Сын Тициана

Пиппо собирался последовать за ним, но в эту минуту племянница княгини сказала ему, смеясь:

– Вы обязаны мне своей удачей: подарите же мне цехин, который принес вам счастье.

На этом цехине была царапина, по которой легко было узнать его. Пиппо нашел цехин и уже протянул руку, чтобы отдать его хорошенькой племяннице, как вдруг воскликнул:

– Клянусь честью, моя красавица, вы его не получите; но чтобы показать вам, что я не скуп, я попрошу вас принять от меня десять червонцев; что же касается этого, то я хочу последовать совету, который мне недавно дали, и подарю его Провидению.

С этими словами он выбросил цехин за окно.

– Неужели кошелек Монны приносит мне счастье? – думал он дорогой, – было бы насмешкой судьбы, если бы вещь, сама по себе неприятная мне, оказалась благодетельной для меня.

И, действительно, Пиппо увидел вскоре, что он выигрывает всякий раз, как пользуется этим кошельком. Опуская туда золотой, он не мог отделаться от суеверного страха и невольно думал иногда о справедливости слов, найденных им на дне шкатулки. Цехин – безделица, – говорил он себе, – однако у многих он бывает далеко не каждый день. – Эта мысль делала его благоразумнее и заставляла несколько сокращать свои расходы.

К несчастью, Монна не забыла своего разговора с Пиппо. Не желая выводить его из заблуждения, она посылала ему время от времени записки с букетами цветов и разными безделушками. Как я уже говорил, она ему надоела, и он решил не отвечать ей.

Его холодность заставила Монну, отважиться на дерзкий шаг, который очень не понравился молодому человеку. Воспользовавшись его отсутствием, она явилась к нему одна, подкупила слугу и успела спрятаться в комнатах. Вернувшись домой, Пиппо нашел ее у себя и был принужден объявить ей раз и навсегда, что у него нет никакой любви к ней, и попросил ее оставить его в покое.

Бианкине, как я уже говорил, была хороша собой и пришла от слов Пиппо в раздражение; она осыпала Пиппо упреками, далеко не нежными на этот раз. Она сказала ему, что он обманывал её, говоря о любви, что она считает себя обесчещенной и отомстит ему. Ее угрозы рассердили Пиппо; чтобы доказать ей, что он ничего не боится, он тут же заставил ее взять обратно букет, который она прислала ему утром; и так как под руку ему подвернулся кошелек, то он сказал:

– Возьмите также и это; этот кошелек принес мне счастье, но знайте, что я ничего не хочу от вас.

Но он тотчас же пожалел, что поддался этой вспышке гнева. Монна Бианкина позаботилась о том, чтобы ее ложь не выплыла наружу. В ней было не меньше притворства, чем злобы. Она взяла кошелек и удалилась, решив заставить Пиппо раскаяться в том, что он позволил себе так обращаться с нею.

Вечером Пиппо играл по обыкновению, но остался в проигрыше; в последующее дни ему также не везло. У синьора Веспасиано всякий раз оказывались лучшие кости, и он выиграл у Пиппо значительную сумму. Тот упрямо продолжал играть, бросая вызов судьбе и своему суеверию – и неизменно проигрывал. Выходя однажды от княгини Орсини, он не мог удержаться от того, чтобы не воскликнуть на лестнице:

– Да простит меня Бог! Но мне кажется, что этот старый безумец был прав, и мой кошелек, действительно, таит в себе колдовство; ибо с тех пор, как я вернул его Бианкине, мои кости всякий раз оказываются побитыми.

В эту минуту перед ним мелькнуло платье с цветами, из-под которого виднелись две стройных и быстрых ножки: то была таинственная негритянка. Пиппо ускорил шаги, догнал ее и спросил, кто она и кому принадлежит.

– Кто это может знать? – с лукавой улыбкой отвечала негритянка.

– Ты, я полагаю. Ты ведь служанка Монны Бианкине?

– Нет; а кто это Монна Бианкине?

– О, Господи! Да та самая, которая прислала мне тогда с тобой шкатулку; ты очень ловко бросила ее ко мне на балкон.

– Откуда вы это взяли, сиятельнейший синьор?

– Не притворяйся, я знаю все: она сама мне это сказала.

– Если она вам это сказала… – отвечала негритянка нерешительно: она пожала плечами, подумала с минуту; затем, игриво ударив Пиппо по щеке веером, крикнула ему, убегая:

– Тебя одурачили, красавчик!

Улицы в Венеции образуют такой запутанный лабиринт, так причудливо переплетаются, что Пиппо не смог догнать молодой девушки после того, как дал ей уйти. Он почувствовал себя крайне нелепо, так как совершил двойную ошибку: отдал кошелек Бианкине и не удержал негритянки.

Бродя по городу, он почти бессознательно направился ко дворцу своей крестной матери. Пиппо жалел, что не побывал у нее ранее: он имел обыкновение советоваться с ней обо всем, что его занимало, и редко уходил от нее, не получив ценного указания.

Пиппо нашел синьору Доротею в саду; там не было никого, кроме нее. Поцеловав у нее руку, он сказал:

– Какую глупость я сейчас сделал, дорогая крестная. Мне прислали недавно кошелек…

Но как только он произнес эти слова, синьора Доротея засмеялась:

– Ну, так что же? Разве этот кошелек тебе не нравится? Разве золотые цветы не идут к красному бархату?

– Как! – воскликнул молодой человек, – неужели вы знаете?..

В этот момент в сад вошли несколько сенаторов; почтенная дама встала, чтобы принять их, и ничего не ответила на вопросы, которыми изумленный Пиппо продолжал осыпать ее.

Глава 3

Когда сенаторы удалились, синьора Доротея, несмотря на неотступные просьбы своего крестника, решительно отказалась сообщить ему какие-либо подробности.

Она не могла простить себе шутки, показавшей, что ей известна тайна всей этой истории, к которой она не хотела иметь отношения. И так как Пиппо продолжал упрашивать ее, то она сказала ему, наконец:

– Дорогой мой мальчик, я, может быть, действительно, оказала бы тебе большую услугу, если бы сообщила имя особы, которая вышила для тебя этот кошелек: она одна из первых красавиц Венеции и принадлежит к высшей знати; это все, что я могу сказать тебе; довольно с тебя и этого. При всем моем желании исполнить твою просьбу, я должна молчать. Я не хочу совершать бесчестного поступка и не выдам вверенной мне тайны; я открою ее только тогда, когда мне поручат это.

– Но вы можете быть уверены, дорогая крестная, что если скажете это мне одному…

– Понимаю, понимаю, – оборвала его синьора Доротея, и так как, несмотря на свою важность, она не лишена была некоторого лукавства, то прибавила:

– Ты ведь иногда пишешь стихи; не сочинишь ли ты сонет на эту тему?

Видя, что он ничего не добьется. Пиппо перестал упрашивать синьору Доротею, но его любопытство было, разумеется, крайне возбуждено. Он остался обедать у судьи Паскалиго, не решаясь уйти от своей крестной, в надежде на то, что прекрасная незнакомка посетит ее вечером. Но он видел только мантии сенаторов и высших сановников республики.

На закате солнца молодой человек оставил общество и пошел посидеть в рощицу. Он обдумал план действий и решил, прежде всего, получить от Бианкине кошелек обратно, а затем последовал совету, который сеньора Доротея дала ему, шутя, и сочинить сонет по поводу своего приключения. Он решил отдать сонет крестной матери, – будучи уверен в том, что она покажет его прекрасной незнакомке, не желая откладывать дела в долгий ящик, он начал немедленно приводить свой двойной план в исполнение.

Оправив камзол и надвинув берет набекрень, Пиппо взглянул на себя сначала в зеркало, чтобы убедиться достаточно ли он интересен, так как его первой мыслью было снова обольстить Монну, притворившись влюбленным, и уговорить ее отдать кошелек, – но вскоре он отказался от этого плана; таким путем он только оживил бы страсть этой женщины и приготовил бы новые мучения. Пиппо принял противоположное решение и побежал к ней, прикинувшись взбешенным. Он приготовился сделать ей ужасную сцену и так запугать ее, чтобы она, наконец, оставила его в покое.