Умница Эллиот
– А как вы в общем пережили эти сутки?
– Ну, если не считать, что мне прострелили ногу и чуть не выдрали обе руки, тоже, вполне сносно.
Та еще язва, этот Ахерн.
Вскоре к нам опять заявляется Соленто, Ахерн его представляет, как нашего снайпера, а по взгляду видно, что он готов сожрать его живьем. Короче, мы вместе с отрядом спецназа намереваемся идти на поиски выживших, к месту бывшего лагеря.
Шли мы, значит, по джунглям, шли, и вдруг командир Аблин резко нас останавливает и шикает, мол, чтоб все заткнулись. Делает какие-то знаки пальцами, показывает вперед, и мы все отчетливо видим, что за тропическим дубом кто-то шуршит и прячется.
– Выходи, кто бы ты ни был! – кричит Аблин, выставив вперед оружие.
И не поверите, как же мы были все удивлены, когда из-за дерева к нам вышкребся весь какой-то помятый и абсолютно голый капитан Хейз. Он прикрывал свои гениталии лишь одним листом папоротника. Похоже, недавний взрыв сорвал с него последние портки.
– Капитан Хейз, как я рад вас видеть! – крикнул Ахерн.
А капитан вдруг как-то странно озирается, будто бы не понимает, о ком собственно идет речь, и что обращение адресовано ему.
– Слушайте, господа, я тут совсем память потерял. Скажите, вы совсем случайно не находили мое копье и юбку? Похоже, я малость заплутал и отстал от своего племени, когда мы выслеживали стаю довольно милых и упитанных обезьян, – смущенно произнес он.
После такого заявления челюсть у сержанта Ахерна отвисла до самой земли.
– Капитан, скажите, что вы опять играете на публику! – взмолился он.
– Играть на публику? А что это значит? И кого вы тут капитаном зовете?
– Сейчас шестьдесят пятый год, вы в джунглях Вьетнама воюете с узкоглазыми, помните?! – уже орет Ахерн.
– Все неверно, молодой человек, – не сдается капитан Хейз.– Я в этих джунглях родился и вырос, и сейчас мне срочно нужно разыскать свой клан!
– Мы ваш клан! – досадно орет сержант.– Идемте с нами и оденем вас по человечески!
Но капитана Хейза на этот раз и взаправду основательно контузило, и он, прикрывая листом папоротника уже свой голый зад, ломанул от нас вверх по склону и вскоре скрылся в зарослях.
– Не стоит его допекать, этот взрыв хорошенько подпортил мозги вашему капитану, – говорит командир Аблин.– Пусть бежит себе, далеко не уйдет, я пошлю за ним двух моих амбалов. Эдри и Абрамс, этот голозадый контуженный, вообразивший себя аборигеном, теперь в ваших руках. Боже, что эта война делает с людьми.
Двое самых здоровых спецназовцев тут же бросились исполнять поручение Аблина. А мы продолжили путь, причем Ахерн стал совсем раскисший и хмурый.
Пришли мы значит к реке, что текла на территории лагеря, и я заприметил в воде чей-то труп, который застрял в куче веток. Я знал, что Бучес спрыгнул в реку, поэтому с разбегу бросился в воду и поплыл к скоплению веток. Подплыл я, и перевел дух, это был всего-навсего старый добрый Ломатель, который лежал на воде лицом вниз.
В общем, перешли мы реку вброд, но Бучеса словно и след простыл. Зато в земле были обнаружены глубокие рытвины от того самого доисторического танка, под которым схоронились генерал Кендалл и его ребята. По всей видимости, им удалось завести эту развалину. И два рыхлых углубления вели далеко в джунгли. А на том месте, где проезжал танк, вместо пальм и зарослей зияла брешь. Уж не понятно, для чего это им понадобилось вдруг разъезжать по этим дебрям на танке противника, оставалось только надеяться, что этих чудиков тоже не контузило, иначе всем в этих джунглях придется не сладко.
– Это ребята из ВМФ.– сообщил Ахерн остолбеневшему Аблину.
– Вам, сержант, не известно, какого хрена они потащились в лесные дебри на танке?
– Ума не приложу, Аблин. Но вся эта ситуация попахивает жаренным.
– Сержант, как вы думаете, куда пропал Бучес? – спросил я у Ахерна.
– Знаешь, – задумчиво говорит он.– Если учесть то, что все здесь после взрыва с катушек слетели, тут можно ожидать чего угодно. Ни сколько не удивлюсь, если он пашет через все джунгли вместе с Кендаллом.
И тут, будто в подтверждение его слов, с другой стороны зарослей раздается оглушительный рокот. Пальмы гнутся, над зарослями летают куски грязи, и из леса на всех парах выворачивает на поляну тот самый злосчастный танк.
Он рвёт на всех парах в сторону нас, и резко тормозит футах в тридцати от нашей компании. Затем, крышка люка с грохотом откидывается, и из недр танка на свет божий выталкиваются Бучес и Брайент, с ног до головы мотанные верёвкой и с кляпами во рту. Даже не глядя мы уже могли догадаться, кто мельтешит у них за спинами. Тут же следом вылезает этот злосчастный Куан Лык, и орёт в мегафон, что он предлагает переговоры.
– О, боги, Бучес, Брайнт, какого лешего вас потащило в танк противника?! – рвёт и мечет Ахерн.
А эти двое только мычат и глаза пучат, как две жабы.
– Я предлагаю вам, господа, весьма гуманный способ разрешения всех наших разногласий. Вы отпускаете меня на все четыре стороны, а взамен я не опалю вашим ребятам зад, – продолжает надрываться в рупор Куан Лык.
Только после этих слов мы пригляделись и увидели, что обмотаны эти двое не обычной верёвкой, а сплошь увешаны динамитными шашками, словно праздничные деревья.
– Что думаете, Аблин? – сквозь зубы спрашивает Ахерн у предводителя спецназа.
Тот только плечами пожимает.
– Слушайте, может ну его, пусть идёт, куда ему надо, очень жаль будет терять этих ребят. Само собой, умом не блещут, но ведь они ещё дети.
– Что?! – возопил Ахерн. – Поправьте, если ошибаюсь, но разве вы не отряд повышенного реагирования?! Вас рейнджерами называют, черт возьми! И от командира такого подразделения я должен принять предложение отпустить врага народа, эту коммунистическую свинину, восвояси? Так чтоли, Аблин?
– Не кипятитесь, Ахерн, вы только гляньте на эту нечисть! Да он весь, как на пружинах – стоит мышке мимо пробежать и от нас всех мокрого места не останется.
Тогда Ахерн незаметно, знаками, подзывает к себе Соленто и предлагает Аблину альтернативный ход решения нашей проблемы, на что тот снова возражает.
– Выстрел может спровоцировать взрыв динамита. Нельзя рисковать.
Тогда Ахерн, взъерошив от злости свои кудрявые лохмы, орёт Куан Лыку, что даже в случае нашей проявленной мягкотелости ему и удастся перевалить своими ходулями через непроходимые джунгли и выбраться живым, даже в этом случае его жёлтую задницу Пентагону будет отыскать в два счета, и трибунала ему будет не миновать. Но Куан Лык по прежнему стоял на своём и видок его оставлял желать лучшего – тело сотрясалось, будто под разрядами тока, налитые кровью глаза блестели лихорадочным блеском и он то и дело подносил пушку к лицам наших горе-солдат и злорадно ухмылялся, что-то бормоча на своём ломанном.
В общем, споры между главами двух отрядов возобновились, и пока Аблин с Ахерном жрали друг другу глотки, я таки под шумок решил взять все это дело в свои руки. Потому что на кану была жизнь моего лучшего друга, и я не позволю ему погибнуть из-за разыгравшегося эго двух бестолковых вояк.
Я незаметно, по змеиному, проскользнул к танку, и обогнув эту развалину, вскарабкался на него с торца, очутившись не где иначе, как сразу за спиной Куан Лыка. Я был настолько близко к нему, что мог без труда ощутить аромат мужской туалетной воды с пьянящим запахом сандала. Такой вечно наливали на себя бадьями ухожеры моей мамочки, в общем, для старперов только и сгодится. Да и вообще, на кой черт этому сумасшедшему приспичило вдруг душиться в разгар войны, посреди джунглей? Орангутанов привлекать чтоли?
– Это Данхил? – осторожно поинтересовался я.
Этот леший аж подпрыгнул от неожиданности и безумным взглядом глядит на меня. Бучес с Брайнтом при виде меня тоже замычали, как стадо коров.
– Похоже на Данхил, – повторил я, – только, кажется, там еще цитрусы были.
Куан Лык только отмахнулся от меня, как от мухи, и осклабился своей грязной усмешкой. Но пистолет по прежнему был приставлен к боку Бучеса.
– Это для старперов, идиот, прошлый век, – говорит он, – Арамис сейчас больше ценится, улавливаешь запах кожи?
– В данный момент пока только запах потной кожи, – говорю я, принюхиваясь.
– Да нет же, дубина, напряги ноздри, – и этот чёртов коммунист, приблизившись ко мне вплотную, подставляет мне свою шею.
Тут все, стоящие на земле и наблюдающие весь этот абсурд, начинают мне отчаянно жестикулировать, чтоб я, мол, выхватывал уже наконец пистолет из рук противника. А Бучес отчаянно мычит, показывая глазами на ствол, который был теперь в нескольких сантиметрах от моей ладони. Но я решаю продолжить вести свою тактику мирных переговоров. Ещё с пару секунд я нюхаю, и говорю, что запах вполне себе ничего, на что Ахерн взвывает, точно подстреленная псина. Тут я ещё кое то вспомнил, и порывшись у Бучеса в кармане брюк, извлекаю флакончик «Олд Спайс» старой закалки.
– Это сейчас тоже мало кем ценится, но ты только ощути этот превосходный букет корицы и гвоздики, – говорю я, и передаю ему одеколон Буча.
– Может, мне ещё свои Диор вытащить, идиоты?! – вопит Ахерн. – Они, к слову, тоже с запахом кожи. Только не для слабонервных, запах кирзовых сапог, скорее!
– Я думаю, напрасно спорте, Шанель – вот вода на все времена, – донеслось откуда-то из толпы.
– Отставить! Немедленно отставить! – орёт Аблин. – Я определённо вас не поддерживаю! 4711 – вот старая школа, которой я никогда не изменю!
– Вот видите! – говорю я Куан Лыку, которого, похоже, уже раздосадовали все эти аромадебаты и он снова начинал нервничать, – вы отлично разбираетесь в американском парфюме, значит есть у нас с вами что-то общее.
Похоже, мои так хорошо начавшиеся переговоры, дали трещину.
– Какого черта мы делаем?! – вдруг вскричал Ахерн. – На кону жизни наших солдат, а мы вдруг решили перещеголять друг друга ароматами?! Командир, и вы туда же!
Раскрасневшийся Аблин только незадачливо поскреб затылок. А Ахерн снова стал давать мне знаки, чтоб я начал уже что-то предпринимать. Тогда я накинулся на Куан Лыка и вместе с ним кубарем полетел на землю. Пока мы катались по траве, и я пытался отнять у него пистолет, отряд спецназа принялся за разминирование наших ребят. Но отнять оружие у этого лешего оказалось не так-то просто, он свернулся ежом и не поддавался. Тогда я использовал более хитрую тактику, я сказал громко, так, чтоб этот сукин сын меня отчётливо услышал, что, кажется, корейские войска наступают. Он всполошился, стал озирать близлежащие кусты, и пока этот бедолага был переполнен незбыточными надеждами, я таки умудрился стащить у него из под носа пистолет. А затем гордо преподнёс его Ахерну, который вместе с Аблином руководил процессом размировки.
– В знатока моды решил сыграть? – угостил он меня подзатылем, но затем при виде пистолета его кудлатая физиономия расплылась в широченной улыбке, – ай, да молодец, Тостер, можешь же включить героя, когда хочешь, хоть мозги у тебя и набекрень.
Аблин приобнимает меня за плечи, и толкует что-то о переходе в их отряд, что обязательно замолвит перед высшим начальством за меня словечко. Ахерн же в это время, отчаянно жестикулируя у него за спиной, знаками даёт мне понять, что этого мне делать не стоит.
Через пару минут, как раз в то время, как с ног ребят были сняты последние шашки, Ахерн интересуется у меня, обыскал ли я Куан Лыка, как следует, на что я отвечаю отрицательно. Ахерн рвёт и мечет, и бурчит что-то, типа, «Идиот, он и в джунглях идиот». И только он идёт по направлению к нашему пленному, как в этот самый момент Куан Лык пулей вылетает из-за танка, и далее события развиваются так стремительно, что я толком ничего не успеваю сообразить.
Только замечаю, как Аблин орёт что-то своему взводу, а затем Ахерн навзничь опрокидывает нас обоих в траву. А сразу после раздаётся оглушительный взрыв и нас всех с ног до головы окатывает трехстами фунтами еврейского мяса. Когда дымка рассеялась, и спал первый шок, мы обнаружили, что сидим в ассорти из людских конечностей, которое раньше, предположительно, было командой спецназа. Вот так поворот!
У Ахерна из правого уха сочилась кровь, и он все время что-то балякал, как сумасшедший, видимо настраивал частоту звука. Аблин, сидевший неподалёку, подобрал с земли чью-то руку, оторванную до локтя, и просмотрев номерной знак на запястье, с отвращением откинул её обратно в траву.
– Черт, Шапиро! И что мне теперь прикажете посылать жёнам этих несчастных? Мешки с руками и ногами?!
Я замечаю Соленто, в недоумении высунувшего свой итальянский нос из-за куста папоротника. Похоже, на этот раз, его неисправный желудок спас ему жизнь.
Я интересуюсь у Ахерна, все ли с ним в порядке, на что он мне орёт, что у него напрочь заложило ухо. И пока он пытался всевозможными усилиями его пробить, а Аблин бродил по местности и просматривая номер на очередной конечности, тяжко вздыхал, я отправился на поиски Бучеса. На встречу мне, тяжело ковыляя со стороны рощи, попался Брайнт, с его головы ручейком струилась кровь. Я спросил его, не встречал ли он Бучеса, на что он кричит, что с момента взрыва его не видел. Похоже ему тоже хорошенько ударило по ушам, потому что он вопил так, что волосы дыбом вставали. Он направляется к Ахерну, и вопит, какие дальнейшие указания, тот в ответ вопит, что он и не подозревает. Он сидит в ошметках бывшего отряда повышенного реагирования и ни черта не слышит, кроме свиста. Но кое какие идеи есть. В общем, я зашагал оттуда как можно быстрее, потому что их разговор напоминал, скорее, какую-то адскую оперу.
Несколько минут бродил я по окрестным кустам и звал друга, пока, наконец, не услышал, как он сам меня тихо зовёт. Я побежал на голос, и обнаружил его за кустом дикого шиповника, лежащего в глубокой болотистой луже. Он держал голову над поверхностью воды, чтоб не захлебнуться, из последних сил тужился, а вода вокруг него была красная. Я отволок его как можно дальше от лужи, и поинтересовался, как у него дела. Из брюха у него выпирало два больших осколка.
– Плохи похоже, Эл. И имя моё меня не спасло, чувствую, что нашпигован этим дерьмо с ног до головы, все тело режет.
– Ничего, все будет ок, дружище, – говорю, – в этот самый момент Ахерн пытается вызвать вертолёты через задницу Брайнта, то ещё зрелище. Оглохли они оба, будь здоров!
Бучес прыснул, как сумасшедший, но от этого только потерял сознание. Всегда хочу, как лучше, а получается сикось-накось.
Через пару минут прибыли спасательные вертолёты, а с ними и генерал Кендалл, оказалось, что мы с ними разминулись. И в то время, как мы направлялись сюда, они втроём уже топали по направлению к американской базе. А по прибытии, Кендалл сразу подрядил нам в помощь несколько вертушек. Так что задница Брайнта тут не при чем. Правда, военные медики позднее прогнозировали ему, что низкочастотные звуки теперь будут сопровождать его всю оставшуюся жизнь. То приходить, то уходить. Такова доля того, кто три дня подряд таскал в своих внутренностях неисправную рацию. Удостоился порции облучения, или что-то, типа того.
Соленто рекомендовали есть больше мучного, оно способствует запорам, а затем его переформировали в горячую точку, за неимением там опытного стрелка, ну а Ахерн теперь получил статус контуженного, первой степени, ему в уши установили слуховые аппараты, и все теперь держались от него на безопасном расстоянии, дабы тоже не лишиться слуха, потому что орал он, будь здоров.
Капитан Хейз с двумя еврейскими рейнджерами канули в безвестность на просторах Вьетнамских джунглей. Сколько людей не было за все то время послано на их поиски, каждый раз пропадали и те, кто пытался их найти. Эта загадка, после Бермудского треугольника, впоследствии стала самой обсуждаемой темой человечества. Но что-то подсказывает мне, что капитан Хейз тот ещё старый вождь.
Ладно, вытащили в общем нас из всей этой заварушки, и засунули прямиком в старый задрипанный мотельчик, стоящий где-то на задворках за госпиталем, где лежал Бучес. Нам заявили, что мы проживем там как минимум с неделю, прежде чем правительство решит, в какую жопу мира нас закинуть на этот раз.
И поверьте мне, уже через пару дней я всей душой хотел вновь вернуться в джунгли на эту бойню с узкоглазыми, потому что капризы глухого Ахерна могли кого угодно с ума свести. По такому случаю я даже специально сходил на местный рынок и приобрёл себе парочку бируш, потому что не горел желанием лишиться слуха ещё до выхода со службы. Мы ютились бок о бок в тесной комнатенке, где только и умещались, что одна узкая кровать и один засаленный матрас, который очень любезно и с большой охотой уступил мне Ахерн.
Через пару дней мой ловкий ход потерпел фиаско. Ахерн обнаружил у меня в ушах эти треклятые бируши, когда предложил спуститься вниз на завтрак, а я ответил, что уже ходил писать. После того, как этот леший вылил на меня очередную порцию своего оглушительного бранья, следовал безоговорочный приказ капитуляции ушных затычек. По мнению Ахерна, я поступал очень неуважительно по отношению к старшему по званию. Не хотел я огорчать его лишний раз, и объяснять, что старшие по званию в этот самый момент времени бороздят просторы джунглей с автоматами в руках, а мы просто горстка неудачников, в услугах которых более не нуждаются, и он по сути мне больше не приходится сержантом. Но я просто молча выбросил свою последнюю надежду на лучшую жизнь в здешний ржавый бассейн, прям через окно.
Ещё через пару дней мы решили навестить нашего товарища в госпитале. Приходим мы, значит, туда, с утра пораньше, а лечащий врач Бучеса, узкоглазый лысый мужчина в годах, отводит нас в сторонку и сообщает, что дела его плохи.
– Но вы ведь ставили хорошие прогнозы! – говорю я, – вы говорили, что операция прошла удачно.
– Так и было, – кивает головой доктор, – операция и правда прошла на ура.
– Тогда что с ним, черт побери?! – рычит Ахерн.
– Видите ли, вчера утром он решил сделать первые шаги, но задалось все не самым удачным образом. Какой-то ночной санитар пролил под его кушеткой воду во время мытья полов. Он подскользнулся, упал и размозжил лоб о кафельные плитки.
– Он жив? – чуть ли не плачу я.
– Скажу так, – был ответ врача, – он жив, только благодаря нашим аппаратам искусственного жизнеобеспечения. На данный момент он в реанимации, в глубокой коме. Насколько долго это все затянется, к сожалению, никто не знает.
– Никто не знает?! – возопил Ахерн. – К сожалению?! Вы серьёзно, а?! Наш народ спасает ваши жалкие задницы, а вы бассейны устраиваете у них под койками! Это ваша благодарность?! Черт возьми, да это чистой воды геноцид!
Ахерн бы распинался ещё до вечера, если б я на силу не выволок его из госпиталя. Он потрясал кулаками, брызжел слюной и бранился на всех и вся – на врача, на глупых санитаров и даже на перепуганных медсестёр. В общем, совсем слетел с катушек. Я предложил ему пойти съесть немного креветок и успокоиться. Мой план сработал. Он немного вышел из состояния шока и что-то мурлыча себе под нос, поплелся за мной в местную забегаловку, словно голодный податливый котик.
Спустя двое суток нас в срочном порядке переправили в Вашингтон, на церемонию награждения. Я удостоился высшей военной награды сша – медали Почета, за выдающиеся храбрость и отвагу, проявленные с риском для жизни. А еще нам с Ахерном прилепили на грудь по серебряной звезде и вручили коробочку с пурпурным сердцем для Бучеса, так как в данный момент сам он получить свою награду был не в состоянии. Ахерн до того растрогался, что пока он со слезами на глазах распинался и благодарил высшие органы за оказанную ему честь, весь зал с добрых полчаса искал, что бы такое засунуть в уши, чтоб не оглохнуть.
А после всей этой кутерьмы нас ждал неожиданный сюрприз. А точнее – поездка в Филадельфию. Меня напару с этим ирландским детиной переправляли на тамошний морской военный авиазавод, так сказать, дожимать срок службы. И на следующий день после награждения, мы, двое южан, перекочевали на север с нашими скудными пожитками – всего по чемодану на брата.
Этот доисторический завод находился за чертой города, и стоял на полевых просторах с первой мировой войны, ни мало, ни много, с полвека. Чтоб вы понимали, насколько он был древний, поясню. Если как следует расшатать стену в своей комнате, то можно будет беспрепятственно очутиться в комнате соседа.
Администрация завода особо не считалась с нашими предпочтениями и медалями на военной форме, и выделила нам в качестве жилища комнатенку, размером три на два метра, которая считалась у них за коммуналку. Как мы поняли, эта характеристика должна была нас успокоить. Но мы не сразу смирились с совместным существованием длиною в девять месяцев, это было не так уж просто. Потому что Ахерн теперь напоминал разочоровавшуюся в жизни женщину средних лет, и соответственно все его капризы здорово разноображивали мои скучные заводские будни. Благо же, слух его, к нашему прибытию на завод, заметно поправился, благодаря радиоволнам и физиотерапии. Больше всего меня мое существование подрывала невесть откуда взявшаяся Фингер – на голове рыжая копна сена, над глазами – фиолетовые тени, неимоверно больших размеров грудь – вся ее внешность буквально кричала о ее знатном происхождении. Ума не приложу, зачем она понадобилась Ахерну, но не допекал его лишний раз вопросами. Он называл ее парашютисткой, хотя, по сути, никакая она вовсе и не парашютистка, а только их изготавливает.
В общем, обжималась эта парочка круглые сутки, везде и всюду, даже при мне, напрочь игнорируя мое присутствие. Если Ахерн не исполнял свои рабочие обязанности, то в стельку напивался или мусолил эту рыжую бестию. Похоже, все остатки своей совести он беспардонно оставил за оградой завода в день нашего прибытия.
И вот однажды, на своем первом заслуженном выходном, довелось мне побывать в самом городе. А случилось все так. Время уже было что-то около пяти, когда я уселся на наш допотопный диван первой мировой, с кружкой чая, как вдруг услышал в коридоре знакомый ворох пошлятских шуточек, а вслед за этим приторное хихиканье Фингер. И только я осознал, что этот сгусток обжиманий и трений сейчас вновь оккупирует нашу комнату, как дверь с треском открывается, и эта сладкая парочка заваливается к нам, и начинает обтирать все углы и поверхности, которые только возможно. Я же, прикрываясь первым, что схватил со стола, а именно, «Филадельфия Инкьюрер», делал вид, что мне безумно нравятся газеты.
Через некоторое время Ахерн, как бы, между прочим, обнаруживает мое тело, сидящее на диване, и оставив Фингер на журнальном столике, подходит ко мне, упирая руки в бока.
– Тостер, сегодня чудесная погода, шел бы ты немного развеялся, а то дыру скоро протрешь в этой старой колымаге, она и без тебя много притерпела.
Я чуть выглянул из-за газеты, а этот черт дергает бровями и взглядом делает мне какие-то знаки в сторону Фингер.
– Можете делать свои дела, на меня не обращайте внимания. Я вам не помешаю, – говорю я.
– Он что, совсем того? – спрашивает Фингер.
– Я всегда подозревал, но и не думал, что настолько все запущено, – сказал Ахерн, ухватившись за виски, – слушай, болван, иди проветри свою задницу.
Тут он видит, что я продолжаю сидеть на жопе ровно, выхватывает у меня газету и просмотрев ту страницу, которую я якобы читал, усмехнулся и показал Фингер.
– А наш парень, оказывается, очень интересуется поддержаными холодильниками, – язвительно ухмыльнулся он, а затем громко, так, что казалось, сейчас стены нашего ветхого убежища сложатся одна на другую, – ТОСТЕР, СЕЙЧАС ЖЕ ВЗЯЛ СВОЮ ЗАДНИЦУ И ПОЕХАЛ РАЗВЛЕКСЯ, А ЗАОДНО И НАМ С МИСС ФИНГЕР ДАЛ РАЗВЛЕЧЬСЯ!! ЭТО ПРИКАЗ!
– Ну сразу бы так, – говорю я.
В общем, погодка и в самом деле была что надо, несмотря на то, что уже декабрь был на носу. В город и обратно возил лишь один единственный маршрутный автобус и только раз в день. И когда я добрался до остановки, то как раз посчастливилось его застать.
В город братской любви я прибыл через какие-то двадцать минут, и стоя на остановке у вьезда в город, раздумывал, куда же податься. Тут я заметил довольно интересную личность. Один бородач, в потресканной старой кожанке, сидел в огромной картонной коробке, высунув наружу полуголые ноги в засаленных кроссовках без шнурков. Я поинтересовался, не будет ли он так добр облегчить мне маршрут и подсказать, какие достопримечательности можно посетить у них в Филадельфии. Но этот прохвост был не так то прост. Он согласился написать мне подробный путеводитель в обмен на мою почетную медаль Почета. Что ж, я поразмышлял и решил, что от куска бесполезного железа мне толку никакого, а вот город посмотреть было бы в самый раз. И не особо канетелясь, променял медаль на календарь с Мэрилин Монро, где на полуголой актрисе этот леший начиркал мне довольно внушительный список. А потом он ломанул от меня так, что потерял по дороге свои вековые кроссовки и бежал босиком до самого перекрестка, пока не скрылся за поворотом. Видимо счел, что я задумаю вернуть свою медаль обратно, дурачина.