Спятившая красавица

Никита повернулся к двери, подождал несколько секунд, пока старуха спустится вниз, и нажал кнопку звонка. Дверь открылась сразу, как будто Белоснежка только того и ждала, что он позвонит. Или она услышала шум в подъезде и побежала смотреть, что случилось? В принципе ему все равно. Пока та звенела ключами и замком, он сделал радостную мину на лице и… обомлел.

Сирота, а в том, что на пороге стояла именно она, не могло быть никаких сомнений, за ночь стремительно похорошела. Ее темные волосы стали еще темнее и отливали синевой, только теперь Никита увидел, какие они шелковистые и длинные. Белая кожа стала еще белей, от нее пахло умопомрачительным ароматом благоуханной свежести восточного сада. Тщательный макияж, кроваво-красные губы, искристый блеск в синих глазах… Никита перевел дух… Шелковый халатик в стиле японского кимоно, туфли! Вот это туфли! Паровоз, электровоз, площадка, или нет, платформа. Да, высокая платформа. Вот как они называются. Где-то он уже видел нечто подобное. Ах да! У девиц легкого поведения на Ленинградке, когда обкатывал машину, а заодно и знакомился с родными просторами. Сплошной глаымур на платформах. Сироты все такие? Или через одну?

– Привет, Никитос, – сирота улыбнулась двумя рядами белоснежных зубов и пригласила его войти.

Он прошел в небольшую комнату с низкими потолками, к которым не привык, непроизвольно пригнул голову, боясь задеть увешанную мутными висюльками люстру. Диван, два кресла, покрытые потрепанными пледами, журнальный столик, длинная бесформенная темная стенка, ровесница поры дефицита в стране. Никита прошел к креслу и сел. Моментально раздался нечеловеческий вопль, заставивший его тут же подскочить.

– Васька! – укоризненно произнесла Белоснежка, непонятно к кому обращаясь.

– Гомик? – поинтересовался Румянцев.

– Нет, – пожала плечами Белоснежка, – кастрат. А что?

– Ничего, – пробормотал Никита, опустив взгляд вниз, и встретил враждебные глаза кота.

– Такой проказник, – кокетничала напропалую Белоснежка, подмигивая Никите.

– Кто? – Румянцев в непривычной обстановке тупел на глазах сироты и ее домашнего животного.

Вместо ответа гламурная дива подплыла на своей высоченной платформе к коту и дала ему пинок под зад, определяя тому направление полета в сторону кухни. Румянцев схватился за… голову и опустился в кресло.

– Ему не больно? – изрек он, трагически подпирая лоб рукой.

– Да он привык, – ответила ему Белоснежка и вновь подмигнула.

У Румянцева промелькнула было мысль, что он поспешил, что сорвался, зря поссорился с Анжеликой и ее матерью. Те, какими стервами они ни были, не позволили бы себе дать ему пинок под зад. Почему-то вместо кота Никита явственно представил себя и разозлился на проявленную слабость.

– О, – сирота возвела синие глаза к серому потолку, – Никитос, да ты, оказывается, чувствительный.

– Да, как-то так, – пробурчал тот и нахмурился.

– Итак, – Белоснежка села в соседнее кресло, предварительно вытащив из-под себя обглоданную рыбью кость, и бросила ее следом за котом. – Я слушаю тебя.

– Меня?! – изумился Румянцев, неимоверно страдая по поводу скоропалительной женитьбы.

– Нет, а? Хорошенькое дельце! Не я же притащилась на Малую Грузинскую делать предложение!

– Какое? – поинтересовался тот, полез за платком и вытер пот со лба.

– Ты меня замуж вчера звал, – напомнила Белоснежка. – Или передумал?!

Она закинула ногу на ногу и принялась ею раскачивать. Никита собрался с мыслями. В конце концов, виновата не Белоснежка, ставшая в одночасье красавицей, со своим кастрированным котом, а та старушенция, что испортила ему настроение. Он действительно приехал обо всем договориться с Элей и даже вспомнил, как ее зовут. Сейчас он соберется с мыслями… Дверь комнаты раскрылась, и в щели появились розы, следом за которыми торчала довольная физиономия Левушкина.

– Там это, – он кивнул себе за спину, – господин Лаврентьев сообщает, что дело на мази. Птички от его корма чуть не сдохли. Особенно француженка. – Он полез в карман и достал оттуда клочок бумаги. – «Р-ве-т и ме-ч-ет», – прочитал Левушкин почти по слогам, – так сказал господин Лаврентьев.

– Хорошо, – махнул рукой воспрявший духом и телом Румянцев, – свободен. – Взял у начальника безопасности цветы и сунул их Белоснежке.

– Спасибочки, – кокетливо улыбнулась та, утыкая смазливое личико в бутоны. – Надо же, пахнут!

– Еще бы, – он довольно откинулся в кресле и тоже закинул ногу на ногу. – Других не держим. Так о чем это мы? А! Да! Какие еще будут пожелания у моей невесты? – Он поглядел на ее личико, ожидая, что та сейчас начнет смущаться и лепетать нечто вроде того, что ей ничего не нужно, у нее все есть.

Но та лепетать не собиралась, а предпочла брать быка за рога.

– Когда подадим заявление?! – Белоснежка с хрустальной вазой в руках скрылась на кухне, откуда пулей на свободу вырвался злой кот.

– Уже подали! – крикнул ей Никита, подмигнув коту, намереваясь таким образом восстановить с ним добрососедские отношения. Кто ее знает, эту сиротинушку? Как запричитает, что без кота замуж не пойдет, и никуда Румянцев не денется. Придется брать ее вместе с этим хвостатым приданым. – Нужно только поменять ФИО невесты! – Кот на подмигивание не отреагировал, презрительно фыркнул и забрался на диван.

– Что? – Она вернулась обратно и поставила в наполненную водой вазу розы. – Поменять невесту?

Румянцев хмыкнул. И невесту поменять, и жену. Только потом, после торжественной регистрации и неотложки, которую во время брачного мероприятия придется вызывать Анжелике. Белоснежка пристально поглядела в его глаза и выдала такое, чего он совершенно не ожидал.

– А сколько мне будет полагаться за месяц супружества с тобой по брачному контракту?!

Хороша же сиротинушка! И та туда же. Откуда она только набралась подобных знаний? Безусловно, из американских тупых комедий. Там идиот муж пишет в брачном контракте, что его идиотка жена получит миллион, если проживет с ним год или два. Эта же перешла на месяцы! Или она умеет читать его мысли и чувствует, что их брак будет недолгим? Ему нужно только доказать Анжелике Сокольской, что она для него, что сирота Казанская, то есть Московская, – все едино. Доказать, а потом развестись с сиротой. Безжалостно? А как она пинает кота?!

– Об этом мы поговорим позже, – решительно ответил Никита. – Собирайся, поедем в ресторан ужинать. Нам нужно получше узнать друг друга.

Белоснежка вновь показала ему идеальную голливудскую улыбку, послала воздушный поцелуй и скрылась в соседней комнате.

– Да, Василий, – вздохнув, обратился к коту Румянцев, – какие-то не те нам попадаются дамы. Не те. Впрочем, тебе-то все равно… Но разве ж это выход?! – Кот лениво перевернулся на другой бок, всем своим видом давая понять, что гость ему мешает, и засопел.

Когда Белоснежка вышла при полном параде, Румянцев сразу же вспомнил своего отца.

– Не пойду! – орал тот, глядя на мать, одетую по последней моде. – Никуда с такой тобой не пойду! Сейчас же сними это барахло! Стыдно людям на глаза с тобой показываться!

Что-то подобное захотелось крикнуть и ему, но он сдержался. Пусть. Ничего страшного в том, что юбка больше похожа на съехавший на попу пояс, нет. Пупок тоже очень даже привлекательный в голом виде. Смотрится вполне естественно. Блузка… М-да. Блузкой это можно назвать с большой натяжкой. Где же ее так обкорнали-то, бедняжку? На распродаже. Он же помнит, Белоснежка одевается там, где все по двести. Она же первая попавшаяся сирота и бомж. Если с бомжом более или менее все прояснилось, то насчет сироты сомнений быть не может. Фото родителей на видном месте в траурной рамке очень впечатляет. Ее скупая слеза, когда она заметила, что он смотрит на эту фотографию. Печальный взгляд. Ладно, поведет ее как есть. Ему же лучше. Убить Стелу с Анжеликой наповал!

– Может быть, – предложил Никита, не надеясь спасти положение, но хотя бы его облегчить на вес корявых длинных сережек, – снимешь бижутерию? Туда, куда мы идем, ее не принято надевать. – Это была его единственная просьба. И последняя. Остальное пусть останется естественным, как голый пупок.

Как здорово, что на улице весна! Что холод все еще пробирает до костей! Что нужно накидывать пальто и прикрывать жуткий вид! Ничего, думал Румянцев, глядя на сироту-Белоснежку, он привыкнет к ее вкусу или осторожно навяжет свой. Очень осторожно, так, чтобы она не обиделась. Откуда ей было набираться ума-разума? Не от бабки же с дедом.

– Какой прикольный автомобильчик! – вскрикнула Белоснежка так, как будто видела его машину первый раз в жизни. Как будто вчера не лежала на переднем стекле, жутко улыбаясь водителю и тряся ушибленной головой. Точно! Она ударилась головой, и это последствия ушиба или сотрясения мозгов, если в ее голове есть чему сотрясаться.

– Прошу! – Румянцев галантно раскрыл перед ней дверцу и помог сесть.

– Никитос, – произнесла та очарованно, – ты такой галантный!

– Я обходительный, – согласился с ней он и сел за руль.

Обычная манера езды – пулей через весь город – на этот раз не годилась. Разбираться с гаишниками, подкарауливающими дорогие иномарки на каждом углу, в присутствии Белоснежки не хотелось. Он снизил скорость до сотни и включил негромко музыку. Салон наполнился прекрасными звуками классического произведения.

– Рахманинов, – блаженно произнесла девушка и закрыла глаза.

«Интересно, – задумался Румянцев, – отгадала? Или вчера она прикидывалась, выставляя себя полной дурой в этом плане? Да и во многих других. А! Голова! Ее голова, видимо, сегодня соображает лучше». Он улыбнулся довольной Белоснежке и проскочил на красный свет, чудом избежав столкновения с проезжавшим перекресток автобусом. «Спокойно, – сказал Никита сам себе, – девица сегодня производит на меня странное впечатление. Нельзя расслабляться, нужно быть начеку. Не стоит к ней привыкать, нельзя, чтобы она нравилась и смущала. Меня смущала?! С этим нужно будет что-то делать».

Смутить Румянцева могла бы только английская королева, но встретиться с ней ему так и не довелось. И его душа оставалась в относительно спокойном состоянии. До сегодняшнего утра. Сегодня он увидел сироту и обомлел. От неожиданности. Впрочем, пришлось признаться себе, что и от ее привлекательности тоже. От ее неожиданной привлекательности, так будет точнее. Но в его случае это лишь временное явление. Сейчас он приведет ее туда, где на фоне дам высшего света она предстанет не Белоснежкой, а Замарашкой с дурным вкусом. Именно этого он хотел, он это и получит!

Румянцев резко вывернул руль в сторону, проехался по встречной полосе и помчался обратно. Девица подняла на него свои удивленные глаза.