Штык ярости. Индийский поход. Том 2

Один конник, юркий малый, на моих глазах извернулся и ударил саблей казака по макушке. Голова несчастного лопнула, как спелый арбуз, только изнутри не хлынул сок, а потекла кровь.

– Коли их, ребята! – закричал я, поскольку внезапно очутился ближе всех к проникшим к нам врагам.

Другие наши солдаты в это время как раз отбивались от наседавшего снаружи врага и не все могли прийти на помощь. Я побежал вперед с ружьем наперевес, благодаря себя за то, что вытребовал штык.

Тот самый шустрый малый уже сражался сразу с двумя другими казаками. Надо признать, что саблей он действовал довольно ловко и даже успел рассечь одному казаку лицо. Я приготовился ткнуть его сзади штыком, когда меня опередил Юра.

С криком «Он мой!» адъютант-экстремал оттеснил меня в сторону, подскочил к неприятелю и истошно завопил, привлекая к себе внимание и не желая нападать на него сзади. Честное слово, иногда я считал Юру немного чокнутым. Во время сражения этот человек превращался в дикого зверя.

Маневр моего недавнего приятеля сработал и ловкий наездник обернулся. Они со звоном скрестили сабли, враг сверху, с коня, а пеший Юра снизу, с земли. Я уже не мог наслаждаться зрелищем их поединка, так как на меня самого налетел всадник и чуть не снес голову ударом сабли.

Я успел вовремя отступить, а когда конь унес по инерции врага дальше, подбежал к противнику и ударил штыком в бок. Лезвие погрузилось в тело наполовину, а потом уперлось во что-то твердое, наверное, ребро. Я вытащил штык, а всадник застонал и грузно свалился из седла.

Оглядевшись, я увидел, что наш отряд успешно отбил нападение снаружи. Казаки добили тех всадников, что прорвались внутрь наших позиций. Юра как раз ранил своего противника быстрым ударом по ноге, а затем по шее, сумев пробиться сквозь доспехи. После этого он сплясал победный танец, размахивая окровавленными саблями.

– Ну что сказать, молодец, – раздался звучный голос Серовского за моей спиной.

Я обернулся, считая, что это он обо мне, но есаул с удовольствием смотрел на Юру и гладил себя по кончикам усов. Потом перевел взгляд на меня, скривился дернул себя за ус и буркнул:

– Вы тоже кое-что умеете, лекарь, не только порошки толочь и клистирную трубку ставить.

Вот и вся похвала. Ладно, мне не привыкать, хорошо, хоть освободили да ружье в руки дали. Я по привычке начал перезаряжать штуцер, поглядывая через окопы и завалы на толпы врагов, отхлынувшие назад за пределы попадания снарядов «единорога».

Все пространство вокруг наших оборонительных линий усеяли трупы врагов и лошадей. От жары они быстро вздувались, источая тошнотворный смрад.

Я поглядел на солнце и обнаружил, что уже почти полдень. Жара, как обычно, стояла невыносимая, в небе ни облачка. Я облизнул сухие губы и пошел спросить воды у урядника, заведующего хозяйством.

Когда я его нашел, то спросил заодно и обед. Он вручил мне сухари и остатки овощной похлебки. Затем кивнул на пруд:

– Вода вон там. Другой нет.

Я быстро проглотил то, что дали и подошел к пруду. В обычное время я бы даже и не подумал пить отсюда, но сейчас выбора не осталось.

Другие солдаты то и дело подходили к воде и хлебали ее пригоршнями. Да, если нас не прикончат враги, то дизентерия точно доконает.

Я наклонился и посмотрел на воду, темную от ила и взбаламученной грязи. Насколько я помню, во время прорыва в наши позиции сюда свалились несколько солдат и противников. Это воспоминание не прибавило мне бодрости.

Я снял с головы тряпку и накрыл ею кружку, затем зачерпнул воды через импровизированный фильтр. Я знал, что против микробов эта предосторожность не спасет, но хоть давала иллюзию очистки воды.

Набрав воду, я заглянул в кружку, снова облизнул пересохшие губы и наплевав на меры безопасности и гигиену, выпил всю воду залпом. Затем зачерпнул еще и снова выпил. Ладно, авось пронесет, что еще делать в эпоху, когда не придумали активированный уголь и хлорку?

– Эй, лекарь, ты долго еще будешь брюхо набивать? – крикнул кто-то издали. – Нужна помощь раненым.

Эх, нет мне покоя. Я встал и пошел перевязывать раненых. Надо признать, что в этот раз появилось гораздо больше раненых, чем за все предыдущие атаки. В основном все пострадали из-за стрел, но были и пулевые ранения. Убитыми мы потеряли пять человек, Серовский выделил десяток человек на рытье могил.

У меня все послеобеденное время ушло на обработку ран и перевязки. Мне помогал молодой казак Аким Чернов, статный, чернобровый и черноусый, под стать своей фамилии.

Я вымотался до предела и не сразу заметил, что в нашем укрепленном лагере наступила тишина. Когда я обратил на это внимание, то увидел, что все смотрят на троих всадников, скачущих к нам от неприятельского стана. Тот, что посередине, размахивал белой тряпкой.

– Никак, переговорщиков выслали? – спросил Аким, держа в руках чан с водою для обработки ран.

– Чего это они? – спросил я, закончил перевязывать последнего раненого и пошел узнать, в чем дело.

Четверо командиров, согласившись на переговоры, вышли в зазоры между повозками и переломанными ящиками, и встали в десяти шагах перед нашей оборонительной линией. Возле есаула находились двое урядников и Юра. Они так напряженно всматривались в приближающихся парламентеров, что не заметили моего появления.

Вскоре всадники подскакали ближе. Посередине сидел смуглый бородатый воин в позолоченной кольчуге, порванной, впрочем, в нескольких местах на груди и боку. Взгляд его глубоких пронзительных глаз, казалось, проникал глубоко в мозг. Шею его прикрывал пышный воздушно-светлый платок, переходивший на голову и служивший головным убором. Двое других по обе стороны были без кольчуг, поверх темно-коричневых халатов напялили погнутые панцири. От копыт поднялись клубы пыли.

– А как мы будем с ними разговаривать? – спросил один из урядников. – Кто-нибудь знает их язык? Или мы будем общаться жестами?

Но проблема быстро решилась с самого начала, потому что воин слева заговорил на ломаном русском:

– Эй, привьет, северный гостья. Ты чего хочьешь?

– Однако, язык все равно остался трудной задачей, – вполголоса заметил Юра.

Есаул же громко ответил:

– Это ты чего от нас хочешь? И кто вы такие, вообще?

Пришельцы тихо посовещались между собой и толмач крикнул:

– Мы тье, кто давно владеет этой землей. Мы родился здьесь и умирает здесь. А ты зачем сюда пришла?

– Ишь ты, так ничего толком и не ответил, – сказал Серовский и покачал головой. – Чего они тянут, время выжидают?

– Это, наверное, переодетые кокандцы, – заговорщицки шепнул урядник. – Видите, как они стараются избежать раскрытия своей тайны?

Я к тому времени уже разглядел знаки полумесяца и звездочки на пряжке ремня одного из посланцев. Точно такую же я видел в Туркестане, когда на меня напали Иваныч и трое местных жителей. Как раз на одном из тех аборигенов я и видел уже ремень с таким же знаком.

– Нет, это не кокандцы, – громко заметил я и все обернулись на мой голос. – Это ташкентцы.

– Ты что здесь делаешь? – зашипел урядник помоложе и даже потянулся за саблей.

– Ваш хан – это Юнус-Ходжа? – не обращая на него внимания, спросил я у представителей врага. – Лучше скажите сразу, мы ведь все равно узнаем.

Мои слова заставили переговорщиков тревожно совещаться минут пять. Урядники злобно поглядывали на меня, но есаул молчал и ждал. Юра поглаживал рукояти сабель и тоже помалкивал. Я ждал исхода импровизированного совещания вражеских парламентеров. Интересно, кто они по званию? Перед нами, скорее всего, были высокопоставленные командиры из армии хана. Сам полководец, наверное, прохлаждался сейчас в шатре в версте отсюда и ждал, какие вести ему принесут верные слуги.

– Да, твоя права, мы подданные великого хана Юнус-ходжи, – крикнул, наконец, толмач. – Откуда твоя узнала про это?

– Вот и верь после этого словам хана, – сплюнув, сказал Серовский. – Мы же с ним заключили союз нерушимый на веки вечные. Я сам видел, как он с князем Александром Васильевичем обнимался и клялся в дружбе.

– Откуда я узнал, не важно, – ответил я толмачу, подойдя ближе. Все-таки, и здесь я пригодился, не оплошал. – А вот почему хан нарушил перемирие и напал на солдатов императора Павла Первого, это нам непонятно!

– Ты куда поперед атамана лезешь, соглядатай? – свирепо спросил урядник и пожаловался начальству: – Ваше высокоблагородие, смотрите, он уже с басурманами заместо вас болтает. Вы ведь говорили, что ему доверия нет, зря только подобрали гадюку в пустыни.

Но Серовский молчал, потому что его тоже интересовал ответ подданных хана. Солнце жарило по полной, все мы стояли на палящем зное, обливаясь потом. Даже у наших противников, хоть они и были уроженцами здешних мест, тоже вспотели носы и лбы.

– Твоя сама нарушили условия доброго договора между нами. Зачем твоя пошла вся армия на Ташкент? – спросил толмач, посовещавшись с главным парламентером, сидевшим посередине.