Студия

– Семеныч! Там мусорное ведро!

Семеныч крепко взял Ее за руку:

– Пошли.

– Пить хочется! – Катя упрямо схватила другую бутылочку, но Семеныч резким движением отобрал ее и зашвырнул за спину в сторону стенда.

– Семеныч?!

– Там же ведро.

– Нет, я пошутила. Семеныч остановился. Дернул Катю за руку.

– Наплевать мне уже, что там.

– Ну не сердись! Там мусорная корзина. Не сердись. Пусти, мне руку больно, ну, пусти, пожалуйста. Уходим, уходим, если ты так хочешь, уйдем.

Когда они вышли на улицу, Семеныч сразу прикурил сигарету, потому что почувствовал, что только так придет в себя окончательно. Катя мотнула головой, прижалась к его плечу, потом дотянулась, привстав на цыпочки, и поцеловала в висок.

– Семеныч, какая ночь теплая! А как мы сейчас пойдем по темноте? – потом нагнув его голову, прошептала на ухо: – Я в туалет хочу. Покури пока, а я сбегаю обратно.

– Нет, – твердо сказал Семеныч. – Обратно не пойдешь.

– Но я очень хочу.

– На улице темно и никого нет. Иди, где хочешь. А я покурю.

– Совсем, что ли, с головой у тебя не хорошо? – обиделась Катя и пошла наперерез в неосвещаемую сторону кустов.

Семеныч докурил, но Катя не возвращалась. Почувствовав неладное, он пошел за ней. Чиркнул зажигалкой и при неярком свете короткого пламени пытался хоть что-то разглядеть. Услышав вдали легкое движение, Семеныч, отодвигая свисающие ветви, стал с трудом протискиваться через многочисленные ряды плотных кустарников.

Катя сидела на невысоком каменном парапете, отделяющем канал. Она сидела, вся сжавшись, обхватив руками колени и наклонив к ним голову. Семеныч провел ладонью по волосам:

– Маленькая! Что ты? Что с тобой?

Она приподняла голову и посмотрела на Семеныча сверкающими от слез глазами:

– Я не знаю. Мне страшно.

Семеныч присел рядом и обнял ее за плечи:

– Что случилось? Почему тебе страшно? Ведь ничего плохого не происходит…

– А что происходит?

Семеныч задумался и затем медленно ответил:

– Я не очень понимаю, что происходит, честно говоря. Вроде бы даже и наоборот. Творческие занятия. Интересные проекты…

– Как-то искусственно все это. Как будто их доят.

– Кого доят?

– Людей! Как будто всех этих людей, которые работают в студии, насильно заставляют всем этим заниматься.

– Но ведь никто никого не заставляет? И нас ведь никто насильно не заставлял заниматься. Меня никто не заставлял заниматься музыкой. Тебя никто не заставлял заниматься этим виртуальным тигром. Вот только с кофе что-то не то.

Она поднялась:

– Пошли. И с кофе что-то не то. И с булочками не то. И с водой не то, – тут Она вспомнила обрывок разговора Соломона, который случайно подслушала на улице, когда разгружали машину с тюками.

– Я вспомнила. Они хотели, чтобы мы пили это кофе.

– Кто они? – остановился Семеныч.

– Они… Соломон и его люди.

– Не переживай, разберемся. Во всяком случае, теперь мы будем настороже. Нужно только не показывать вида, что мы о чем-то подозреваем, а завтра взять с собой свое кофе и свои булочки, чтобы не выделяться из общей массы. А может сейчас встретиться с Соломоном?

– Не нужно сейчас, – устало ответила Катя. – Давай, сначала в себя придем. Завтра поговорим.

– У тебя голова болит? – спросил Семеныч, заметив, как она нахмурилась.

– Нет. Но как будто я в каком-то опьянении. В ушах шум, как под водой. И вообще, все в тумане. Ничего не понимаю. Студия непонятная, люди мутные. Как привидение, как сон. Ты ее только ночью так красочно описывал, и вот она. Тут как тут.

Семеныч шел рядом с ней, стараясь приноровиться к ее шагам:

– Здесь все работники выглядят очень рассеянными, и в то же время чрезвычайно сосредоточенными. Словно концентрация их внимания увеличена и направлена исключительно на поглощающее их занятие. И их больше ничто не способно встревожить, кроме того, чем они занимаются в данный момент.

Придя в гостиницу, они наскоро ополоснулись под душем и почти одновременно заснули.

Семеныч вздрогнул во сне, приподнявшись, рука его шевельнулась по пустой постели и не обнаружила Катю. Он хотел было встать, но тяжелая голова упала на подушку, глаза не открылись, а разум провалился куда-то вниз.

* * *

Семеныч проснулся от гула, доносящегося с улицы. Лежал, не открывая глаз, соображая, что это могло бы значить. Вспомнив пустую постель ночью, дернул в сторону рукой.

Катя спала на краю кровати, в одежде. Семеныч сел, голова была словно в тумане, такими же густыми и тягучими оказались мысли. Он точно помнил, что они, придя ночью, приняли душ и легли спать в раздетом виде.

Семеныч прошел в ванную, умылся холодной водой, и, вытираясь полотенцем, замер, глядя в зеркало. Через проем незакрытой двери в ванную отражалось окно, которое за прозрачными шторами было полностью завешено белой тканью. Гул на улице становился то тише, то сильнее. Семеныч подошел ближе. Мокрая простыня полностью закрывала широкое окно, а ее концы были тщательно заткнуты в щели. На полу, под балконной дверью лежал плед, сложенный в несколько раз. Дверь в номер была заботливо укутана влажными полотенцами.

Семеныч оглянулся: Катя так же лежала, не шевелясь, уткнувшись лицом в подушку. Он подошел, поцеловал в шею, отодвинув волосы, и прошептал:

– А что происходит?

– Жарко было, – неожиданно раздался ее совсем не сонный голос.

– Ты поэтому вдруг решила одеться ночью и сейчас, упав, лежишь без сил?