Сердце Охотника

– В дом на берегу реки?

Киваю.

Помнит…

Никита садится на скамейку, а я к нему на колени. Кладу голову ему на плечо. Обнимаю за шею.

– Да, это моя мечта, Никита, – продолжаю я, изучая кончиками пальцев чуть шершавую линию его подбородка. – Мы могли бы жить в нашем собственном доме на берегу реки – там, где нас никто не найдет, где никому нет до нас дела. Только ты и я. И к нашему дому не вело бы ни одной дороги. А до ближайшего города – который был бы совсем не близко – мы бы добирались на лодке.

– Тебе наскучит, – Никита целует меня в висок.

– Значит, ты не очень хорошо знаешь людей, Волк. Плохо знаешь женщин. И совсем не знаешь меня.

Вместо ответа мне достается тишина. Но, кажется, Никита улыбается. Мне очень хочется, чтобы так было.

– Ну что, сбежим? – предлагаю я. – От Волков ушли, от Зайцев и подавно уйдем.

– Нас так просто не отпустят, моя девочка, – Никита крепче сжимает мою руку.

Замечаю напротив скамейки вывеску «СпаЛось». Лосиное спа. Но сейчас я даже не улыбаюсь.

– Зачем я нужна Зайцам?

– Зайцы просто исполнители.

Сюда, в тень от дома, не проникает солнце. Я только сейчас ощущаю, как здесь прохладно. Пахнет сырой землей.

Никита смотрит мне в глаза. Я хорошо помню этот взгляд: решительный, твердый. В нем нет ни жалости, ни сочувствия. «Ты уже сделала свой выбор», – когда-то сказал мне Никита в квартире Руслама Розы. Да. И сделала бы его снова.

– Зачем меня притащили в этот город?

– Зачем зверодухам нужна женщина, за которой Альфа пойдет на край света?

– Шантаж?.. – я задумываюсь. Затем резко вскидываю голову. – Альфа?!

– Я не оборачивался – если ты об этом.

– Но?! Здесь же явно следует какое-то «но»!

Я пытаюсь отстраниться от Никиты, только он не позволяет мне этого сделать, а прижимает к себе еще крепче. Упираюсь носом в его майку. Сердце колотится.

– Мой дух зверя словно становится крепче. Я чувствую это. Я могу стать Альфой, могу повести за собой. Но для этого мне нужно обратиться.

– Ни за что! – едва слышно говорю ему в майку, но знаю, Никита ловит каждое мое слово. – Запрещаю!

Все-таки отодвигаюсь от него и смотрю в глаза.

– Я серьезно. Никаких обращений. Обещай.

Он молчит, а во мне разгорается боль.

– Не хочу ставить тебя перед выбором, – я очень старательно подбираю слова. – Я никогда не позволю себе так с тобой поступить. Но если бы тебе пришлось выбирать, что бы ты выбрал: войну или меня?

– Сейчас это взаимосвязанные понятия…

– Так войну или меня?

– Тебя, – он обнимает меня. Я прижимаюсь ухом к его майке. Почти плачу, но сдерживаю себя. – Конечно, тебя, моя девочка.

– Тогда обещай: ты никогда не обернешься по своей воле… И это не все, – поспешно продолжаю я. – Еще обещай, что ты не бросишь меня. Больше не хочу этой пытки – ожидания. Я заслужила право быть с тобой рядом.

«И в болезни, и в здравии», – добавляет мое подсознание. И сейчас, впервые за все время знакомства с Никитой, я думаю о том, что могла бы стать его невестой. Мое сердце начинает биться так часто, что Никита приподнимает ладонью мой подборок и заглядывает в глаза.

– Обещай, – требую я.

Он думает, взвешивает. Очень долго молчит – и тем ценнее его ответ.

– Обещаю.

Вечером мы, обнявшись, сидим на диване перед камином и смотрим на огонь. Он обгладывает паленья, покусывает угольно-черные стенки, а я покусываю кончик ногтя. Мне тревожно.

Вместе с солнечным светом исчезла и беззаботность. Наше пребывание в Озвереловке затянулось, мы с Никитой оба это понимаем. Назревает что-то нехорошее, и нам от этого не отмахнуться.

Целые сутки моя жизнь была похожа на сказку. Но вот наступила полночь… Не думаю, что Озвереловка подарит нам еще один такой прекрасный день. Мы и так с Никитой получили слишком много – учитывая обстоятельства.

Меня не пугает, что сказка закончилась. Я знаю, как это, ночевать под открытым небом. Часами безостановочно брести по Сибирскому лесу. Голодать. Быть истощенной настолько, что собственная жизнь перестает казаться даром. Я знаю, как это, терять любимого человека. И все это я готова пройти снова – кроме последнего пункта. Если нам придется расстаться, я больше не стану терпеливо ждать, ходить на лекции в универ и печь торты на своей день рождения. Я буду бороться.

Мои чувства к Никите не зависимость и не болезнь, как мне казалось раньше, а предназначение. То, что дается свыше. И ты несешь это в себе, не задавая вопросов. Просто знаешь, что твое место рядом с этим человеком. Ты как стрелка компаса, которую всегда непреодолимо тянет на Север. Так устроен мир. Те, кто способны это понять, никогда не встали бы между мной и Никитой.

Но сейчас Никита рядом. Я так хорошо его чувствую, что, кажется, вот так, прижимаясь к нему, могу управлять его телом силой своей мысли.

«Поцелуй меня…» – прикрыв глаза, прошу я и чувствую у виска прикосновение его губ.

Замираю на мгновение. Затем заставляю себя снова дышать. Я знаю, этому поцелую есть объяснение даже более правдоподобное, чем совпадение. Никита умеет читать меня по физиологическим реакциям, он наблюдательный, проницательный и умный. Собрал все ниточки и связал в один узелок. И все же это магия.

Никита первым улавливает движение на улице. Его спокойный, задумчивый взгляд в одно мгновение становится острым, внимательным. Волк чуть поворачивает голову в сторону окна – прислушивается. Его пальцы поглаживают мое плечо.

– Что происходит? – я не слышу ничего, кроме потрескивания поленьев в камине.

Никита переводит на меня взгляд: теплый, нежный, понимающий. Взгляд, который говорит только часть правды.

– Похоже, Главный наконец захотел с нами пообщаться.

– Ясно.

Я прочищаю горло, словно разговор должен начаться прямо сейчас.

Мы одновременно поднимается с дивана и становимся лицом к двери. Ждем.