапаю эту тачку, мне придётся не по карману такой метод.
– Не беспокойтесь, всё в порядке, можете ехать не напрягаясь.
Мужчина в костюме заслуживал доверия. Оба сели в авто и покатили по центральной городской дороге. Писатель всё равно волновался, но это не отразилось на его манере вождения: правил он легко, всё время думая о том, что эта машина, должно быть, стоит кучу денег и достать её было совсем непросто.
– Знаете, я, пожалуй, возьму обратно свои слова.
– Которые?
– Ну, та фраза про деньги за кино. Классная у вас команда. Как вы узнали, что я фанат? В анкете об этом я ни слова не писал.
Но лысый мужчина не ответил, отметив лишь то, что пора сворачивать с главной дороги. Они проехали около двухсот метров, как вдруг мужчина в очках начал кашлять. Началось всё обыденно – он просто поперхнулся, но потом мужчина не мог остановиться и кашлял снова и снова, писатель сильно занервничал.
– Может нам остановиться? Или что? Воды? Где, куда мне нужно залезть? Погодите, сейчас я открою бардачок…
Когда его рука начала шнырять в поиске кнопки, открывающей бардачок, он ощутил глухой толчок спереди, а затем увидел кровь на лобовом стекле. Он резко затормозил и, забыв про кашляющего соседа, выскочил из машины. Девушка лежала без сознания, вся в крови, её голова была разбита как у фарфоровой куклы. Мужчина в очках вышел, совершенно избавившись от кашля, в его руках была бутылка с водой, его голос был невозмутим:
– Я вызвал скорую помощь. Думаю, она придёт в сознание, скорость была невысокой.
Писатель долго смотрел на девушку, не решаясь проверить, жива она или нет, он был в немой истерике.
– Что я…она шла….я не видел….я..
– Послушайте меня внимательно, пожалуйста,– настойчиво говорил мужчина в костюме, – это несчастный случай, она выбежала на дорогу, такое бывает. Я свидетель, а кроме меня и Вас здесь никого нет, мы на совершенно пустой улице, смотрите, здесь же одни гаражи. Наш адвокат сделает так, что Вас даже не станут вызывать в суд.
Когда мужчина говорил, то смотрел на писателя так, как это делают врачи: внимательно, стараясь понять, не потеряет ли сознание их пациент. Скорая помощь приехала быстро, писатель пожелал быть сопровождающим. В больнице он рассказал, что девушка попала под машину. Его оставили в коридоре, а девушку увезли в операционную. Он ждал, что за ним приедет полиция и арестует его, обвинив в убийстве, но никто не приезжал. Он смотрел по сторонам и видел разных людей: старых и молодых, мужчин и женщин, в колясках, на костылях, на каталках, с разбитыми лицами, сломанными ребрами. Он давно не видел столько боли в одном месте. Мужчина в очках тихо подошёл к писателю, предложив уйти.
– Вы узнали её имя? И что с ней?
– Да, я всё записал. Она жива, у неё открытая черепно-мозговая травма, но она не смертельна. Наша компания выплатит ей компенсацию.
Он не стал ничего говорить, молча взял бумажку с именем и уехал домой на такси.
Апрель. Третий сеанс. Тет-а-тет
Он не стал предварительно звонить или просить секретаршу оповестить о своем визите, он просто ворвался в кабинет, яростно желая набить морду каждому лысому мужчине в очках и костюме.
– Это не её имя! Мне сказали, что такой женщины с травмами головы у них за эти недели вообще не числится. Это всё крайне мерзко, гражданин! Поездка в кино на винтажном авто, Ваш кашель, который так подозрительно вовремя начался и поразительно вовремя закончился. Это гнусная постановка! Я чуть не умер от ужаса, что покалечил человека. Погорелый театр вы называете вдохновением? Это ваши методы?
Мужчина сидел за своим громоздким столом, перебирая какие-то бумаги. На этот раз его костюм был цвета бордо, под которым покоилась рубашка из белого шёлка.
– Да, Вы заметно похудели. И судя по запаху, который распространяется от Вас, курить Вы стали намного чаще.
Мужчина закашлялся, прикрыв рот платком.
– Какое Вам дело? И не надо пытаться разжалобить меня своими выходками!
– Вы ведь пришли сюда не за этим. Сколько Вы написали: две, три или тридцать три страницы? Вы видели кровь, и это Вас шокировало, особенно потому, что кровь была на Ваших руках. Адреналин, боль, страх, ощущение власти случая, осознание хрупкости человеческой жизни. Разве это не вдохновило Вас? Разве это не мистика, о которой Вы так бредили? Разве….
Тут он снова начал кашлять. Его лицо вдруг посинело, но потом начало приобретать нормальный оттенок.
– Вы издеваетесь? Прекратите кашлять. Какой же Вы урод! Откуда Вы знаете, что он умер от пневмонии? Что он умер, задыхаясь от кашля? Я не писал этого в вашей чёртовой анкете. Вы за мной следили, вы проклятые маньяки. Надеюсь, Вы получили удовольствие, потому что завтра я спалю эту контору, облив бензином в первую очередь вашу лысую голову.
И он ушёл. Он плакал, потому что его старший брат и впрямь умер, задохнувшись, засохнув как сорванный с дерева листик. Он кашлял кровью, а потом перестал дышать. Писатель плакал, плакал и писал. Слово за словом, строчка за строчкой.
Май. Пятнадцать процентов
Статуэтка ежегодной литературной премии стояла на его рабочем столе. Она была из голубого стекла, многогранная и острая, как писательское перо. Оконный свет в ней преломлялся под различными углами, оставляя после себя цветные брызги на столешнице.
Он был настолько доволен, что почти не обратил внимания на настойчивые электронные письма, а затем – не менее настойчивые телефонные звонки. Он не желал слушать голос секретарши, заманивающий его в эту злосчастную контору снова и снова. Но поскольку человеком он был неглупым, то осознание неизбежности новой встречи с лысым мужчиной в очках щёлкало в мозгу довольно отчётливо. Пятнадцать процентов с прибыли отчислялись на счёт конторы автоматически, и он не протестовал. Но вопрос славы его тревожил. Неужели его заставят фотографироваться для рекламы «Вдохновение. Экспресс-метод» или на каждой пресс-конференции кричать это нелепое название, чтобы оно отпечаталось в голове каждого писателя-неудачника? Нет, этого ему, человеку интровертному и нервному, не хотелось, но в офис он всё же пришёл, хоть и спустя три недели после первого напоминания.