Ленинград`84
Затем мои глаза внезапно замечают некоторые перемены. Рубин! Рубиновый блеск появился внутри изумрудного смерча. До меня с трудом доходит, что это таким причудливым образом выглядят капли моей крови. Откуда знаю? Спросите что-то полегче. Как завороженный змеей суслик наблюдаю изумительное до безобразия фантасмагоричное зрелище. Казалось бы, человека, жившего в двадцать первом веке трудно чем-то удивить. Компьютерная графика стала необычайно реалистичной, и мы привыкли постоянно наблюдать чудеса на экране.
Но здесь все не так. Творящаяся вокруг меня дичь гиперреалистична. Резкий запах озона, бьющий в лицо ветер, пульсирующая в глазах картинка. И соляной столб в моем позвоночнике, что не оставляет выбора. Разве что поднять руки вверх. Почему я это сделал? Не знаю, чуйка сработала.
«Отпусти!»
Ставший рубином смерч приближается ко мне и медленно поднимается к потолку. Вот мои руки невольно касаются его края, и меня пронзает Нечто. Молния, кусок плазмы, нервный импульс. Как Это описать, даже не представляю. Если бы на его месте был настоящий смерч, то он вовсю бил и трепал мое тело. А здесь туловище как будто пронзило чем-то острым и неимоверно горячим. От макушек до самых пяток. Стало трудно дышать. Все внутри сжалось в комок.
Я лишь успел подумать – «Лучше бы он меня мечом пронзил» и вырубился.
Ох! Очнулся и медленно открыл глаза.
«Вроде жив! Но как же мне хреново!»
Пахнет только странно. Внезапно вспоминаю все, что тут произошло и подскакиваю, как ужаленный в задницу змеелов.
«Где, что?»
Свет в подземелье просачивается откуда-то сверху. Вижу узкие оконца, через них он и льется. Призрачный, как и все тут.
«Да ладно?»
Сейчас это с виду обычный подвал. Разве что большой. Бетонные опоры поддерживают потолок. Стены неухоженные, с трещинами и дырками, давно требуют ремонта. На грязном полу ничего нет. Ни тела, ни меча, ни протазана.
«Да что за на фиг со мной творится?»
Быстро ощупываю себя. Цел и невредим. Ничего не болит, хотя башкой не раз стукнулся. Офигеть, даже шишек не набил. Как так можно? Приснилось, что ли? Очумело озираюсь по сторонам. Да быть такого не может! Я все это так явственно видел и ощущал! Или дурной мозг выдает сверхреалистичную картинку мира? Обдумать возникший вопрос не успеваю.
– Кто здесь?
Разносится из коридора, что идет к залу. Самый дурацкий вопрос из всех. Его отчего-то любят использовать в ужастиках. Последнее дело – интересоваться у затаившегося во тьме Нечто, есть ли оно на самом деле. Ну а мне оно и на фиг не сдалось, попасть на глаза сторожу или кто там бродит в потустороннем мире. Чуйкой нахожу место, откуда влез сюда. Только ступенек уже нет, приходится карабкаться по остаткам конструкций. Вот и люк. Да какая сволочь его так прижала с той стороны? Прикладываюсь со всей дури, ибо из глубины подвала раздается резкий звук свистка. Это точно охрана! Уже наверху с растерянностью смотрю на куски асфальта, которым был закрыт люк. Но думать некогда. Валить надо скорее отседова!
Очухался уже на Невском. На нем всегда много народу. Что это было и было ли на самом деле? Как два помещения и люк могут выглядеть такими различными? Внезапно вспоминаю и резко останавливаюсь, поднимая левую руку. Меня интересует время. Прошло всего полчаса! Вся эта странная галлюцинация продолжалась такой короткий срок? Затем я поворачиваю ладонь к себе и замираю от ужаса. На ней отчетливо отпечатался шрам. Но как быстро он зажил! Рана ведь была глубокая, сколько крови натекло. И никаких перевязок, и прочих стрептоцидов!
– Молодой человек, вам плохо?
Наверное, я слишком резко обернулся, напугав интеллигентного вида пожилую женщину.
– Извините, ради бога!
– Ну, раз вы так энергично прыгаете, то все в порядке.
Стараюсь мило улыбнуться и в последний момент останавливаю женщину.
– Извините за назойливость. Но вы не могли бы сказать, почему обратили на меня внимание?
– Ну… У вас такое лицо было, как будто вы увидели призрака.
– Даже так? – стараюсь прийти в себя. Столько всего за такое короткое время пришлось пережить. – И часто в Питере встречаются призраки?
Женщина бросает на меня странный взгляд и поворачивается к свету фонаря. А ведь она старше, чем показалось поначалу, эта бабуля, пережившая многое.
– Петербург всегда был наполнен призраками прошлого.
Она уже поворачивается, как я вспоминаю нечто очень важное.
– А не подскажете, где находится Музей Города?
На лице пожилой женщины застыло безмерное удивление.
– Откуда вы слышали это название, молодой человек?
– Да так, кто-то обмолвился.
– Постарайтесь забыть о нем навсегда.
– Почему?
Женщина вздохнула:
– В последний раз я его слышала в детстве, и это было так давно. Совсем в другой стране, – её голос замер. – Не ищите то, что быльем поросло, счастья оно вам не принесет.
Старушка испарилась, мне пришлось отойти в сторону. Люди не любят, когда ты стоишь у них на пути. Даже если ты призрак. А я и есть призрак. И сложилось такое впечатление, что это еще не конец. Как там сказал черный убийца
– Меня не должно здесь быть!
Сердце замерло. А ведь он прав. Я некое непонятное возмущение во временном континууме. Вздутая волна, что ломает здешнее мироздание или делает его иным. Я лишний здесь.
«А ты обрадовался! Новая жизнь, повторим все сначала! А угу не ого!»
Да нет, братец, ты заноза не только для таких, как Черныш. Хоп, а откуда ты знаешь про остальных? Что со мной не так? Странное состояние, как будто сознание раздваивается. Пожалуй, пора баеньки. Столько впечатлений за последние дни, что можно тронуться умом. Поворачиваюсь к Казанскому собору, подспудно ожидая среди его зеленоватых от времени колонн подобного же свечения. Но там темно. Здесь вообще темнее, чем в будущем с его продвинутыми технологиями и ЛСД лампами.
Долго стою под душем, стараясь смыть все то липкое, что прикипело ко мне в том проклятом зале. Я изрядно пропотел и испачкался, пока бился с неизвестным врагом.
«Откуда я знаю, что он именно враг?»
Кто-то в нетерпении постучал в душевую, все забываю, что живу в общаге. Привык за годы обитания в отдельном коттедже к комфорту и уединению. Со временем испытываешь желание как можно меньше общаться с людьми. Пик нашей круговерти в кругу человеков проходит после сорока. А сколько на самом деле мне? Фыркаю и вылезаю из кабинки. В этой реальности двадцать, а в итоге… Вдруг мою настоящую память стерли, и я живу сотни лет? Как в том кино про Горца. Того тоже накачивали знанием и умением смерти убитых им «вечных». Но там нужно было срубить сопернику голову. Уже поверишь любым бредням.
«Но я ведь практически и с Чернышу башку. Да нет, это кино, сказка! Не может быть»
В комнате в этот раз были все её обитатели. Даже Леха лежал, уткнувшись в какую-то книгу. Не ужель благоверная выгнала? Сергей при моем появлении многозначительно хмыкнул, но промолчал. Андрей же, видимо, меня ждал, чтобы начать разговор о наболевшем. Наболело у него, но участвовать должны все.
– Ты где все пропадаешь, Ваня? Зазнобу нашел и с друзьями не делишься. Есть у нее подруги?
– Иди на фиг. Чего хотел?
– Так это, пацаны, нашел я тут неподалеку качалку. Там можно и балду побить.
– Что такое качалка? – первым отреагировал Леха.
– Штанги, гантели и прочие тяжести. Чтобы мышца росла.
Я честно не помнил, с какого года началось в Союзе движение культуризма. Вроде до падения занавеса еще далеко. Когда все увидели воочию Шварценеггера и других цивилизованных качков. Вот тогда точно по стране прокатится эпидемия культуризма. Я потом этих пацанов из спортзалов не раз встречал в бандитских группировках нового толка. Надутые стероидами пацаны в черных кожанках и черных джипах наводнили в перестроечные годы города и веси бывшей Империи.
– Я за.
Сергей глянул на меня искоса и буркнул:
– Надо сначала посмотреть.
Терехов не борец, занимался легкой атлетикой, ему по барабану все эти гири и гантели. Он просто за компанию согласен.
– Тогда со всех по-братски по пятерику в месяц. Стоп, это со студенческими скидками.
– Не хило, – пробормотал Леха, сильно пригорюнившись. С деньгами, насколько помню, у него было не ахти.
Жалобно прошу:
– Давайте завтра сходим? Башка болит, спасу нет! Братцы, есть у кого таблетка?
Видимо, вид у меня так себе. Сердобольный Сергей лезет в шкафчик и достает упаковку. У него мама, врач, он лучше нас в лекарственных средствах разбирается и может перевязать в случае чего. Проглотил таблетку, и меня тут же вырубило.
Сложный был вечер. Кто ж знал, что этот еще цветочки. И снилось в ту ночь всякое нехорошее. Утром лишь запомнилось – Ванька Маклаудов. Так меня во всяком случае звали Там. Так что же я на самом деле?
8. Трудности выбора
– Ваня!
Видимо, этот голос будет преследовать меня до самого окончания института. Ну чего ему не спится, проклятому жаворонку! После армяги я начал по достоинству ценить сон, как данную нам свыше вселенскую драгоценность. У нас на заставе не забалуешь. Если не в патруле, то все равно подъем в шесть. На маршруте и вовсе не до сна. Там спали урывками, да и в карауле таким же образом.
Подрываюсь с койки и лишь затем проклинаю сам на себя:
– Дурак, что ли, так подскакивать!
Но не повело, голова не закружилась. Самочувствие Ок! Привычки из старческого прошлого беречь себя на каждом шагу сказываются. Хе-хе! Но чьерт побери! Мое настоящее состояние вполне свежее не придумать, силушка богатырская так и рвется наружу. Как же это здорово! Особенно после смертельной схватки в чуждом мироздании. Именно так воспринимаю вчерашнее происшествие.
«Мортал комбат итить его за ногу!»
Но вслух ору на всю общагу:
– Вперед к победе коммунизма!
– Иван, ты куда сегодня гонишь?
Вот ведь даже не заметил, что резко прибавил скорости и рвусь вперед, как оглашенный.
– Настроение хорошее!
– Хм, вчера ты выглядел как побитая собака. Ванек, что происходит?
– Не знаю, может, второе дыхание открылось.
– В форму приходишь? Но как рванул красиво! У нас в секции немногие так могли.
Вот почему мы с Серегой так долго дружили. Парень он незлобивый и простой. Даже не хочу сейчас думать о том, что в иной реальности с ним происходило. К черту все! Будем менять собственную жизнь и судьбу своих друзей. Сильно сомневаюсь, что у меня имеются возможности для глобальных перемен. Да даже кинь я в подробностях всю информацию о том, что произойдет со страной дальше, никто ведь там среди небожителей не пошевелиться. Наверху разруха в мозгах достигла апогея, раз выбрали Меченого. И хрен ты, чего с этим поделаешь.
Будем спасать себя и близких. Уж не обессудьте!
Учеба между тем шла своим чередом, в меру тоскливо, в меру интересно. Все от лекторов зависело и направлений. Если историю я глотал, как вкусно приготовленное блюдо, то остальные предметы были совсем неинтересны. Но хотя бы отвлекали от странных мыслей, что тараканьими стадами бегали в оглашенной башке. Назавтра я собирался поехать на Васильевский остров. Как мне удалось узнать из «открытых» источников, то есть в нашей канцелярии, факультет истории ЛГУ находится именно там. В здании Новобиржевого Гостиного двора. Это неподалеку от Васильевской стрелки.
В принципе по Питерским меркам совсем рядом. От общаги буквально три остановки на троллейбусе. Завтра после обеда как раз лекции по одной из дисциплин, которые мне вовсе не нужна. Фантом под названием научного коммунизма. Очередная советская херь на самом деле никуда не годная. А ведь в огромной стране существуют целые кафедры по подобным предметам, в них сидят ученые мужи и получают за это зарплату. Даже издают научные труды.
Я вот не представляю, как можно написать кандидатскую по «коммунизму»? Если никто толком не знает, что это такое и с чем его едят. То есть сто с лишним лет назад какие-то немцы придумали коня в сферическом вакууме, и разухабистые попки все это время за ними повторяют «Халва-халва!», а на самом деле жрут сухую морковку. После девяностых у меня и вовсе сильно неправильное отношение к коммунякам и всему, что они собой олицетворяют. Сволочи и лжецы. Если уж взялись защищать пролетариев, то действуете до конца. А они же в итоге идеи обменяли на монеты и теплые местечки.
Могу еще понять дореволюционных большевиков, что обещали народу щастье. В принципе соглашусь, что они на слад «коммунизм» построили. Сравните, как жил простой народ в начале века и во времена правления чернобрового вождя, что замахнулся на большее. Сыты, одеты, обуты. Колбасы, млин, им не хватает! Дети привиты, младенцы не мрут пачками, ясли-детсад-школа-профобразование. Медицина, культура, самодеятельность. Живут не по подвалам и баракам. Чем не коммунизм? А вот дальше мы крепко забуксовали.
На большой перемене в институтском коридоре повстречал Настю. К моему огромному удивлению она мне довольно искренне обрадовалась. Чмокнула в щечку и понесла обычную для девчонок ерунду. Честно говоря, я решил, что она меня просто потроллила. Серега остановился неподалеку, многозначительно поглядывая в нашу сторону. Оказывается, обжимки двух нахальных индивидов на виду у коллектива не остались незамеченными. И очень может быть, что вскоре станут объектом досужих пересудов среди женской половины кафедры. И от меня явно ожидали дальнейших шагов. Все вокруг.
«Вот так вот, да?»
И, кажется, я понял, почему эта светлоокая красотка так льнула ко мне. Я повел себя, как истинный мачо или альфа-самец. Или это одно и то же в толстом флаконе феромонов. Давно заметил, что многим дамам нравятся нахрапистые и грубоватые самцы. То ли подобная реакция вбита в их природу, то ли девочки падки на все блестящее, так или иначе поговорка «Любовь зла, полюбишь и козла» частенько получала подтверждение. Я ведь на той встрече как раз и вел себя, как нахальный самец. Мы оказались на грани прелюбодеяния. Еще минута-другая и паровоз фиг бы остановился. Я себя знаю. Бывали ситуации в прошлом. Не ангел.
Иногда по настроению включал «режим мачо», и в такой момент снять деваху оказывалось довольно просто. Делай с ней дальше, что хочешь. Другой колер, что нужна ли такая ведущаяся особь мне самому? Для любовных утех или развлечений сгодится, а вот вести отношения с подобными барышнями долго обычно не получалось. Но сейчас по ходу клинический случай. И так не вовремя! Или по фиг? Пользуйся, пока есть возможность? Я еще до конца не привык к текущей реальности. Временами ощущаю себя человеком многоопытным, отказываясь от лишних соблазнов. Как вдруг включается красная лампочка и резвлюсь, как молодой козлик.
«Гулять так гулять!»
Обнимаю Настю за талию и показательно близко притягиваю к себе. Но, не нарушая мнимую дистанцию интимности. Мимо нас проходят однокурсницы. Одни барышни делают вид, что им вовсе не интересно, другие откровенно пялятся, чуть ли не открыв рты. Вот будет потом пересудов! Я же внутренне усмехаюсь. Им ведь по восемнадцать, они только в начале познания отношений двух полов. Пусть смотрят и впечатляются.
– Ваня, не борзей.
– А что?
– А то!
– Тебе не понравилось?
Настя лукаво усмехается уголками губ, в глазах прыгают чертики.
– Это к делу не относится. Мы на виду.
Продолжаю издеваться над ней, опуская руки чуть ниже. Под юбкой четко ощущаю границу трусиков и тела.
– Ты боишься общественного резонанса?
– Ты здорово изменился, Ваня, – шепчет она в ответ самым сексуальным шепотом.
У меня аж мурашки побежали по телу и начала ощущаться… Ну вы поняли. Пришлось немного отстраниться и выдохнуть. Еще не хватало ходить со вздернутыми штанами! А эта зараза мило играет глазками. Все она поняла! Два года зря не теряла, прокачивала скилы по обольщению. Красивые питерские девочки они такие. Просто так ничего не сделают. Если вам нужна няшная милота, то добро пожаловать в провинцию.
– Ты тоже стала намного интересней, малышка. И безумно притягательней. У меня мурашки побежали в одно место.
– Ого! Ванечка научился делать комплименты.
Настя с хохотом отходит от меня. Краем глаза замечаю, что мы привлекли всеобщее внимание. В эти годы не принято показывать отношения так откровенно. А тут чуть ли не целуемся взасос на глазах у нескольких кафедр. Мимо степенно проходит Анна Михайловна, наш бессменный партиец. Именно она и ведет основы научного коммунизма. Ну и, конечно, такая глыба марксизма не может пройти мимо творящегося безобразия.
– Молодые люди, ведите себя, пожалуйста, достойно в стенах института.
– Как скажете, Анна Михайловна, – тут же нахожусь я. – Но сами понимаете, в наши юные годы эмоции перехлестывают через край. Как там у Гумилева –
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.
Почему я вспомнил этого расстрельного поэта, даже не знаю. Преподавательница впадает на некоторое время в ступор, затем быстрыми шагами покидает вестибюль. Настя закрывает рот руками, но по глазам заметно, что мое нахальство ей понравилось. Девки любят озорных!
– Идешь вразнос, Ванечка?
– Да ладно тебе Серый. Каждый развлекается, как хочет.
– Это с ней ты по вечерам пропадаешь?
– Не твое дело! Светку окучивай, да поливать не забывай.
– Вот как ты заговорил. А был ведь скромным мальчиком. Такое цирковое представление устроил! Укрощение тигрицы на глазах у публики. По Насте все старшаки сохнут.
– Ничего, больше в душе правой ручкой поработают.
Мы идем по коридору к аудитории и подначиваем друг друга. Солнце бьет в окна, как будто и не конец сентября снаружи. На редкость теплая осень восемьдесят четвертого. Жутко до коликов в животе, как представлю, что со мной произошло. Но лучше трепаться, чем размышляться.
– Живем один раз, надо все попробовать.
«Ой, вру!»
– Смотри не обожгись. Поговаривают, что Настюха с каким-то мажорчиком из элитных трется.
– Это Света тебе сообщила?
Терехов не успевает ответить. Нас перехватывает Генка Самойлов, комсорг факультета. Поступал с нами, от армии каким-то образом увильнул, сейчас в «дамках», то есть при начальстве. Помню его по прошлой будущей жизни. Пойдет наш герой-комсомолец и дальше по комсомольской линии. Райком, горком, хозрасчетный центр. Позже, как водится, залезет с ногами в банковский бизнес. Потом, когда партнеры его самым наглым образом кинут, уедет на теплые острова. То есть наворует себе на светлое будущее с запасом. Прошаренные казачки были эти комсомольцы. А вы спрашиваете, отчего страна развалилась. Вся элита сгнила на корню.
– Парни, – Генка был коротко деловит, – вы чего от общественной работы бегаете?
Я криво ухмыльнулся:
– Только начали учиться, Геннадий Александрович.
Самойлов на меня недобро зыркнул, но остался вежлив. Он и в будущем предельно тактично будет отказывать мне до позарез нужном кредите. Зараза буржуйская!
– Я бы не тянул, ребята. Потом начнется сессия, вообще, станет некогда.
– Мы подумаем, Геннадий Александрович и обязательно вам сообщим.
– Покедова.
Сергей с любопытством на меня:
– На фига ты с этим упырем общаешься?
Я покачал головой.
– Полезный человек, как ни крути.
– Давно ли ты у нас видным общественником стал?
– Ты не догоняешь, Серый, – все, как маленькому объяснять надо. Хотя давно сам был таким? – Комсомол – это не только лишь добрые традиции, это еще и всячески пользительные ништяки.
– Грамотный подход, – неожиданно быстро согласился товарищ. Растет в моих глазах.
– Вот будешь посещать общественно значимые мероприятия, по мере сил использовать серое вещество во благо ВЛКСМ. Тогда вместо суходрищенского пионерлагеря поедешь, допустим, в «Орленок». Усекаешь?
– Ага.
Серега – парень сообразительный. А пионерлагеря у нас в обязательной программе обучения. Практика на бедных детишках. Мы же все-таки как никак педагоги! Это потом на пионерских локациях можно заработать или использовать в качестве траходромного полигона. Уж кому как карты лягут. Лагеря ведь бывают разные. Это как в армии. Где дедовщина махрово цветет, а где жесткая уставщина мозги сурычит. Ни вздохнуть, ни пёрнуть. Так и педагогика в этом плане недалеко ушла. А ведь был в стране гениальный Макаренко!
Так, за суетой прошел еще один день бытия. В этот вечер я не шлялся по мостам, вчерашних приключений хватило. Я их то еще до конца не переварил. И прятал далеко в пятках тот липкий страх, что никак не смог смыть в душевой. Мы терпеливо дождались Андрюху и дружной компанией отправились в «качалку». Несколько кварталов и мы внутри очередного исторического дворика. Я на секунду замираю перед тем, как сделать шаг по лестнице в подвал. Чьерт побери! Еще одна навязчивая фобия.
Но здешний подвал вовсе не похож на те мрачные, взявшиеся буквально ниоткуда чертоги. Обычный с невысокими потолками и маленькими помещениями. Нас встречают поначалу настороженно. Так и публика тут… Скажем так на первый взгляд смесь гопников и спортсменов-братков из девяностых. Так из стен таких подвалов позже и выйдут. С незамутненными глазами убивая друг друга ради крох бабла, что кидали им старшаки. Доживут до щастья очень немногие.
9. Силовые знакомства
– Привет, пацаны, это наши.
– Здорово, если наши.
Ручкаемся с местным «активом». Высокий парень с умными серыми глазами явно заводила. Выглядит серьезней и старше остальных. Два других похожи на обычных «бройлеров» культуристов. Наши пока помалкивают, решаю брать разговор в собственные руки:
– Показывайте, что ли, свои владения.
Один из парней-качков с подстриженной под ноль головой, представившийся Кирей, деловито спрашивает:
– Вы по борьбе или железу?
– Мы пока по общему развитию.
– Ясненько. Тогда добро пожаловать в железячный зал.
В принципе ничего нового я там не увидел. Смесь отжившего свое спортивного оборудования и откровенного самопала. Тренажеры точно самоделки. Но все достаточно технично продумано, народ активно занимается. Тренеров нет, но более опытные качки вовремя подсказывают новичкам. Давно не в теме, но на первый взгляд работают ребята грамотно.
– Ну как?
– Годно, все по уму.
Ловлю на себе одобряющий взгляд «стриженого».
– Стараемся. По посещению это к Диме, он кивает на длинного.
Думаю, тот из общественников. На вид ему лет тридцать староват для действующего спортсмена. Или из бывших или нынешних тренеров. Хотя запросто может быть какой-нибудь работяга. Все хорошее в Союзе тянули обычно общественники и люди неравнодушные. Партийцы и прочий начальственный люд просто рядом стояли и ништяки за чужую работу получать не забывали.
Из соседнего зала появляется голова Андрюхи. Он уже переоделся.
– Давай сюда, братва.
Здесь рулит Жэка, так представился нам второй качок. По виду борец, уши приплюснуты. Обычные для них травмы. Часть зала покрыта потертыми матами, на другом конце тренируются боксеры. Висят груши и мешки. Резко пахнуло потом, вентиляция здесь хуже, чем в соседнем зале.
– Кто есть по борьбе?
– Я точно нет, – улыбается Серега, – легкоатлет.
– То-то и видно! – лыбится Жэка и бросает взгляд на меня.
– Полтора года на вольную ходил.
– Хочешь что-то посерьезней?
Старая песня о главном. Сейчас предложат спарринг и покажут, что ты лох педальный. Потом захотят научить паре приемов. Плавали, знаем! Отрицательно мотаю головой:
– Мне незачем.
Быстро разминаюсь и подхожу к самодельному мешку. Несколько хлестких ударов руками и ногой производят на народ впечатление. Не подвела память. Жэка осуждающе качает головой:
– Это не спорт.
– Я и не говорил. Меня учили убивать и драться.
– Армия, ВДВ?
– Погранец.
– Понятно. У вас главное – эффективность. Но на улице так никогда не действуй. Опасно. Зацепишь кого и привет, тюрьма – дом родной!
Бросаю взгляд на тренера. Я, похоже, ошибся, он будет стоять на другой стороне или уже там.
– Ты не из милиции случаем будешь, друг?
– Уголовный розыск.
– Ясно.
Вот почему Андрюха потом в ментуру пойдет. Я же с ним тогда в зал не ходил, а его именно здесь перспективами зацепили. Ну какой из боксера педагог? Будете смеяться, но драться по-настоящему меня как раз менты и учили. Когда вся эта заваруха девяностых начала стихать, выгодней стало под «ментовской крышей». ФСБ первыми тему прочухали и подмяли под себя самые жирные куски. Или защищали таким манером важнейшие отрасли от ворогов. Хрен их поймешь, где кончаются личные интересы и начинаются казенные.
