Юное сердце на Розе Ветров

– Ты чего сказал? – сжал кулаки Синго, все же услышав обидное замечание белокурого одноклассника.

– Что же, – цокнув языком, будто не замечая компании, что явилась по его душу, Мика поднялся с земли. – Тогда придется уходить мне.

– Куда собрался?! Я тебя не отпускал! – Мика уже сделал было шаг, но его схватили за плечо и резко рванули назад, припечатав спиной к шершавому древесному стволу.

Зашипев от удара, Мика со злостью воззрился на неприятное ему лицо Синго. Однако попытку вырваться не предпринял, оставшись стоять и смотреть на окружившую его компанию учеников.

– Так-то лучше, – хищно ухмыльнулся Акутазава. – А теперь слушай сюда, – сдвинув брови, стараясь придать своему лицу наиболее устрашающее выражение, прорычал он, – я тебе что говорил?

Мика не отвечал, продолжая прожигать его взглядом.

– Я, кажется, предупреждал, чтобы ты не лез к Амане.

– Тогда ты должен был заметить, что я к нему и не лез, – хмыкнул Микаэль, без страха взирая на парня со свитой. – Ваш Амане сам мне проходу не дает.

– Потому что ты даешь ему повод, – процедил сквозь зубы Синго.

– Я? – не больно уж удивленно отозвался Мика. – Я только и делаю, что скрываюсь от него, а он как клещ прицепился, не отдерешь. Достал уже. И такой нетерпимый, – губы парня внезапно искривились в соблазнительной улыбке. – Совсем не признает отказов. Ты бы поговорил с ним что ли, а, Синго? Быть может ему труднее понять то, что пришлось понять тебе когда-то.

– Ах ты, сука! – рассвирепев от столь наглого вызывающего поведения парня, ни единому слову коего он не поверил, Акутазава нанес Мике удар в живот. От пронзившей тело боли, Шиндо согнулся пополам.

– Слушай сюда, сволочь, – уязвленный напоминанием о своем позоре, Синго схватил задыхающегося Микаэля за грудки и опять припер к дереву. Он не мог более позволить этой швали открывать свой рот при его друзьях, чтобы не попасть в еще более компрометирующее положение. – Еще раз тебя рядом с ним увижу, – прошипел он в искаженное от боли лицо. – Не посмотрю ни на что…

– Ну да, в этом ты мастер, – слабо усмехнулся Микаэль и зря, ибо в следующий миг его не слабо приложили о дерево. Из глаз посыпались искры, при этом было ощущение, что череп на затылке пробило гвоздем. Парень едва слышно застонал, чувствуя огрызок обломанной почти до основания ветки, о который его приложили головой. Зато после этого Синго отпустил его, видать посчитал, что достаточно проучил. Перед глазами Мики сверкали цветные бабочки, не в силах твердо держаться на ногах, он чуть сполз по стволу дерева вниз.

– Короче, я тебя предупредил, а там выбирай сам. Еще хоть раз, – донесся до слуха противный, скрежещущий голос Синго и только после этого компания ушла.

Когда они удалились, Микаэль медленно опустился на траву. Удар и пылающая на затылке ссадина, несправедливость и беспомощность перед ненавистными людьми нестерпимо разъедали сознание гордого юноши, который был не в силах вести достойную борьбу в одиночестве. А довериться было некому. Все, кто окружали его, вся эта бесчисленная масса, была одинаковой по своей природе и не могла своим поведением заслужить доверие и расположение, потому как в большинстве случаев слишком мерзко и отвратно добивалась внимания. Мика с отвращением относился к ним ко всем. Не желая от них ни жалости, ни снисхождения, ни понимания.

В душе незримо пылала злость, направленная на одного человека. Синго и без того был назойливым, отвратительным животным, задирающим его по поводу и без, а теперь у него появился дополнительный стимул для атак.

Мика закусил губу, сдвигая брови к переносице. Неужели теперь из-за этого чертового Амане нападки Синго и его мерзких дружков удвоятся? И самое противное, что этому идиоту не втолковать о Микином нежелании принимать его. Он прямым текстом заявил ему это, а тот вместо того, чтобы понять, просто выждал какое-то время и снова начал лезть со своей раздражающей дружбой. Сколько это еще будет длиться?

Юичиро вернулся домой подавленный и угнетенный. Что послужило причиной такого состояния духа, он определить не мог даже сам для себя. Просто ощущал нечто мрачное, затянувшее душу, и всё вокруг казалось серым и безжизненным. Сбросив в прихожей обувь, он направился мимо кухни к себе в комнату, но донесшийся голос матери заставил его подойти и прислушаться. Она не заметила его прихода и, управляясь на кухне, мурлыкала себе под нос какую-то песенку. Скрестив на груди руки и прислонившись головой к притолоке, Юу с мягкой улыбкой глядел на нее. Эта привычная с детства песенка вызвала в нем какие-то старые теплые воспоминания.

Грела сердце не только звучащая мелодия. В последнее время его мать так редко улыбалась, а чтобы еще и пела… Аура веселья и беззаботности, кажется, покинула эту женщину давным-давно. Только лишь глядя на сына, она позволяла себе улыбку и то она скорее была печальной. Трудная работа, на которой она засиживалась допоздна, и сын-подросток – с этим нелегко справиться любому человеку. Юу понимал, как ей сложно, и как мог старался облегчить ей жизнь, помогая хотя бы по дому.

Так что сейчас, слыша ее голос, Юичиро радовался, что она наконец позволила себе немного раскрепоститься, и пусть ему было гадко на душе, хотя бы она не терзалась пагубными мыслями, не выглядела такой уставшей и задерганной, какой обычно приходила после тяжелых смен.

Юу готов был стоять вечность и вот так внимать неразборчивой мелодии. Давно не слышал он ее мягкого, нежного голоса, который так любил в детстве.

– Ах, Юу, я не услышала, как ты вошел, – слегка вздрогнула от неожиданности женщина, увидев сына.

– Извини, не хотел тебя напугать. Просто услышал, как ты поешь и решил послушать.

Эрика смущенно улыбнулась.

– Ты сегодня раньше, чем обычно, и такая веселая, что-то произошло? – с улыбкой осведомился Амане у матери.

– С чего ты взял? – помешивая суп на плите, спросила она не оборачиваясь.

– Говорю же, – усмехнулся Юичиро. – Ты в хорошем настроении.

– Да нет, ничего необычного. Просто такая чудесная погода за окном, – она подняла взгляд на окно, за которым стояла действительно прекрасная погода. – Как тут можно печалиться?

– И правда, – темноволосый юноша перевел взгляд на окошко, однако пейзаж его мало трогал. Скорее наоборот, яркая зелень, искрящееся солнце, теплый ветерок вызывали в нем серую смуту.

– Как прошел твой день? – полюбопытствовала Эрика.

Юу повел плечом.

– Неплохо. День как день.

– Мне кажется, или ты расстроен? – обернулась через плечо женщина.

– Нет, что ты. Ничего такого, – изобразил улыбку на лице Амане. – Ладно, – в том же духе, произнес он. – Пойду, переоденусь и пообедаю. Есть хочется ужасно, а тут так вкусно пахнет.

– Угу, – кивнула мать.

Юичиро вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. На самом деле он был совсем не голоден, но сказать обратное – это вызвать ненужное волнение матери. Зачем портить ей настроение, оно и так не часто бывает такое светлое. Он прошел вглубь комнаты и, остановившись у стола, сбросил на стул сумку. Выдвинув нижний ящик стола, он достал оттуда фотографию, заключенную в рамку, и вместе с ней прошел и присел на кровать. Сколько хранится у него уже эта фотография, но он не решается выставить ее на стол, боясь, что если мать увидит ее там, расстроится.

В который раз рассматривая родные черты человека, которого нет с ним уже более десяти лет, Юичиро пытается понять, почему ему так плохо на душе. Школьный день ничем не отличался от других, ничего ужасного не произошло, но отчего-то все равно становится тяжко. Может дело в Мике, который хладнокровно отвергает его. А ведь он только пытается относиться к нему по-хорошему. Мика даже не представляет, как ему это трудно после стольких лет взаимной неприязни и почти кровавой вражды, но Юу, вспоминая услышанное, наступает себе на горло и проявляет дружелюбие, а он…

И почему он так себя ведет?

Амане тяжело вздыхает, опуская в руке фотографию. Как глупо думать об этом. Он ощущает это, но ничего поделать не может. Тем более тогда, когда благие попытки совершенно ни к чему не приводят и он не в силах осознать даже их мотивов. Посидев в размышлениях ”ни о чем„ еще несколько минут, он встает, прячет фотографию обратно в стол, переодевается и идет к матери на кухню, стараясь избавиться от поселившегося гнетущего чувства внутри.

Несколько минут остается до звонка на урок, но парочка, уединившаяся в укромном месте за школой, будто забыла об этом. На лице одного читается безумная страсть, в то время как второй выражает презрение к натуре другого.

– Отвали от меня, – упираясь руками в грудь наваливающегося на него парня, раздраженно шипит Мика. Черт, и как этому уроду удалось подловить его и затащить сюда? Нужно быть осмотрительней в следующий раз.

– Да прекрати ты уже, никто же не видит, – крепко сложенный юноша, в отличие от хрупкого Микаэля, даже не думает слушать, упрямо пытаясь сорвать с этих манящих губ хотя бы один поцелуй. Он до сих пор не может простить ему того, что Шиндо при всех прогнал его, а потом ему пришлось прятать глаза от своих одноклассников, созерцавших эту картину в коридоре. А сейчас выдалась такая возможность отплатить за тот отказ и наконец получить то, что по праву причитается ему.

Этот парень с гривой темных волос и колючим взглядом, давно жаждущий заполучить себе нежного юношу, напоминающего хрупкий цветок, но пока так и не осуществивший свою мечту, – Ко?та Нагашима, ученик параллельного класса и один из нападающих в команде американского футбола.

– Уберись, я не желаю иметь с тобой ничего общего! Убери от меня свои грязные руки! – начинает выходить из себя Шиндо, видя, что его слова и несогласие не производят никакого эффекта на парня, чей взгляд становится все более вожделенным и глупым, а руки все с большим азартом шарят по его телу.

– Хватит ломаться! – жарко выдыхает ему на ухо Нагашима, крепко сжимая парня за плечи. – Сколько можно сводить меня с ума, а потом убегать?! В этот раз не выйдет, я тебе не щенок какой-то. Поэтому, – приподнимая подбородок Мики, он с наслаждением глядит в чистые, наполненные откровенной злостью синие глаза, – открой свой ротик и будь послушным мальчиком.

– Черт тебя возьми, отпусти меня! – кричит Мика и, собирая все свои силы, отталкивает от себя почти прильнувшего к его губам спортсмена. – Я сказал, не смей ко мне прикасаться, грязная свинья! – раздосадовано шипит он.

– Да сколько ты будешь выпендриваться?! – ухмыляется Кота, взирая на парня в чьем образе не угасает величие.

Вскидывая голову, Микаэль с высокомерием проговаривает.

– Я ухожу. А ты – чтобы больше даже не приближался ко мне. Ты мне омерзителен.

– Ах ты мелкий… – Нагашиму это не столько оскорбляет, сколько еще больше заводит. Вид этого нахального, строптивого парня, не позволяющего прикасаться к себе, воспламеняет дикие желания в душе. Он делает шаг вперед.