Сиреневая книга

– Ты просто не представляешь, насколько они оторвались от реальности! У меня родственник, будучи с товарищем по делам в районе Рублевки, решил, что раз уж в столице, да ещё и время лишнее есть, то не прокатиться ли? Хоть на заборы поглазеть. Для общего развития.

Как бы ни так! На подступах тормознули менты и очень вежливо посоветовали не мозолить никому там глаза своей шушлайкой. А автомобильчик, на минуточку, был почти новый француз гольф-класса.

Нахера вам нужны часы за полтора зеленых миллиона? Вы, блядь, госслужащие, откуда у вас?.. И, главное, зачем?! Нравятся цацки, ну и рисуйтесь друг перед другом в закрытых помещениях, меряйтесь… причиндалами, не раздражайте народ-то!

Туфли за триста тысяч, автомобили за двадцать миллионов. Безудержный, а порою бесспысленный хапок. Это я уже про местных. Вам-то зачем? Кого копируете?

В Москве, отравленной миазмами, другая атмосфера. Там мораль – всего лишь препона для рывка вверх, а насаждаемая религиозность – традиционный инструмент для удержания стада. Но у нас-то климат поздоровее! Хотя, когда все ветры веют оттуда, то чего ожидать?

И как вам, там наверху, можно верить? С чего вы решили, что за вами пойдут? Вы не думаете, что бесконечное создание безальтернативной ситуации в стиле «а те, еще страшнее, чем мы», в конце концов, приведёт к тому, что большинство скажет: «Да нам уже похую, пусть хоть кто, только не вы!»? И на этот раз вам уж точно не выгорит…

Из любой безысходной ситуации выход есть. Даже если это самоубийство.

Глава 48. О национальном вопросе

Меня всегда удивляло, как быстро, попав в соответствующую среду, люди умудряются выучить разговорный иностранный язык. Я даже не про детей, это хоть как-то объяснимо.

Впервые увидел подобное в Советской Армии. В каждом призыве присутствовало некоторое количество азиатов из забытых аллахом кишлаков и мелких городков. По-русски, в отличие от более многочисленных кавказцев, они почти не говорили. Помню каракалпака, отказывающегося мыть пол в расположении. Он отводил взгляд и твердил как заведенный одну совсем неуместную фразу: «Нахюйнужна!».

Представляете? Мы, блядь, прослужили на полгода больше, и мо?ем! Не пищим. У себя же, в своей казарме, для себя! Это же нормально. Что втемяшилось в башку этому чурбану? Непонятно. Кто-то предположил, что у них мужчины полы не моют. Я же подозревал, что он был просто неправильно проинструктирован родственниками. А может и правильно, только у него всё по дороге повыветрилось.

Я в свою очередь пользовался несколькими тюркскими словами и выражениями в десятых годах, когда нанимал на стройки бригады джумшутов. Русский прекрасно знали только те, кому было за сорок. Кто прошёл Советскую армию. Причём большинство из них служило во вполне приличных родах войск, а не в стройбате, как думалось изначально.

Один узбек вообще два года балдел в ГСВГ. Мы как-то легко нашли с ним общий язык. И юмор Алишер понимал как надо. У него на родине была семья, куча детей и потихоньку, зимами, строился дом. Раза в два больше моего тогдашнего. Я стоял с ним у скользкого края глубокой и узкой дренажной канавы, аккордно вырытой в сырой глине за смешное время, курил и разговаривал. Потом он в разваленных туфлях лез на двухметровую чавкающую глубину, а я ехал на работу. Работу с людьми и документами. Подаренные мною ботинки Алишер категорично не надевал, берёг. А все сапоги и глубокие татарские галоши отдал молодежи. Им, в принципе, было напряжнее.

Отдавать хозяину бизнеса, ушлому молодому узбеку, работягам приходилось, по моим прикидкам, до двух третей заработка. Тот, кстати, следил за плотностью загрузки работой, часто перекидывал временно высвобождающихся на другие объекты. Дабы не могли договориться напрямую и подработать, минуя бая.

У Алишера были планы сбить свою бригаду и начать работать на себя, но находилось множество причин, чтобы этого не делать. Я видел, что он просто не смог бы стать предпринимателем. Другая натура. Однажды, шифруясь, принёс новую фирменную бензопилу без упаковки. Попросил сохранить её несколько месяцев у себя, вместе с подержанной электроплиткой, чтобы при случае с оказией отправить на родину. Потом как-то простодушно признался, что купил её тогда с рук, за копейки, у какого-то наркомана.

Мы ещё пару лет созванивались по праздникам. Потом он куда-то пропал. Однажды общий знакомый рассказал, что Алишер стал регулярно поддавать и нашёл в соседнем с нами городе бабу из местных. Приезжала делегация родни, пыталась образумить. Результат не очевиден. Менталитет у него был практически наш, тот ещё.

Я по природе своей интернационалист. Закостенел в этом плане в советском детстве и считаю этот подход единственно правильным. Но! Я нихрена не толерантный, я – трамвайный хам, неполиткорректный, злой на всех, циник!

И в силу некоторой природной наблюдательности, повзрослев, я всегда учитывал, мягко скажем, некоторые особенности, присущие тем, или иным национальностям… Так сказать объективные проблемы конкретного субъекта.

Я знал, что узбеки – это азиатские евреи. Не конкретно бухарские, плавали – знаем, а в ином смысле. И однажды вывел для себя общую черту большинства представителей Средней Азии, их, так сказать, ход мыслей: если есть возможность кинуть, а ты ей не воспользовался – ты ишак! Тот, кто поверил тебе на слово – просто баран, а ты – упустивший шанс, безмозглый ишак!

Я приезжал со Средней Азии и радовался жизни. Радовался нашим социальным отношениям, цивилизации, безопасности, наконец! Не знаю, как сейчас, но через пару лет студенток-проводниц там уже воровали прямо с перрона. А что стало потом! Эх!

Всё конечно относительно, но впоследствии я придумал себе такой психологический реабилитационный выверт – после посещения европейских стран, чтобы родина не казалась совсем уж варварской, проехать ненадолго к джумшутам. А потом уже, с радостью и облегчением назад, в Россию.

Жизнь показала, что обычно именно род занятий сближает несовместимых, казалось бы, людей. Зачастую, гораздо сильнее, чем место жительства, национальность или религия.

Тюменский водила-дальнобойщик имеет больше общего с трэкдрайвером из Далласа, чем со стилистом или андеррайдером, живущими по соседству. А фермер из Канады легче найдет язык с нашим фермером, чем любой из них со своими единоверцами и земляками, работающими, например в банке.

Хотя рост коммуникаций и увеличение свободного времени позволили тому же фермеру одновременно состоять в международных сообществах мотолюбителей и пользователей компьютерных авиасимуляторов. А еще он немного охотник, рыбак, отец троих детей (профессиональный отец), любитель легкого садомазо и кубинских сигар. А там, при развитии автоматических переводчиков, он элементарно может годами общаться с престарелой негритянкой, скрывающейся под аватаром Наташи Фри. И ему по барабану, кто она на самом деле. Повторяю. Род занятий. Всё!

Однажды я зарегистрировался в сети как молодой симпатичный парень, и пару месяцев общался с собственной дочерью. Пытаясь узнать, что у нее всё-таки на уме. Подростки – они такие… Скрытные и недоверчивые… с родителями. Но не со сверстниками. Как мне показалось, я даже сформировал у нее какой-то положительный образ. Во всяком случае в будущем почти все ее молодые люди имели Что-то общее, и не вызывали у меня сильного раздражения.

– И не стыдно?

– Стыдно! Не представляешь – это хуже, чем читать чужие письма. Просто знаю, что не хорошо, без комментариев. Пришлось прекратить – увлеклась! Похоже, я стал самым интересным в ее круге общения. Тогда я признался, что на самом деле… мне аж двадцать два, я живу на Камчатке, скоро женюсь и вообще мне с ней скучно… А чтобы не было соплей, за неделю до этого, повёл себя заведомо некрасиво. Пришлось вспомнить способы безконфликтного расставания с надоевшими подружками.

Глава 49. Лиза

Бонда, не прекращая разговаривать, взял собеседника за локоток и скрылся за углом. Менее чем через минуту он вышел уже один, весёлый и возбужденный.

– А где этот… товарищ? – забеспокоилась Лизавета, помахав ладонью вправо-влево.

– Товарисч чего-то домой засобирался, живот заболел. А ещё он узнал много новых страшных слов, – успокоил ее Бонда. – Пошли уже, холодно… Руки мёрзнуть. Ноги зябнуть. Не пора ли нам дерябнуть?

– Фу, опять твои дурацкие стишки.

– Это не мои, Лиза, мои другие. Хочешь, почитаю?

– Никакие не хочу. Расскажи лучше что-нибудь.

– Легко! Слушай: однажды ты вырастешь, выйдешь замуж, а потом поумнеешь и…

– И?

– И найдешь меня, дурочка!

Глава 50. Новая Вера

Сиреневая книга была о том, что всегда есть выбор. Даже когда тебе усиленно внушают, что его нет! Особенно, когда тебе его, казалось бы, не оставляют. Или за белое, или за черное. Предпочитаешь ли ты красное белому, или наоборот, но результат один – ты спиваешься.

О том, что на самом деле нет такого – или-или. Что выбор не заключается лишь между сионизмом и антисемитизмом, шариатом-шиаретом, коммунизмом-капитализмом. И не обязательно определяться – за мусульман ты, или за евреев.

Сиреневая книга о том, что над всеми стратами, над национальностями, над социальными различиями, над уровнями доходов, над политическими и экономическими пристрастиями, над родственными предпочтениями и особенно над религией – есть только один позитивный критерий, по которому можно и нужно проводить расслоение общества.

Ибо без расслоения не будет разности потенциалов, и не образуется ток. Не будет зон высокого и низкого давления, и не возникнет ветер, наполняющий паруса. Не появится живительная энергия.

И критерий этот – ум, интеллект. И ограничен он только рамками новой морали. Новые правила. Новая жизнь.

Я хорошо помню, как это всё было. Всё стало реальным после появления возможности неоспоримо и объективно оценить то, что представляет из себя конкретный человек. Возможности поставить его на конкретную полочку… до следующей инвентаризации. После которой он может сместиться в любую сторону. Или сохранить своё место. Место… Мда… Любой может найти своё место в жизни, если есть такое желание. И занять его, если есть соответствующие способности.

Гении-уголовники творят в комфортных тюрьмах. Не будет результатов – переедут. Туда, куда пармезан на заказ не привозят. И они об этом помнят.

Тунеядцы принудительно заняты тяжёлым и не очень физическим трудом. Кто-то ведь должен исполнять и не самые популярные в обществе обязанности. Которые, порою, неплохо оплачиваются, так как требуют определенного уровня, недоступного неленивым, но недалёким ребятам.

Развивать мозги стало выгодно не только ради карьеры и/или денег. Имелись и другие факторы. Тупые мальчики вынуждены жить с тупенькими некрасивыми девочками.

Красивые же, но необремененные интеллектом, имели больше шансов. Страна большая, работы много. Сексизм? Или наоборот? Как утверждал мой товарищ с с Севера: «поскольку штатное расписание позволяло, то мы предпочитали красавицу с тестером или за мониторами, чем занудный синий чулок, тем более, что все делать по-любому приходилось нам».

Я говорю ему так, с намеком: «А поговорить?» А он мне: «Ты приоритеты правильно расставляй – поговорить мы и с собаками можем. Тем более что связь – круглосуточная и безлимитная, говори хоть с Биробиджаном, если желание и время есть». А я от себя к этому добавлю: «И доступ, разумеется».

Глава 51. Наказание