Юное сердце на Розе Ветров

Ни звука в ответ.

«И почему я вообще волнуюсь? Кто он мне такой? Сам виноват». Однако через некоторое время Юичиро услыхал тихие постанывания доносящиеся все с той же соседней постели. Они были настолько жалобные, настолько тревожили душу, словно человек, который издавал их, тяжело мучился. Вскоре постанывания усилились. Несмотря на быстро сморивший Шиндо сон, его что-то беспокоило. Он метался, будто бы его мучили кошмары, что-то неразборчиво твердил во сне.

Юу сначала пытался не обращать внимание, но потом внутреннее благородство заставило его подняться.

– Мика, – позвал он так, чтобы его голос не услышали в комнате родителей. – Эй, Мика.

Не дождавшись никакой реакции в ответ, он встал и пересек комнату. Разметавшись на постели и тяжело дыша, Микаэль весь содрогался от лихорадки.

– Мика, что с тобой? – взволнованный Юу склонился над ним. – Эй, проснись. – Он потряс Мику за плечо, но тот так и не открыл глаза, тогда Амане дотронулся до его лба, покрывшегося холодной испариной и ужаснулся тому, насколько он был горячим. После длительного пребывания на улице, усталости, голода и полученных в драке ушибов, Микаэля терзала высокая температура. Очередной протяжный стон во сне, всполошил Юичиро. Он хотел позвать мать, но вовремя опомнился. Входить в спальню к родителям он еще не решался без позволения. Пришлось действовать наугад. Поскольку Микаэля было не разбудить, Юичиро сделал единственное, что было ему по силам. Насколько позволяла ушибленная нога, быстро сходил в ванную, смочил полотенце в холодной воде и, вернувшись, водрузил его на пылающий лоб врага. Конечно, это мало бы чем спасло от его изматывающей лихорадки, но все же должно было хоть немного снизить температуру и облегчить состояние. Мику знобило все сильнее, и Юу пришлось рыться в шкафу в поисках чего-то теплого. Взгляд упал на сложенный в углу плед.

Укрывая сводного брата пледом, Юичиро задержал взгляд на безупречном теле горе-родственника, под распахнутой рубашкой которого сбоку красовалась обширная гематома. Юу вздрогнул, пожалев на секунду, что не рассчитал своих сил в тот день, и поспешил прикрыть дело собственных рук пледом.

«Вот же дурак, почему не сказал, что тебе плохо», – выпрямившись, негодующе поглядел он на Шиндо, стараясь скрыть внутреннее смущение, почему-то возникшее от вида полуобнаженного, стонущего в бреду родственника, чьи приоткрытые чувственные губы судорожно втягивали воздух.

Если бы Мика был в ином состоянии, Юу скорее всего ударил бы его за проявленную глупость, но тот и без того мучился, так что было не до разъяснений. К тому же, какое странное чувство сопутствовало всему этому процессу, чувство, которого испугался он сам. Мимолетное желание коснуться этих бледных губ, нежной кожи лба – он даже не подозревал, что так бывает, – этого хрупкого тела, мечущегося по постели…

«Почему нужно молчать? Неужели так трудно было сказать? Неужели думал, я не помогу тебе?..» – Юичиро отошел от постели Шиндо, пытаясь заменить отзвуки в разы сильнее забившегося сердца гневом, и направился к своей, но следующая мысль, закравшаяся в голову, заставила его остановиться на месте.

«А что если так?.. – содрогнулся мальчик. —Что если он не сказал именно по той причине, что я откажу ему в помощи? Он боялся сказать. Точнее, он не хотел мне говорить, думая, что я откажусь»

Юу обернулся и с возникшей в душе жалостью взглянул на Микаэля, болезненное состояние которого практически не изменилось. Это осознание заставило все другие мысли на время раствориться в голове и заострить внимание лишь на этом.

«А говорит ли он вообще кому-нибудь о том, что ему плохо или вот так же всегда упорно молчит?»

В это было трудно поверить, все же у Мики были друзья, был отец. Предполагать его одиночество было даже смешно, но в то же время… Вспоминая о друзьях, сразу приходило на ум Микино отношение к ним и их к нему. То, что успел заметить между ними Юу, совсем не походило на его дружбу с Гленом, Шиньей, Синго. Эти парни скорее таскались за ним, преследуя свои собственные цели. Мика совершенно не принимал их как друзей, и если вспомнить поведение Нагашимы в тот злополучный день, то мотивы нападающего становятся ясны, как божий день. А что если все они вертятся вокруг Мики с одной единственной целью?

Интересно, сам Мика понимает это? Судя по всему, да, но тогда что заставляет его держать подле себя таких людей? Или его это устраивает, он сам не против?

Юу впервые задумался о том, в каком положении находится Микаэль, и это совершенно сбило его с толку. Вспоминались слова Синго, Учиды, Глена и Шиньи о том, какое именно положение занимает в этом маленьком обществе Микаэль. Большинство гнобит его и ненавидит только за то, что он не такой как они, что ведет себя так нахально и вызывающе, что порой сбивает с толку и самого Юичиро, вынуждая его столько лет ненавидеть его. Но, быть может, это только с виду? А на самом деле Мика страдает не меньше, чем те, кого он вынуждает страдать. Все его поступки продиктованы непониманием и отрицанием его как личность окружающими, и за это он всеми силами мстит им? В нем все упорно видят то, чем он не является и, желая получить это от него, нарываются на безудержный гнев, а потом безжалостно мстят за его реакцию.

Все запутанно, порой нелогично, но практически каждое его действие поддается объяснению, если посмотреть под нужным углом. И Юу впервые за все годы их знакомства проникается этим течением чужой исковерканной психики. Он не знает причин, сделавших его таким, но он сталкивался с результатом неоднократно, и сейчас осознание истины этой одиночной борьбы со всем миром потрясает его.

«Неужели ты так одинок?.. Неужели никому не веришь и ни от кого не ждешь помощи?»

Юу лежит в постели и не сводит глаз с замершего силуэта, а размышления все текут и текут в его голове. Признавая, что Шиндо в самом деле лишен друзей, как он успел заметить еще со времен младшей школы, он все еще не может смириться с его полным одиночеством, когда рядом с ним всегда был отец. Разве можно быть одиноким, когда у тебя есть близкий человек? Возможно Натан строг, но они же семья и должны быть близки. Почему Мика этого не понимает? Что так извратило его представления о мире?

Юичиро успел проникнуть в суть общественной жизни Шиндо, но что касается его жизни в семейном кругу, то она пока оставалась для него тайной. Он застал лишь некоторые моменты неудачного общения Мики с отцом и на их основе еще не мог сделать никаких выводов. Это ему еще предстояло понять. Пока он осознал только одно – вне дома у Мики действительно нет никого, кроме недоверия ко всем и злейших врагов.

Для Юичиро, у которого и у самого не было настоящих друзей вплоть до поступления в старшую школу, это не было совсем уж чем-то непонятным, но в отличие от Мики ему удавалось обзаводиться хотя бы приятелями. Он наблюдал, с самого детства поглядывая на Микаэля, в младшей школе, как тот на переменах сидит один, домой уходит тоже один и много других вещей, которые Шиндо делал в полном одиночестве, вызвали у него вопросы. Мика с детства был для него загадкой, но до определенного момента он даже не пытался начать ее разгадывать. А когда они столкнулись нос к носу в замкнутом помещении, это заставило его начать размышлять, и то, что приходило ему в голову, было ужасным.

К размышлению над своим непонятным чувствам по отношению к Мике Юу в ту ночь больше не возвращался…

Микаэль очнулся через несколько часов. За окнами стояла кромешная ночь и лишь вдалеке едва-едва начинал брезжить рассвет. Не горели даже фонари. В теле по-прежнему ощущалась слабость, хотелось есть, но сил, чтобы спуститься и перекусить чем-нибудь из холодильника, не было. Сидя на постели, он безэмоционально глядел в пустоту. Закрыв лицо одной рукой, вторую, упирающуюся в матрас, он продвинул чуть вперед и сразу почувствовал, как его пальцы коснулись чего-то теплого и влажного. Это оказалось смоченное полотенце, которое спало с его лба, когда он поднялся, и которое сразу вызвало вопросы. Также вызвал вопрос, взявшийся из ниоткуда плед. После того, как он вошел в комнату, где спал Юичиро, и лег, Мика ничего не помнил, но был уверен, что ни отец, ни мачеха в комнату не входили. А, значит, это полотенце и плед мог принести только один человек…

Шиндо посмотрел в сторону второй постели.

– Это был ты?

Сжав в руке полотенце, Мика швырнул его на стол и хотел было уже сбросить и злосчастный плед на пол, но один единственный резкий выпад и перед глазами моментально всё поплыло. Закрыв лицо руками, без сил юноша вскоре опустился обратно на постель и, поскольку все еще был измотан, быстро погрузился в глубокий сон.

Когда Юичиро проснулся утром, Микаэль то ли еще находился в забытье, то ли только делал вид, что спит. Во всяком случае, на его пробуждение не отреагировал. Приблизившись к постели Шиндо, Юу отметил его утреннюю бледность и настораживающий легкий румянец на щеках.

«Похоже, легче ему не стало. Просыпался ли он ночью или так и проспит весь день?» – подумал про себя парень. Уронив взгляд на стол, он обнаружил скомканное высохшее полотенце, сдвинувшее лежащие в стопке тетради, которые могли оказаться в таком положении только если полотенце было брошено с применением определенной силы.

«Вот значит, как…», – с горечью усмехнулся Амане и с холодком взглянул на лежащего в постели.

Без слов он оделся и вышел из комнаты. Неприятное чувство разлилось в душе при виде этого полотенца, символизирующего его искреннее желание помочь, жестко отвергнутое в дальнейшем. Юу не мог понять только одного – почему?

– Юу.

Амане уже собирался спуститься вниз, когда вышедшая из спальни мать в легком пеньюаре и халате, который запахивала по пути, окликнула его.

– Доброе утро, дорогой, – мягко сказала она сыну, ответившему ей приветствием.

– Юу, я хотела спросить… – неуверенно начала женщина, но Юу предугадал ее вопрос и слегка нахмурился, вспомнив свои чувства, потом отведя взгляд в сторону, ответил:

– Вернулся он, спит.

– Как хорошо, – на лице Эрики засветилась улыбка облегчения.

– Не уверен, что хорошо, – возразил мальчик. – Кажется, ему нездоровится. Он горел ночью. Я не стал вас будить, да и он не просыпался, я не мог дать ему лекарств, поэтому ограничился влажным полотенцем.

– Ты молодец, что позаботился о нем, – одобрительно произнесла Эрика. – Как он сейчас себя чувствует?

– Не знаю, он еще не просыпался. Но на вид – не очень.

– Хорошо, пускай спит. Не будем его тревожить. Подожди немного, я переоденусь и займусь завтраком.

Эрика возвратилась в комнату, а через минуту вместе с мужем они уже были на кухне. Женщина успокоила его, передав слова Юу касательно вернувшегося Мики, но и огорчила известием о неблагоприятном самочувствии сына. Натан покачал головой.

– Неудивительно. В его состоянии шататься по улицам… Вот что это такое? – он сдернул салфетку и указал на оставленный для Мики ужин, к которому тот так и не прикоснулся.

– Должно быть он был обессилен и хотел поскорее лечь. Потому и не поел.

– Знаю я, почему он не поел и почему домой не явился вовремя, тоже знаю, – бессилие что-либо исправить провоцировало резкость тона и агрессивное поведение Натаниэля. – Не живется ему здесь спокойно. Все считает себя изгоем, никому не нужным. А на то, что я всю жизнь на него положил, ему плевать.

– Не кипятись, – попыталась успокоить его Эрика. – Он не виноват, он просто не понимает, как ты старался. Сейчас в тебе говорит досада, потому что он проигнорировал нас, но не поддавайся ей. Будь как можно мягче, когда заговоришь с ним. Ни одного упрека, ни одного косого взгляда и грубого слова, иначе ты никогда не наладишь с ним отношения, – она провела рукой по его щеке, с любовью вглядываясь в пронзительные синие глаза, в глубине которых читалась жесткая печаль.

– Знаешь, мне после вчерашнего и видеть-то его не хочется, – убирая руку жены со своего плеча, с твердой грустью сказал он и направился к двери.

– Натан, он же твой сын, – хотела образумить упрямца Эрика. – Как ты можешь говорить такие вещи? Зайди к нему, поздоровайся, скажи, что волновался и рад, что он пришел домой жив и невредим!

– Обязательно, но позже.

– Мужчины… Как же с вами сложно, – вздохнула Эрика, когда муж оставил ее одну.

Тем временем, пока между родителями шли эти разговоры, Юичиро управился со своими делами и вернулся в комнату. Когда он вошел, обнаружил Шиндо, сидящего на постели, спустив ноги на пол, и вяло глядящего вниз.