Navium Tirocinium

Оказалось, барон Бакьюхейда не был убит. Его тело нашли среди зарубленных, заколотых и убитых пушечными ядрами шотландских воинов. Благодаря прочным латам на нём было всего лишь несколько небольших ран и ушибов. Поэтому он и не успел потерять много крови. Причиной его падения в бою стало то, что пока сэр Роберт раздавал удары налево и направо, отражая наскоки английских рыцарей, один вражеский копьеносец подкрался сзади и воткнул свою пику в бок коня рыцаря. Когда бедное животное, сражённое людским коварством, рухнуло, оно увлекло за собой своего хозяина и при падении так неудачно придавило правую ногу барона Бакьюхейда, что эта его конечность сломалась сразу в нескольких местах. В предсмертной агонии боевой конь пытался ещё подняться и тем самым усугубил страдания своего хозяина, ибо нога барона застряла в стремени. Впрочем, это обстоятельство вкупе с тем, что оглушённый падением и болью Роберт Бакьюхейд потерял сознание, в конечном итоге и спасло ему жизнь. Увидев, как конь волочит безжизненно свисающее из стремени тело, англичане подумали, что всадник уже мёртв. И когда животное, в конце концов, рухнуло, никто из врагов не счёл нужным тратить силы на то, чтобы подойти и добить того, кто и так, по всей видимости, был уже трупом… Когда сэр Роберт очнулся, было темно, слышались переклики английских солдат и наёмников, рыскавших по усеянному телами полю в поисках поживы. Рыцарь попробовал пошевелиться и правую ногу пронзила страшная боль. Так он пролежал до утра, то теряя чувства, то приходя в сознание. Когда рассвело, английских солдат уже не было. На поле то там, то здесь осторожно стали появляться люди: это шотландцы искали своих знакомых и сородичей, чтобы предать земле их тела. Но найти кого-то в этой груде мёртвых тел было весьма тяжело. Погибших была не одна тысяча. И пока мёртвых растаскивали и клали рядами, кто-то услышал слабый стон. Это был барон Бакьюхейда. Его тут же доставили в палатку, куда сносили раненых и умирающих. Там его и обнаружил вечером следующего дня отец Филипп. Когда разыскали и собрали всех погибших воинов из отряда барона, их погрузили в повозку и печальная процессия отправилась в Хилгай. Впереди ехала повозка с погибшими, позади несли носилки с бароном. Поскольку траурная повозка двигалась быстрее, она чуть раньше достигла земель баронства и остановилась в центре селения, о чём тут же стало известно в замке. Поэтому когда понурый Ронан шёл в Хилгай, он не знал ещё, что его отец барон Бакьюхейда был жив…

Нога барона мало-помалу зажила, но он стал сильно хромать, а езда в седле причиняла ему сильную боль. А посему сэр Роберт вынужден был оставить ратные дела и проводить большую часть времени в родовом замке. По этой причине жизнь в Крейдоке резко изменилась, как меняется жизнь на корабле, когда после долгой отлучки на берег на борт судна возвращается его капитан. Управление имением и землями барон взял на себя, а старому – не только по возрасту, но по сроку службы в Крейдоке – управляющему было предоставлено небольшое содержание и домик для проживания в Хилгай. Гилберту взяли ещё двух поварят по причине прибавившейся работы, ибо и сэр Роберт после скудного воинского рациона пристрастился к вкусной домашней еде, и частые пиршества с соседями дворянами и помещиками, которые устраивал радушный барон, требовали дополнительного кулинарского старания. Поскольку хозяин замка был более благосклонен к ревностным католикам, то на мессы отца Филиппа стало собираться столько народу, что порой не все пришедшие помещались в замковой часовне.

Но особенно сильное изменение претерпела жизнь Ронана. Сэр Роберт попросил сына продемонстрировать, чему тот научился у мастера ратного дела. Опытным глазом военного он оценил умения своего наследника, похвалил Ронана за прилежание и его учителя за усердие в обучении. Однако, к удивлению юноши через несколько дней старый воин, его учитель, хмыкая, улыбаясь и подкручивая ус, перебрался из замка в Хилгай в дом к одной вдове, потерявшей супруга в битве при Пинки. Жизнь Ронана стала более вольготной. Не обременённый более тяжёлыми воинскими занятиями и снова превратившись в доброго и спокойного подростка, он перестал бахвалиться перед окружающими своими навыками и взял за правило много времени проводить разъезжая верхом по окрестностям, кои не ограничивались только близлежащими холмами и долинами, а простирались с каждым днём всё дальше и дальше. Сэр Роберт не запрещал такие поездки, а даже поощрял их. Так, на своё шестнадцатилетие Ронан получил в подарок прекрасного гнедого жеребца испанских кровей. Конь настолько полюбился юноше, что он не позволял никому ухаживать за ним, седлать и рассёдлывать жеребца, мыть его и чистить. Всё это делал только хозяин Идальго – так назвали коня. И животное отвечало взаимностью юноше, и когда тот появлялся в конюшне, обычно приветствовало его радостным ржанием. На Идальго Ронан уезжал порой за десятки миль от Крейдока. Ему нравилось скакать через горы и долы. Он упивался быстротой езды и радостью чувствования крепкого молодого тела. Ощущение свободы и ликование при виде завораживающих пейзажей заставляли забыть обо всех прошлых горестях и тревогах. Усталый, но счастливый он возвращался в замок под вечер, а иногда и поздно ночью.

Скоро у Ронана появился ещё один друг. Вернее сказать слуга или что-то вроде пажа, ибо то был паренёк на четыре или на пять лет моложе Ронана, отец которого много лет сражался под командой сэра Роберта, но пал вместе с другими в битве при Пинки. Барон не оставил без внимания ни одну семью в Хилгай, где потеряли в той страшной сече мужа, отца, сына или брата. Одной вдове он предложил взять её младшего сына в замок, где тот мог бы вести более радужную жизнь, к тому же сняв с матушки заботы о своём пропитании и одёжке. Так в Крейдоке появился Эндри, рыжеволосый худощавый парнишка с плутовской физиономией. Он не умел ни читать, ни писать, а также не знал никаких других наук. Но эти недостатки с лихвой компенсировались его бойким язычком, весёлым нравом и расторопностью в действиях. Он с полуслова понимал Ронана, а своими озорными шутками не давал своему хозяину возможности соскучиться. Ронан же, обделённый судьбой прочими братьями и сёстрами, да и сам ещё почти мальчишка, вскоре привязался к Эндри и полюбил его как младшего брата. Он даже научил его грамоте, благо смышлёность Эндри не уступала бойкости его языка.

Вскоре Ронан пристрастился к охоте, и здесь Эндри был его верным помощником. Он помогал смотреть за гончими и ухаживать за соколами, которые всегда держались в Крейдоке, ибо любимым развлечением барона Бакьюхейда в дни его кратких наездов домой, была охота. Но после Пинки сэр Роберт уже не мог в полной мере наслаждаться этой утехой. Борзые бесцельно разгуливали по замку, соколы томились в своих клетках. Но однажды давно скучавший ловчий барона, малый по имени Питер был нежданно обрадован, когда к нему подбежал Эндри и сообщил, что мастер Ронан желает повеселиться и устроить охоту. Жизнь в замке ещё более оживилась. Даже барон кряхтя забирался на лошадь и не спеша выезжал вслед за молодёжью, пусть хоть не поучаствовать в охоте, зато понаблюдать за ней с какой-нибудь возвышенности; а иногда даже и надевал перчатку и сажал на неё сокола, снимал клобучёк с головы птицы и запускал её в воздух, подбирать же трофеи отправлялись Ронан, Питер или Эндри.

По вечерам же сэр Роберт всё чаще стал проводить время в беседах с отцом Филиппом. О чём они разговаривали, никто не знал, ибо собеседники закрывались вдвоём в покоях барона. Полагали, что они обсуждают некие вопросы религии, кои в то время угрожающе надвигающейся реформации будоражили всех людей в шотландском королевстве. В действительности же, барон и капеллан обтолковывали видение грядущей судьбы Ронана. Сэр Роберт полагал, что его сын должен пойти по его стопам. Однако барон был в некотором конфузе: в стране опять правил регент; королева Шотландская, маленькая Мария ради безопасности была отправлена во Францию и, согласно хаддингтонскому договору, она должна была стать женой французского дофина. Сэр Роберт, никогда не интересовавшийся политикой и всегда служа своему монарху и шотландскому королевству, не знал разом, какую фракцию поддерживать и чью сторону принять. Он задавался вопросом: какому правителю будет служить его сын? – и не находил на него ответа. С другой стороны, замковый капеллан, будучи духовным отцом Ронана, тоже был не равнодушен к его судьбе. Он поделился с бароном своим мнением о даровитости юноши и его завидных успехах в учёбе.

И, в конце концов, духовный и родной отцы сошлись во мнении, что Ронан ещё мал для воинской службы, но достаточно зрел, чтобы даром терять время в замке, и что юноше полезно будет обогатить свои знания иными полезными науками и в тоже время пожить без отцовской опеки и приучиться к некоторой самостоятельности. Мысль о том, чтобы отправить Ронана в университет Сент-Эндрюса или Глазго, была отброшена старинными товарищами сразу, ибо, во-первых, фамильная гордость барона не позволяла и думать, что юноша будет учиться и жить вместе с ровесниками из низших сословий, грубо говоря, из простонародья и черни, а во-вторых, был повод небезосновательно опасаться, что среди студентов могут распространяться еретические кальвинисткие учения. Отцу Филиппу пришло на память, что в аббатстве Пейсли пребывает монах необыкновенных научных познаний. Барону понравилась эта мысль и он, вопреки своей неприязни к Джеймсу Гамильтону по причине недальновидности оного как полководца в битве у Пинки-клюх и ведомой им вилявой политике, написал брату его, архиепископу письмо, испрашивая позволение Ронану укрепиться в католической вере, обучаться богословию и таинствам прочих наук у благочестивого учёного монаха в обители Пейсли. Барон и архиепископ сошлись на сумме в двадцать мерков за каждый из сорока месяцев, которые юноша должен был провести в монастыре.

Ронан же тем временем беззаботно проводил время в скачках, в охоте, в играх и прочих юношеских забавах. За три дня до начала планируемого обучения сэр Роберт позвал сына и в присутствии капеллана объявил опешившему юноше свою волю. Отец Филипп отвёл ошеломлённого неожиданной новостью Ронана в свою комнату и объяснил, чем они с бароном руководствовались при принятии такого решения. Старый капеллан был мудрым человеком и смог найти такие слова, которые умиротворили возмутившийся было дух юноши, ободрили Ронана и даже чем-то вдохновили его, так что в конце разговора молодой человек был даже рад, что ему предстоит ещё более углубиться в науки и познать новое. Ронан верно уразумел, что барон поступил так исключительно во благо своего сына.

Назавтра юноша торжественно попрощался со всеми слугами, как будто уезжал не в недалёкий монастырь, а уплывал в Новый Свет. Спозаранку он хотел было оседлать Идальго, но тот был уже осёдлан – это Эндри напоследок решил выказать свою любовь и преданность хозяину.

На этом мы закончим краткое жизнеописание некоторых главных наших персонажей, предшествовавшее событиям, которые начались в первых главах и найдут своё продолжение уже в следующих строках.

Глава XI

Отчий дом

Итак, когда Ронан увидел силуэт родного замка, сердце его радостно забилось, и он с трудом удерживался, чтобы не пустить коня галопом.

В звериной душе Идальго, заприметившего строения замка вдали, верно, тоже проснулись некие воспоминания, и громкое ржание раскатилось по лесу.

Несколько минут спустя, пересекая большую лесную прогалину, своим зорким глазом охотника Ронан заметил молодого тетерева, вальяжно прогуливающегося в густой траве в поисках ягод. Юноша не мог не остановиться, чтобы полюбоваться красочным нарядом этого представителя птичьего царства: чёрное оперенье с синеватым отливом, алые брови на голове и пара белых перышек в хвосте.

Птица бойко сновала по лугу, то ныряя в траву за красной ягодой, то поднимая голову вверх и оглядывая поляну – не видать ли где хищника. Неожиданно тетерев дёрнулся, испуганно метнулся в сторону, запрыгал, взмахнул крыльями, оторвался было от земли и… в этот самый момент раздался звук рассекаемого воздуха, и с неба камнем упала другая птица, ударив свою жертву в голову крепкими когтями. Тетерев свалился замертво, а сразивший его сокол взмыл вверх и гордо уселся на ветке осины, звеня привязанными к его лапкам бубенцами.

– Ого! Клянусь душой, отличная ставка! – воскликнул восторженно Ронан, оценив соколиную атаку опытным глазом. – Но кто же здесь интересно охотится?

И как будто в ответ на его вопрос между деревьев замелькала фигура бегущего человека. Когда он выскочил на открытое место, в худощавом пареньке Ронан не без радости узнал Эндри, давнего своего слугу. Хотя распознать в охотнике, разодетом в расшитый золотыми нитками бордовый камзол и с белым пером на шапочке, своего бывшего слугу юноше было нелегко, ибо мальчишка был больше похож на пажа богатого вельможи, чем на грума в маленьком замке. Увидев Ронана, направившего коня к месту, где лежала убитая птица, Эндри встал как вкопанный, но в ту же секунду на его веснушчатом лице промелькнуло хитрое выражение и он закричал:

– Эй, сэр! Не смейте трогать трофей, добытый слугами барона Бакьюхейда, а посему и принадлежащий ему! Не вы за птахой охотились, не вам она и достанется!

– Ты что же, плут, своего господина не признал? Это же я, Ронан Бакьюхейд, – удивлённо воскликнул юноша.

Эндри посмотрел внимательно на Ронана, потёр кулаками глаза, снова взглянул на всадника и высокомерно заявил:

– Не дурачьте меня, сэр! Какой же вы Бакьюхейд? Посмотрите-ка на вашу одежонку. Право слово, ей-ей, у нас в замке слуги и то лучше одеваются. Вот гляньте, например, на мой камзол… Да одно лебединое перо с моей шапочки дороже всех ваших лохмотьев будет стоить!

Выпятив грудь, подперев бока и выставив вперёд ногу, паренёк стоял, красуясь с горделивым видом. Ронан, вспомнивший, наконец, про весёлый нрав своего молодого слуги и пристрастие его к шуткам, был не прочь подыграть тому и, приняв рассерженный вид, грозно сказал:

– Ах ты, мошенник! Да как ты осмелился надеть мою одежду, пусть она уже мне и стала не по плечу. Что ж, сейчас я тебя проучу!

Он отломил толстую ветку и угрожающе двинул коня в сторону паренька.

– Ааа!.. – заорал Эндри во всю глотку. – Убивают! На помощь! Спасите! – и он что есть мочи дал дёру обратно в лес, лишь пятки сверкали… (Ну, конечно, пятки не могли сверкать, ибо на нём были добротные высокие башмаки из оленьей кожи, также «наследство» от Ронана. Мы выразились так лишь образно, для красного словца.)

Глядя вслед удирающему мальчишке, Ронан от души расхохотался и стал ждать того, кто придёт забрать сокола и его добычу. И в самом деле, через некоторое время появился Питер, ловчий барона Бакьюхейда, преданный слуга и добродушный малый.

– Вы ли это живьём во плоти передо мною, мастер Ронан! – радостно воскликнул он. – Домой пожаловали! Ну теперь, знамо, жизнь в Крейдоке веселее пойдёт. А уж барон как рад будет-то!

Здесь надо объяснить читателю, почему к юноше в Крейдоке обращались «мастер Ронан». Дело в том, что в Шотландии наследника титула обычно звали мастером с прибавлением названия титула. Так что, если следовать данному правилу, в нашем случае Ронана стоило бы звать мастер Бакьюхейда, т.е. наследник баронства Бакьюхейд. Но пока Ронан был мальчиком, домочадцы Крейдока ради почтительности прибавляли «мастер» к его имени, потому как у всех имя Бакьюхейд ассоциировалось с грозным бароном, отцом Ронана. И потому-то, вместо величания мальчика по имени бравого рыцаря, его почтительно и одновременно ласкательно называли мастер Ронан. Такое обращение к наследнику баронства по привычке осталось среди челяди замка и когда мальчик превратился во взрослого юношу.

Питер положил убитую птицу в холщовый мешок на спине, посадил сокола на перчатку, накрыл его голову клобучком и они вместе с Ронаном двинулись по извилистой дорожке к замку.

– А скажи-ка, Питер, а с какой стати этот чертёнок помчался от меня как полоумный? Что за чума его взяла? – спросил юноша с высоты своего коня.

– Эндри-то? По моему разумению он направился через лес прямиком в замок, чтоб первым новость о вашем приезде принести. Везде сорванец свой нос суёт и первым быть хочёт.

Как будто в подтверждение его слов через несколько минут со стороны замка послышался радостный звук горна, стремившийся огласить на всю окрестность весть о важном событии.

– Эге-ге, мастер Ронан! Смотрите-ка, какие у Эндри ноги быстрые – уж весь Крейдок взбудоражил, – воскликнул Питер.

– Разумеется, в этом ты прав, дружище, – согласился Ронан. – От меня он умчался будто испуганная лань, за которой гонится стая голодных волков.

Через четверть часа Ронан на Идальго въехал в гостеприимно распахнутые ворота замка. Во дворе уже собралась небольшая толпа из слуг и челядинцев, каждый из которых хотел поприветствовать сына барона. Ронан с благодарностью ответил на их радостные выкрики и прошёл во «дворец», где в парадном зале, служившем одновременно и гостиной для времяпровождений, и холлом для празднеств и церемоний, его ждал сэр Роберт, чинно восседавший на резном стуле с высокой спинкой. Рядом с ним стоял, улыбаясь, сорванец Эндри. Вокруг стула и по зале лениво бродили гончие собаки. По стенам были развешаны старинные доспехи и оружие. Барон встал навстречу Ронану и горячо обнял его.

Роберт Бакьюхейд был чуть ниже сына, но шире в плечах, густые тёмные волосы с проседью под малиновой шапочкой с павлиньим пером были собраны и закреплены серебряным ободком. Чёрный парадный камзол с золотистой отделкой, ботинки с серебристыми пряжками и чулки с белыми бантами определённо не шли к мускулистой фигуре и бородатому лицу с властными чертами, с большим, придававшим ещё более суровости шрамом на щеке и густыми тяжёлыми бровями. Раскаты сильного и басовитого голоса барона разносились по всей зале и слышны были, кажется, даже во дворе. Этот человек без сомнения смотрелся бы лучше в латах, шлеме и с мечом на перевязи, ежели бы не то, как сильно он припадал на правую ногу, что сразу бросилось в глаза, как только он встал и сделал несколько шагов вперёд чтобы обнять сына.

Позади спинки стула как ни в чём не бывало стоял Эндри, довольный тем, что успел загодя примчаться в замок и помочь барону натянуть праздничную одежду, ибо в одиночку старый дворецкий Джаспер – который также был и камердинером барона, – с этой задачей так живо бы не справился. А паренёк зная, как его господин любит помпезность и церемонность, догадывался, что он наверняка пожелал бы встретить сына при всём параде…

После естественных расспросов, коими родитель забросал своего единственного наследника, и восторженных подробных рассказов последнего о проведённом в обучении времени сэр Роберт сказал, ухмыляясь в свою густую чёрную бороду:

– А ты, мой мальчик, верно уже и от мирской суеты успел отвыкнуть за то долгое время, что в монастырском заточении пожил. Так ведь?

– Да какое же это заточение, батюшка? – ответил Ронан. – Право слово, вы же сами изволили отправить меня туда учиться. Да и скучать там с отцом Лазариусом в учёных занятиях мне не приходилось, в отличие, к примеру, от бедного Идальго…

– То-то, когда я нынче его ржание в лесу-то услыхал, – неожиданно бесцеремонно встрял в разговор заскучавший Эндри, – оно мне чем-то Pater Noster {Отче наш (лат.)} напомнило.

Ронан улыбнулся, а барон, не обращая внимания на вольности слуги, к коим он уже давно привык и принимал их скорее за детскую непосредственность, нежели за разнузданную непочтительность, продолжил:

– Может оно и так, Ронан. Тем не менее, было у меня опасение, как бы постное монастырское бытие не превратило тебя в чуждого мирским увеселениям инока. О-хо-хо! А вот завтра мы и проверим, дружок, не разучился ли ты ещё веселиться. А ты, Эндри, скачи-ка немедля в Арнприор к барону тамошнему, лэрду Эдварду Бьюкэнану и передай, что мы ждём его назавтра на празднество. И пришли мне ещё одного из конюхов, да одного из привратников – зашлю их также гостей звать.

– Ей-ей, господин! – ответил Эндри. – Вы, похоже, запамятовали, что в замке всего по одному конюху да одному привратнику и осталось-то. Коли все разъедутся в разные стороны гостей созывать, так кто ж будет ворота стеречь да овёс лошадям подсыпать? Может быть, старина Джаспер, который того и гляди развалится на ходу, или наш бравый повар Гилберт? А вместо него в таком случае кто же будет кушанья готовить для завтрашнего пиршества?

– Ах ты! Смотрите, какой умник выискался… Ясли пускай овсом доверху наполнят, а ворота запрут да самого старшего из кухарей в привратницкую посадят…

– … и дадут ему в руки заместо алебарды самую большую поварёшку, дабы ей непрошенных гостей отгонять! Ей-ей, вот потеха-то будет! – весело добавил мальчишка.

– Ах! Ты ещё здесь, шельмец! – прикрикнул барон, делая грозный вид. – Я полагал, ты уже вовсю в Арнприор мчишься. А ну, кругом марш!

Не успел сэр Роберт закончить фразу, а Эндри уже как ветром сдуло.

– Не понятно мне, Ронан, как ты управлялся в былые времена с этим озорником, покуда он при тебе пажом был. Я ему слово, а он мне целых два. Да как ловко всё умеет в шутку обернуть! Порой хочется приказать его выпороть на конюшне, а он, глядишь, снова какую-нибудь хохму отпустит. Не знаешь, что и делать: то ли сердиться, то ли хохотать.