Умница Эллиот

Ладно, первым пунктом этот дикий нацарапал Зал Независимости. С полчаса я еще щурился, пытаясь разобрать его каракули на мятом календаре. А прохожие, особенно старушки, проходя мимо, очень строго так на меня поглядывали. Наверное думали, что я из тех извращенцев, что развешивают себе над кроватями плакаты звезд в купальниках.

Я прошелся до главной местной достопримечательности, до Зала Независимости, где в позапрошлом веке была принята декларация независимости, а затем и конституция США. Поглядев на Зал, я прошел до небольшого павильона, где располагался главный символ независимости – Колокол Свободы. В павильоне я был совершенно один, что радовало. Я мог спокойно беспрепятственно рассмотреть большую знаменитую трещину, которая, согласно истории, напечатанной в небольшой рамке, образовалась во время первого пробного удара. Обойдя вокруг, я прочел надпись, которая гласила: " И объявите свободу на земле всем жителям ее». Книга Левит 25.10

Порассуждая над библейской фразой, я огляделся и недолго думая ударил в колокол, что, как оказалось в последствии, делать было строго запрещено. Звон был такой оглушительный, что не исключалась вероятность раскола и самого стеклянного павильона, а я думал, что лишусь слуха вслед за Ахерном. Увидев в окно двух полицейских, которые во весь дух уже мчались ко мне от Зала Конгресса, я пулей вылетел с павильона и припустил что было мочи, на ходу просматривая задрипанный календарь с Мерилин. Следующим пунктом шел дом-музей Бетси Росс, знаменитой швеи, которая, согласно легенде, сшила первый американский флаг. Это здание находилось неподалеку от Зала Независимости, поэтому я немного сменил курс, обогнул вокруг фонтана и рванул в обратную сторону, полностью игнорируя свистки и приказы полицейских остановиться.

Набегался я будь здоров. Мне удалось очень технично обдурить двух дубоголовых полицаев, юркнув за большой стенд с американским флагом у входа в музей. Особо то там и смотреть было нечего – только что сам ткацкий станок, с надписью «не прикасаться», большой макет первого флага в стеклянной раме с аналогичной надписью» не трогать, не лизать, не стучать» и фото этой самой Бетси со своим вышитым детищем, тоже в стеклянной рамке с похожими указаниями, в общем – скукотища.

Далее, удостоверившись, что полицейские убрались, откуда пришли, я пешим ходом добрел до церкви Христа, постоял там немного в проходе, перед алтарем, поблагодарив Иисуса за чудесное спасение на войне. Потом, мне почему-то захотелось оставить массивный крест тетушки Хуаниты, я достал его из кармана и положил на алтарь. А пастор этой церкви, который все это время за мной наблюдал, потряс пальцем и с улыбкой мне объяснил, что оставлять прихожанам что либо в церкви строго запрещено. Я тогда взял крест и повесил этому доброму старичку на шею. Раз в церкви оставлять запрещалось, то почему бы не одарить этой прекрасной вещью самого пастора. Он провожал меня долгим пристальным взглядом, сгорбившись под тяжестью железного креста.

Третьим пунктом в списке значится Аллея Элфорта, и я иду прогуливаться по старинной улице восемнадцатого века, редким сохранившимся примером района рабочего класса. Раньше здесь проживали кузнецы, стеклодувы и мебельщики. Затем шел Морской музей. Я с большим интересом глянул на бронепалубный крейсер «Олимпия» и парусник «Мошулу».

Когда я вышел с последнего, на улице крупными хлопьями валил снег. За мое прибывание в музее нападал уже прилично и продолжал набирать обороты. Я шел и ловил на язык снежинки, до того мне было весело. А вел я себя, как слабоумный от того, что отродясь еще снега не видел за всю свою жизнь, там, откуда я родом, его не бывает.

В общем, пока я добрел до последнего пункта, который как раз значился на купальных трусиках Мерилин, разыгрался настоящий снегопад, снега было уже по голень. Главный городской парк был до краев полон жизнерадостных, счастливых людей. Народ лепил снеговиков, перекидывался снежками, куралесил по озеру на коньках. Я так до конца и не понял, радуются ли они таким образом первому снегу, или в северных штатах люди мыслят более позитивно. У нас в Техасе если временами и стукает жителей град по головам, то те только ворчат и проклинают зимний сезон. Не знаю, в чем уж тут разница, ну да ладно.

Атмосфера заражающего веселья захватила меня, и я решил присоединиться к играющим. Слепил большой липкий ком и запустил в какого-то парня. Только, по обыкновению не подрасчитал, и провалился он ему прямо за шиворот. И только я открыл рот, чтоб извиниться, как мне туда куча снега набилась – прилетела ответка. В общем, как я понял, меня в игру не приняли. Да и к тому же стало изрядно холодать и я уже который раз ловил себя на мыслях о еде. У меня проснулся волчий аппетит и я побрел разыскивать какое-нибудь заведение. Набрел вскоре на одно такое, прям тут же, в парке. С экстравагантным названьицем – «Танцуй твист и кричи»!

Твист я танцевать не хотел, да и кричать особо тоже, но если там есть хоть кой хрен, напоминающий еду, то почему бы и нет, черт возьми.

Народу в заведении было не протолкнуться. Имелся лишь один полусвободный столик, за которым сидела кудрявая блондинка, и я понтересовался, можно ли присесть с другой стороны стола. Она поглядела на меня, как на дурака и молча кивнула. А я плюхнулся на стул и стал пролистывать меню на уровне голодных инстинктов древних людей, страницы так и мелькали. Наконец, остановив свой выбор на итальянских спагетти с тефтелями, я подозвал бармена. А заодно поинтересовался, что можно у них такое выпить, чтоб расслабиться после тяжелого дня, но чтоб позднее без последствий добраться до места жительства. Он сказал, что один бокальчик красного не помешает. Тогда, из чувства солидарности, я попросил принести второй бокал для моей соседки, на что она отказалась. Эта девица без конца курила какие-то тонкие белые сигаретки, дымила, как паровоз.

– Теперь я понимаю, почему вы сидите тут одна, – сказал я сквозь облако дыма, – очень умно.

Та только кинула на меня злобный взгляд, и стряхнула мне на ботинки горсть пепла. Тогда я интересуюсь, почему зал забит под завязку, и ее глаза вдруг округлились.

– А как же иначе? Сегодня здесь выступает сам Чабби Чекер.

– Что?! – опешил я.– Сам Чабби Чекер?! Хорош врать!

– Это правда, придурок.

– Это мы еще посмотрим.

Девица только глаза закатила и руки скрестила. А глядя, как я уплетаю свои спагетти, она не раз мне напоминала, что здесь приличное заведение. А я ответил, что раз здесь все дымят, как в каком-то кавбойском салуне, то слово «прилично» тут не уместно, за что я удостоился очередной горсти пепла на край своего ботинка.

Ладно, в то время, как я сытый и довольный, отодвинул пустую тарелку на край стола, на сцене уже начали появляться какие-то люди, настраивать аппаратуру и микрофон. В дальнем углу цепочкой выстроился оркестр трубачей. А вскоре на сцене, собственной персоной, возник и сам Чабби Чекер! Я просто не верил своим глазам. Сам популяризатор твиста выступал здесь сегодня.

– Это и правда Чекер, ты видишь его?! – спросил я у соседки.– Удачно однако я заглянул в ваш занюханный кабачок.

– Слушай, может тебе сигаретку дать, чтоб ты заткнулся?! – взъерипенилась она.

– Неа, я с ментолом не курю, это для девченок. Ты не отвлекайся, а то представление пропустишь, – говорю я.

Она только выругалась и схватив бокал, который я неосмотрительно отставил на середину стола, самым наглым образом допила остатки моего красного. Но мне уже было все равно, я во все глаза глядел на сцену, Чабби Чекер взял микрофон, и пожелал всем доброго вечера. После приветствия и продолжительной овации, началось что-то совсем несуразное. Этот Чекер начал нести какую-то околесицу, и сегодняшнее выступление стало принимать для меня совершенно новый оборот.

– Сегодня будет не совсем обычное выступление, дамы и господа, – начал Чекер, – сегодня мы устроим показательный номер с двумя желающими из зала. Итак… кто хочет выйти ко мне на сцену и станцевать озорной твист?! Есть желающие?

Не знаю, то ли половина моей винной порции дали о себе знать, то ли моя угрюмая соседка по столу и правда была фанаткой твиста, но прыгала она и трясла рукой, как сумасшедшая. Я аж удивился. От кого, от кого, но от нее никак не ожидал такого неистового желания танцевать.

– Очень хорошо, – поманил ее к себе рукой Чекер, – но мне нужен партнер для девушки, для лучшей картины. Раз больше нет желающих, может вы поддержите свою даму, молодой человек?

Я не сразу осознал, что Чекер смотрит на меня, растянув свой рот в широкой белозубой улыбке. На всякий случай я глянул через плечо, но сзади сидела лишь одна тучная дама и какой-то хипстер с зелеными волосами. Навряд ли кто либо из этой парочки претендовал на звание танцора.

– Да-да, ты, парень, – указал на меня пальцем Чекер, – я вижу он не может свыкнуться с тем, что он чертов счастливчик. Поднимайся к нам, ну скорее же!

Да уж. Если бы в горле не стоял тугой ком, а колени не тряслись по дороге на сцену, может я бы еще мог на минутку внушить себе, что я счастливчик. Но танцевать при полном зале, да еще с этой фурией, помешанной на ментоле, я далеко не горел желанием.

Взобрался я на сцену и втиснулся между этой парочкой. А Чекер вдруг просит нас представиться в микрофон. И полностью игнорируя тот факт, что я стоял к нему первый, эта наглая девица перегнулась через меня и промурлыкала свое имя. Иззи Бред ее звали.

– Так, слушаем вас, молодой человек. Как ваше имя? – говорит Чекер, ткнув мне микрофоном прямо в нос.

– Это обязательно? – пробубнил я в микрофон.

Тогда Чабби Чекер убрал на безопасное расстояние микрофон и поднеся свое лицо вплотную к моему, прошипел мне в ухо:

– Сейчас же, дубина, представляйся чертовой публике, или тебя заставит это сделать мой секьюрити Нед.

После этого заявления он снова натянул свою белозубую улыбку, и улыбнувшись, помахал залу.

– Стесняется, парень, чтож, со всеми бывает!

Этот самого Неда я приметил за кулисами. И видок у этого чернокожего верзилы в темных очках оставлял желать лучшего. От греха подальше я произнес свое имя.

Ладно, с первым пунктом мы разобрались. И далее, после жидких оваций, Чекер объявляет вдруг, что нам сейчас предстоит самим станцевать твист. Он лишь покажет несколько движений. Он принял боксерскую позу и велел нам повторить. Одну ногу нужно было выдвинуть вперед, а руки согнуть в локтях.

– Затем, тщательно тремся полотенцем, – заявляет он.

И я, как полный кретин, стал оглядываться по всем закоулкам сцены в поисках полотенца, но это оказалось лишь названием очередного танцевального движения.

– Парень, чего размечтался, мы крутим бедрами! – орет мне Чекер.– И колени согни, будь добр!

В общем, еле поспевал я вклиниться в их сумасшедший ритм с боксерскими полотенцами и согнутыми бедрами. Смотрелся я на сцене, как и полагалось – по всем стандартам идиотизма.

Тут еще выяснилось, что я неправильно вращаю стопами, они должны жить отдельной танцевальной жизнью, как объяснил мне Чекер, только я ни черта не понял, что он имеет ввиду.

– Вращай ими, будто тушишь сигарету! Телом нагибайся спереди назад и из стороны в сторону!

А я и сигаретки в своей жизни ни разу не попробовал, поэтому даже не подозревал, как тушаться эти сигаретные бычки. Зато это блестяще удавалось проделывать ментоловой королеве. А мои вращения телом и того оставляли желать лучшего – я напоминал скорее пьяницу, чем танцора твиста. В общем – совсем беда!

Я был несказанно рад, когда Чекер объявил таймаут, и я избавился наконец от своего публичного позора. Но отдыхать было некогда. Чекер снова объявил танцы, только на этот раз мы должны будем проделать весь этот ад вдвоем и под музыку. Не успел я еще смахнуть с себя первый пот, как Чекер подает знак оркестру, а сам сверкая пятками, убегает куда-то за кулисы, предоставляя нас самим себе.

Оркестр загудел знаменитый «Твист» и Иззи дала мне знак начинать. Она танцевала отлично, это каждый подтвердит, а вот я большей частью времени просто обезьяничал у нее, потому что ни черта не разобрался в этих полотенцах и окурках. Да и какой нормальный человек в состоянии будет разобрать всю эту чепуху! В то время, как Иззи вытиралась полотенцем, я пытался потушить невидимый окурок, когда она начинала раскачиваться всем телом, я принимал боксерскую позу. Я был безнадежен.

И наконец, наше феерическое завершение всего этого балагана. Иззи делает мне какие-то знаки, и не успеваю я толком ничего сообразить, как эта безумная девица разгоняется и несется ко мне с другого конца сцены. Я еле успеваю подхватить ее на лету, и пока она висит надо мной, расставив руки ласточкой и лучезарно улыбаясь, меня начинает заносить по всей сцене, затем на всем ходу мы врезаемся в бархатный красный занавес и под громкие овации приземляемся за кулисами, прям перед носом самого Чабби Чекера.