Жизнь после смерти, или Восстав из пепла. Апокалипсис

Поскольку сегодня я была опять свободна, то я решила пойти с одной исследовательской группой на изучение очередной аномалии Москвы, которыми она просто кишит. И если «дыры» и «изолированность» столицы обусловлены вышедшими из строя «глушителями», которые использовались для защиты от прослушивания, то иногда появляются совсем необъяснимые явления, разгадать которые я была бы не против.

Но сейчас командир этой группы – Ефим Степаныч – хотел найти какого-то человека, который поможет нам с этой аномалией.

Подвал был неплохо обустроен, даже сырости не чувствовалось. Да и тут проводились не бои без правил, а весьма цивилизованные соревнования, причём на рингах, обустроенных по всем традициям того или иного спорта: бокс, дзюдо, единоборства и тому подобное. Было два потрёпанных стола для бильярда с некоторыми самодельными шарами и килями. Также имелось небольшое кафе с живой музыкой.

– Как же тут всё смогли обустроить? – удивилась я, осматривая клуб.

– Этот клуб сделали ещё до войны и, благодаря удачному расположению, он сохранился почти невредимым, – ответил Ефим.

Мы подошли к барной стойке: выбор здесь небольшой и ограниченный, так что она осталась здесь чисто символически. Бармен разговаривал с клиентами, но, заметив Ефима Степановича, сразу с ним поздоровался:

– Ефимыч, добрый день. Чем могу помочь?

– Добрый день. Ты не знаешь, где Скальпель?

– Скальпель? – задумался бармен, – Здесь, вроде, был, не уходил. Да, сегодня утром пришёл очередного солдата оперировать. К этому моменту должен был уже освободиться.

– Проводишь до него? – Ефим Степаныч подмигнул.

– Хорошо, – официант вышел из-за стойки и обратился к посетителям, с которыми разговаривал до нас, те кивнули: – Извините, я скоро вернусь.

– Я подожду здесь, – ответила я на взгляд Ефима.

Они ушли, а я облокотилась на стойку, смотря им вслед и осматривая клуб.

– А ты не местный? – обратился ко мне один из посетителей.

– Да, – я безразлично посмотрела на него.

– А откуда? – подключился второй.

– Из Курской области.

– Откуда?! – они поперхнулись, – Из Курска?!

– Из Железногорска, – я спокойно пожала плечами, – пять дней назад приехала.

– Что?!

– Вы находитесь в пятнадцати минутах ходьбы от зоны центра и ничего не знаете? – удивилась я, – Про Объединение ничего не слышали? За МКАДом тоже люди живут!

– Нет, не слышали…

– Как так вы ничего не слышали об этом? – к нам подошёл ещё один человек, услышавший наш разговор, – По всему городу об этом только и говорят.

– Серьёзно? – удивились эти двое.

Они начали разговаривать между собой, забывая про меня, но я была не против, опустив голову. Правда, наслаждалась я одиночеством не долго. Рядом со мной сел нокаутированный боксёр с заплывшим глазом и стойким запахом перегара.

– Мужик-ик, ты чё такоой тёмный? – пьяный боксёр начал приставать ко мне.

– Я не мужик, – сухо сказала я, ударив по его руке, которой он потянулся ко мне, – Убери клешни.

– Чё ты сраазу бьёшь-ик? И не не мужик? Тогдаа хто? Парень-ик? – он повернулся ко мне, дыша на меня своим перегаром.

– И не парень, – я отошла от этого боксёра. Терпеть не могу алкашню и пьяниц.

– Куды ты пошёл-ик? – пьяница увязался за мной, шатаясь, – Не паарень? А, вижу-вижу! Девушка-ик!

– Держитесь от меня подальше, – я грубо оттолкнула его, красноречиво говоря, чтобы он ушёл, – я терпеть не могу пьяных.

– Да какоой же я-ик пьный? – он упорно продолжал нарываться, – Я просто-ик грустный.

– Будь ты грустным, грустил бы молча. И если бы заливал свою «грусть» (показала пальцами кавычки) алкоголем, то тоже делал бы то молча, – я вновь ушла от него, пытаясь не начать рычать или шипеть.

– Слыышь, ты слишком-ик дерзкая. Я девуушек не бью, но ты-ик наарываешься, – боксёр начал злиться.

– Нарываешься здесь только ты, – я не обратила на него внимания.

Пьяница попытался ударить меня в спину, но я резко развернулась, нанося контрудар кулаком по щеке с не заплывшим глазом, заодно моя шершавая кожа разодрала ему лицо, и сделала подножку, от которой боксёр звонко упал.

– Неплохой приём! – я услышала комментатора и, взглянув на него, поняла, что он обращается ко мне, ведь на ринге никого не было и все смотрели на нас.

– Надеюсь, ты хоть немного протрезвел, – я обратилась к боксёру, который начал постанывать и пытаться встать, но из-за опьянения ничего толкового не получалось.

– Ах ты ж-ик! – он всё-таки встал, а синяк на щеке уже набирал цвет.

– Посоветую тебе остановиться, – я показала когти и ухмыльнулась, оголяя клыки, а пьяница вздрогнул от моего хищного взгляда, – угадай с трёх раз, что станет с твоим черепом, когда мои когти ударят по нему. Дам подсказку: я без проблем могу перерубить металл.

Страх наконец пробудил инстинкт самосохранения, и боксёр попятился от меня куда подальше. Я втянула когти и встала у стойки, игнорируя удивлённые взгляды и поправляя очки. Вскоре мой спутник вернулся с каким-то мужчиной и барменом.

– Знакомься, это Скальпель, – Ефим Степаныч представил мне мужчину, а бармен вернулся за стойку, продолжая свои дела.

– Как бы, у меня есть нормальное имя, – возмутился мужчина резким и, даже в некоторой степени, противным голосом, поправляя простые очки, – Меня зовут Степан Богданович Лескин, я военный хирург.

– Приятно познакомиться, – я пожала протянутую им руку, – Меня зовут Аликис.

– Я слышал о вас, – хирург кивнул.

Я предполагаю, почему ему дали прозвище «Скальпель»: он высокий и худощавый, от чего кажется ещё выше, с бледной кожей и острыми чертами, чем напоминает этот медицинский инструмент. И профессия подходит. Но мне ещё кажется, что этим прозвище не ограничивается: я чувствую, что у Степана Богдановича тяжёлый и острый характер.

– Что ж, пойдём? – спросил Ефим Степаныч.

– Куда же вы спешите? – вновь возмутился хирург.

– У нас всё по времени расписано, – ответил Ефим.

– Когда у вас, у военных, всё стало «по времени расписано»?