– Понимаю, – лукаво прищурился Небесов, отчего его небольшие глазки превратились в щелочки. Он продолжал вести разговор в снисходительном тоне, но теперь его тон Валю не раздражал, ей стало интересно, что такого узнал оперативник.
– Парик у Дарьи рыжий? – предположила она.
– Умница! Рыжий, с пышными, длинными волосами, как описал Рыбаков. Но и это еще не все.
– Что же еще?
– В том же шкафу я видел босоножки на высоком каблуке. Лежали не вместе со всей обувью, а отдельно в пакете, словно она хотела их спрятать от посторонних глаз. Но самое интересное не это. Я съездил в «Успех» и узнал весьма любопытную подробность. Оказывается, в ночь на седьмое августа Казарцева отпросилась с работы и ушла в одиннадцать вечера.
– Вы хотите сказать, что она могла быть на пустыре, когда погиб ее брат?
– Именно. И не только была, но и поспособствовала его кончине. Вот такие дела, Валечка.
* * *
В следующий раз перед разговором с Казарцевой следователь Семирукова настроила себя больше не миндальничать с Дарьей Витальевной ввиду ее горя, поскольку в свете открывшихся обстоятельств вполне могло статься, что она сама помогла братцу отправиться в мир иной.
– Какие у вас были отношения с братом? – строго спросила Валентина с места в карьер, как только Казарцева вошла в ее кабинет и расположилась на предложенном ей стуле.
– Родственные, – не усмотрела в вопросе подвоха Дарья.
– Вы не ссорились? Брат с сестрой часто не ладят, – подсказала Валентина.
– Ссорились, конечно. А кто не ссорится?
– Что служило причиной ссор?
– Да разное. И не ссоры это были, а так – разногласия.
– А вот соседи говорят, что не раз слышали из вашей квартиры разговоры на повышенных тонах. Как вы это объясните?
Валентина мысленно поблагодарила расторопного Небесова, успевшего еще раз наведаться на Яхтенную улицу и опросить соседей Плюшева и Казарцевой.
– Ох уж эти соседи… Ох уж эти панельные дома! Ни чихнуть, ни вздохнуть, чтобы не услышали за стенкой. Это голос у меня такой – громкий, вот соседям и кажется, что я кричу. Они нарочно обо мне так сказали, и все из-за того, что я не хотела железную дверь в общем коридоре ставить. У меня ребенок с ней не справится. Он и так с замками на входной двери в квартиру мучается, а тут еще одна дверь появилась бы. Никто о детях думать не хочет, лишь бы свое барахло в общий коридор выставить и захламить его! И так теснота. Думают, если дверь не поставить, растащат их «золото». А дверь, между прочим, денег стоит. Может, для кого-то тысяча рублей – пустяк, а у меня она не лишняя.
– Понятно. Соседи, значит, вас оговорили. Скажите, Дарья Витальевна, где вы были в ночь с шестого на седьмое августа, когда погиб ваш брат?
– Так я уже говорила вашим сотрудникам. Дома была.
– Это кто-нибудь может подтвердить? Вы были одна?
– Одна. Сын в поселке у бабушки на каникулах. Я всегда его к бывшей свекрови на лето отправляю. А больше никого у меня нет. Как говорится, мать-одиночка – сын или дочка.
– Как вы провели день накануне – шестое августа?
– Да как… – впала она в раздумья. – Как обычно. У меня была вечерняя смена, поэтому с утра магазины, домашние дела, потом на работу.
– Когда вы вернулись с работы, сколько времени было?
– Ну, я на часы не смотрела. Часов одиннадцать где-то.
– У вас есть парик?
– Что? – не ожидала она вопроса.
– Парик. У вас короткие волосы, поэтому вполне возможно, что вы иногда надеваете парик, – предположила Валя. Не нужно, чтобы подозреваемая раньше времени насторожилась. Но Казарцева все же почуяла неладное. Голос у нее дрогнул.
– Есть, а что?
– А босоножки на высоком каблуке?
– Есть, – произнесла она встревоженно.
– Примерно в то время, когда погиб ваш брат, на пустыре видели рыжеволосую женщину, одетую в короткую юбку, куртку до талии и босоножки на высоком каблуке. У вас ведь есть мини-юбка и куртка до талии?
– Вы думаете, что это я?! Я убила Елика?!
– Я пока ничего не думаю, но факты налицо.
– Ах, налицо! Да как вы можете! Это мой единственный брат! Ничего святого нет!
Валентина проигнорировала выпад в свой адрес. Ее не раз предупреждали старшие коллеги, что от преступников можно услышать всякое, и тут важно иметь крепкие нервы в сочетании с толстой кожей.
– Судите сами: копна рыжих волос, короткая юбка, босоножки на высоких каблуках, в которых разве только на сцену, – около полуночи дама в таком виде торопливо идет от пустыря и скрывается в подъезде шестого дома. Вы, Дарья Витальевна, седьмого августа должны были работать до утра, но накануне вечером отпросились с работы. Как раз чтобы оказаться на пустыре и подкараулить там своего брата.
– Какой бред!
– Естественно, бред. Другого мнения от вас никто не ждал. Вы хоть не в шестом доме живете, но рядом, и парик у вас есть, и мини-юбка, и босоножки.
– Ну и что, что есть? У всех они есть.
– У меня, например, нет.
– Сочувствую, – зло процедила Казарцева.
Валентину передернуло. Сама виновата – нечего палку перегибать – увлеклась своей обличительной речью, вот и получила по носу. С ее ногами короткую юбку не наденешь, и едкая Казарцева не преминула на это указать.
– Вы не пошли в свой дом, вероятно, потому, что вас видел Рыбаков. В такое позднее время мало кто шатается в спальном районе, и вы надеялись проскочить незамеченной, а тут пенсионер с заболевшим псом нарушил ваш замысел. И в одиннадцать вечера домой вы приехать не могли, так как с работы вы ушли в десять сорок. А от «Успеха» до вашего дома часа полтора, не меньше. Так что по времени все сходится – вы были на пустыре как раз во время убийства вашего брата.
– Я такси взяла. Голова разболелась и дождь. Решила потратиться, – стала оправдываться Дарья, о чем-то задумавшись.
– В какой компании вы заказывали такси? Мы должны проверить.
– Ни в какой. Вышла на улицу и остановила машину. Я же не знала, что дождь идет, а если такси заказывать, то его ждать приходится, а тут возле «Успеха» как раз машина проезжала.
– Номер вы, конечно, не запомнили.
– Нет. Даже не смотрела на него. А зачем? Только на водителя. Степенный мужик, вполне приличный на вид. И сумму приемлемую запросил – в общем, обычный калымщик.