Повесть безвременных лет

– Прошёл на бюджет, как хотел?

– Ага, – он задумался, рассматривая других первокурсников за плечом Христофорова.

Началась лекция. Влас сел на последний ряд и больше наблюдал за студентами, чем слушал. Седой дед в пиджаке рассказывал основы психологии, что ещё меньше располагало его слушать, но создавало неплохой фон для разглядывания незнакомых людей.

Влас знал, что этот внезапно возникший интерес – лишь временное явление. На следующий же день наступит привычное безразличие к окружающим, и тут уж ничего не поделаешь. К такой форме стремилось существование Власа. Таким он был.

Ребята, переговаривавшиеся рядом, обронили пару слов о том, что на лекции сидят студенты ещё двух направлений: лингвисты и обществоведы. Влас присмотрелся. И правда, набор на физическую культуру был намного меньше. От скуки начал предполагать, кто из них будет учиться с ним. Не то чтобы Власа волновало, просто дед в пиджаке затянул какое-то слишком муторное объяснение.

Тощий мальчуня в футболке с руками как у барышни – с первого взгляда нет. Девчонка в длинной серой юбке и широкой кофте с первого ряда? Нет. Ещё одна рядом с ней, кудрявая, с большим вырезом на спине – тоже вряд ли. Вон тот малый в очках с портфельчиком на столе – точно нет. Как блин выглядят физруки в этом вузе?!

—–

Уже со второго учебного дня начали всплывать организационные моменты, о которых никто никого не предупреждал, но за их невыполнение деканат нещадно грозил отчислением первокурсников. Так, сидя в огромной очереди то на флюорографию, то на получение читательского билета, Влас невольно заобщался со старостой своей группы. Вообще-то, Дима был не очень близок ему по духу, но это был единственный человек в группе, которого Влас знал раньше, и где-то в толпе около студенческого бюро, ожидая выдачи новеньких зачётных книжек, эти два непохожих первокурсника дошли от формального «привет, как дела?» до почти дружеского «не хочешь с нами в бирпонг[2 - Бирпонг (от англ. beer – «пиво») – алкогольная игра, в которой игроки бросают мяч для настольного тенниса (пинг-понга) через стол, стремясь попасть им в кружку или стакан с пивом, стоящий на другом конце этого стола.] на выходных?»

Дима был местным. Только пташке исполнилось восемнадцать, как обеспеченные родители выпустили дитё на волю, а точнее – в съемную однушку на окраине города рядом с обветшалым заводом, о котором никто не знает даже, работает он или нет. Квартира была минималистичная, но достаточно уютная. Большой тёмно-синий диван, пепельница на столе вместо более привычной банки для окурков, нет учебников на столе и фотографий на стенах, есть маленькая лоджия с окнами в пол.

С тех пор Влас часто бывал у Димы дома. Не то чтобы компания была по вкусу (по сути ему было всё равно, с кем пить), да и состав тусовки был непостоянным. Люди менялись чаще, чем Влас успевал с ними заобщаться (вернее даже не пытался). Девушек он априори не запоминал, а из ребят в памяти отложились только те, кто сам заговорил с ним. Первым был Красников Валера – простой открытый парень из области, будто сошедший со строчек песен Макса Коржа. Влас помнил его ещё с подкурсов, вторым – второкурсник в модных очках с толстой блестящей оправой, который представился как Лепс. Он спросил что-то о преподавателях, отпустил пару наставлений (обычно Власа такое раздражало, но Лепс не показался ему ни умником, ни высокомерным, да и слушать его выжимку университетского опыта было даже местами интересно). Несмотря на то, что несменяемым местом всех их встреч была однушка Димы, Лепс всегда вёл себя так, будто на нём держится вся тусовка. И, удивительно, но роль хозяина всея мира ему шла.

Иногда на регулярных тусовках у Христофорова появлялись и совсем неожиданные люди – например, сосед Власа Егор и даже другой сосед – Валя, которого Влас откровенно считал тормозом, пока они вместе не выпили и не разговорились, но неизменно каждый раз собирались четыре человека, которым, видно, суждено было стать друзьями:

Дима Христофоров

Лепс

Валера Красников

и сам Влас.

—–

Первый коллоквиум. Первое небольшое испытание в студенческой жизни Власа, которое он, кстати, выполнил весьма неплохо. У остальных одногруппников тоже не возникло особых проблем. Последним из кабинета вышел самый крупный, но далеко не самый глупый из них – Юрченко Вова.

– Сдал?

– Да. Чёрт, думал, она специально самые дурацкие вопросы из списка задавала.

– Бесячая баба, – поддержал Дима. – Почему все женщины в этом универе так косят под феминисток?

– Не знаю, Хрис. – ответил ещё один парень, имя которого Влас постоянно забывал. – Пошли лучше отметим эту победу.

Не прошло и часа после окончания занятий, а Христофоров уже хлестал водку из горла дома у одногруппника Макса. Сначала коллоквиум по основам физиологии казался притянутым за уши поводом покутить, но чем больше доставали вина из домашних запасов, тем сильнее ребята верили в то, что сдать его было подвигом. Дух первой коллективной победы заставил восьмерых студентов почувствовать себя пирующими викингами. Даже нелёгкий на подъём Влас развеселился, пусть и музыка, которую ребята ставили, совершенно не нравилась ему.

Спустя полторы банки тёмного пива Влас вспомнил, что с учётом разницы во временим, в Киеве уже полночь и решил написать поздравление с днём рождения школьному другу Артуру, вместе с которым они перед выпускным сняли с петель дверь в кабинете завуча. Где-то с двадцать минут он пытался выдавить из себя благодарности и пожелания к совершеннолетию, но получалось что-то больше похожее на хреновое признание в любви, так что он оставил свои страдания до завтра и решил сегодня больше не пить.

– Итак, га-аспада! – заплетающимся языком проговорил стокилограммовый шкаф Лёня. – Пора бы и честь знать, да по домам расходиться.

– Разъезжаться, ты хотел сказать? – усмехнулся Христофоров.

– А кто на машине?

– Да Вася вот.

– Не-е-е, его мы таким за руль не посадим.

– Так, кто у нас тут самый трезвый?

Влас впоследствии часто вспоминал тот вечер и ругал себя за то, что решил сесть за руль, но тогда пиво снизило его способности к адекватному оцениванию ситуации, добавило слабоумной самоуверенности, и уже через пятнадцать минут восемь пьяных студентов кучей ввалились в синюю девятку, припаркованную у подъезда.

—–

Всё в этом мире стремится к завершению. Ноги – к дороге, бутылка – к опустошению. Да, одной допитой за соседкой бутылки невкусного пива хватило молодой, неприученной печени для того, чтобы девочка опьянела. Взглянула в зеркало – нет, ничуть не похорошела. Расстроилась. Надела свитер поверх теплой рубашки, потому что на новую осеннюю куртку нужно ещё заработать, а старая такая страшно застиранная, что носить стыдно.

Сентябрьская истома выгнала девочку на улицу подышать прохладным воздухом, побродить по пустынным дорожкам. Уже больше полуночи? Давно. Скоро рассветёт. Ни души на улицах. Только шорох и гул оставшегося позади центра. На границе заброшенной промзоны и дремлющего спального района девчонка устала. На самом деле устала она ещё давно, ещё когда закончились слёзы о смерти родителей. Теперь она знала, как ужиться с этим, но до сих пор понятия не имела, как можно спокойно пройти мимо такого красивого ночного неба. «Ого, какие звёзды». Пьяной девочке кажется, что они размером с кулак. Вытянула руку, проверила. Нет, всё же чуть меньше. Поплакала от того, какие они прекрасные (ну можно же, пока никто не видит?), присела. Успокоилась.

Ого, а земля, ещё прогретая, не успела остыть после душного сибирского лета. Девочка откинулась назад, опершись на локти, глядя вверх, чтобы слёзы не выкатывались из глаз, но притом боясь вновь расплакаться от такой красоты.

Тишина и фонарики звёзд. Вот бы одна упала, она загадала, чтобы все в мире были счастливы. Одиноки и грустяще-счастливы, как она сама сейчас. Вот бы ещё фонари не мешали, млечный путь бы увидела, наверное, а то светят всё сильнее.

Блять, это не фонари!!

Девочка пулей рванула с дороги на обочину. Ноги сверхбыстрым бегом еле унесли её от беды. Синей полуразваленной девятки. На зрении ещё несколько секунд отпечатались два прямоугольных следа от фар. Сквозь них девчонка, растянувшись на обочине, не в силах пока встать после того, как споткнулась, краем глаз пыталась оценить целостность свезённых коленей и ладошек. Ещё секунда – мгновение осознания того, что ничего не повреждено и тут услышала слова:

– Ёб твою мать, что ты творишь?

Из машины высыпало пятеро. Девчонка не запомнила всех. Был светло-русый, с причёской аля «не хожу к парикмахеру три года», один в косухе и очках в толстой чёрной оправе. Ещё один короткостриженый с щетиной, остальные в памяти не отпечатались.

– Ну чё, Лепс, жива?

Парень в очках посветил на лицо Вари фонариком от телефона. Ярко. Она моргнула и зажмурилась.

– Жива, жива.

Один из парней, склонившихся над девчонкой, раздражённо плюнул в сторону и пошёл к машине. С отросшими волосами махнул рукой и последовал за ним, короткостриженый с щетиной начал кричать. Возможно, он ругался и до этого момента, девчонка была немного в шоке от ситуации и не запомнила.

– Тебе жить надоело или что?

Варя не нашлась, что ответить. Да, ей действительно надоело жить в восемнадцать лет. Она хотела попросить прощения за сложившуюся ситуацию, но тут короткостриженый начал откровенно грубить, и желание извиняться мгновенно отпало:

– Ладно ты самоубилась бы, одной умственной отсталой стало бы в мире меньше, а срок сидеть мне потом пришлось бы. Ты в курсе, что…

– Я не пыталась покончить с собой.

Парень повернулся к машине и крикнул:

– Ребят, ура, она не немая. А нахер на дороге тогда валяться?

– А тебе нахер с выключенным дальним светом ездить? – огрызнулась девчонка.