Радужный город

Только переехав в этот город, я часто гуляла, ездила на экскурсии, прикасалась к удивительному миру истории Северной Столицы, который так любила. Достоевский и его желто-серый Петербург, несший в себе крупицу безумия, рождавший в своих недрах тех, кто мог ему противостоять, и кто ломался под тяжестью его свинцового неба.

Петроградка: доходный дома, скверы, частые для этого времени машины. И куча воспоминаний, не моих, книжных. Но когда ты принимаешь все близко к сердцу, они становятся и твоими тоже.

Соборная мечеть. Кажется, она впитала весь свет по эту сторону реки, заложенная при империи, она пронесла себя сквозь целый век. Я никогда там не была: было страшно заглянуть туда, где меня не ждут. Не знаю, как насчет богов, но есть вещи, которые святы для человека, и не стоит в них входить тем, кто может, даже не желая, обидеть, нехорошо наследить. Слева пронесся ангел на верхушке Петропавловской крепости – Гробнице императоров.

Австрийская площадь, Дом Бенуа. Спасибо тебе, Дим. Для меня все это стало удивительно дорогим и удивительно близким. Когда я в школе писала реферат о Петербурге Достоевского, я и не думала, что жизнь повернется так, и я окажусь здесь, в некогда эпицентре жизни Российской Империи.

Из окон машин Петроградка кажется совсем иной, нежели днем, и для тех, кто выныривает из метро. Помнится, когда была машина, я была более мечтательна. Хотя дело в жизни, а не в транспорте.

Водитель аккуратно припарковался прямо на проспекте у входа в здание. Там, конечно, был знак, запрещающий парковку, но вряд ли у кого-то из стражей дорожного движения возникло желание спросить у водителя белого немецкого чуда, что он делает тут на «аварийке».

И я не торопилась; на бланк лег текст согласия; реестр оказался под мышкой; в крохотной сумке печать, и новый заезд уже на северо-запад города.

Лисий Нос. Место, где элитное жилье за высокими заборами перемежается со старыми развалюхами, владельцы которых крепко держатся за место, не желая получить хорошую горку миллионов и купить нормальное жилье.

Гелек остановился возле низкоэтажного строения за оградой, сделавшей честь бы и Кремлю, видимо, даже с отдельным причалом.

Дверь высотой до самого потолка мне открыл улыбающийся до ушей Данил. Я шла за ним, даже не смотря по сторонам, и так понятно, что дом – полная чаша. Да и темновато было: лампы разгоняли мягким светом мрак лишь на маленьких пятачках вокруг себя.

В конце коридора показалась приоткрытая дверь, за которой, судя по книжным стеллажам, имел место быть кабинет хозяина, оттуда доносился тихий разговор. В кабинете бродила от стеллажа к стеллажу красивая женщина, нервно сцепив руки в замок, в кресле же, повернутом к окну, сидел, по ходу дела, сам хозяин всего этого добра, спрятанный от нас за высокой спинкой.

Женщина оказалась приветливой, несмотря на поздний час и сумму того, что на ней было одето. Она улыбнулась и поздоровалась, положив передо мной на круглый столик свидетельство о рождении и свой паспорт.

Даник ввел данные верно.

Мужчина в кресле вещал на итальянском или на испанском, я не понимала разницы, но владел он языком, по моим ощущениям, как своим собственным, так быстра и насыщена была речь. Его паспорт лежал на краешке стола, ближе к нему, куда ни один из нас не решался приблизиться.

Все сидели, замерев, ожидая поворота большого кожаного кресла.

Правда, мы уточнили с Нонной Владимировной шепотом даты и страны, покачали головой при мысли о погоде, которая может помещать вылету, и потеряли всякую надежду увидеть лицо, которому и надо было подписать документ, когда кресло повернулось, явив нам хозяина кабинета – брюнета с красивым злым лицом, жетончик которого на Ладожском вокзале сегодня, а точнее уже вчера утром, никак не хотел открывать ему врата в метро.

– Доброй ночи! – выдал он дежурную фразу, его язык будто заново привыкал к русскому, чуть растягивая слова, чтобы убедиться в правильности произношения. – Где подписать?

Я аккуратно положила на стол листок и реестр на нужной странице.

– Ознакомьтесь, пожалуйста, с содержанием, и можно ваш паспорт, Виталий Аркадьевич?

Он, бегая глазами по тексту, не глядя, пододвинул ко мне коричневую книжечку без обложки.

– Ты спятила? – вдруг тихо выдал он.

Я подпрыгнула, полагая, что это, видимо, ко мне вопрос. Но, как оказалось, гнев хозяина был направлен на его супругу.

– Куда ты тащишь ребенка?

– На отдых. Бразилия и Австралия – мечты Сережи, я уж молчу про айсберги. Сам знаешь. Корабль просто пройдет мимо Антарктиды. Круиз индивидуальный и не продолжительный, всего полторы недели. Он даже пропустит от занятий в школе всего дня три, – начала оправдываться женщина.

– Самолетом долетите! – рявкнул брюнет.

– Виталий, прошу, не устраивай разборок! Я понимаю, что ты ненавидишь водный транспорт, но с Сережей все будет хорошо!

– Я все сказал. Вы можете вычеркнуть это? – он воззрился уже на меня.

– Да, разумеется! – кивнула я.

– Витя, все уже оплачено, и Сережка очень хочет. Ты сам знаешь, какой он любознательный. Не лишай ребенка удовольствия из-за собственных фобий! – устало опустилась в кресло Нонна Владимировна.

Господин Тропинин так сжал ручку, что мне показалось, она рассыплется в прах. Губы его превратились в ниточку, а тишина надолго воцарилась в кабинете.

– В следующий раз я прошу обсуждать такие вопросы со мной заранее. Это и мой ребенок тоже, – процедил мужчина, ставя размашистую подпись на полоске под текстом.

Нонна Владимировна явно что-то хотела сказать и явно нелицеприятное, но решила не спорить при посторонних, а может и побаивалась мужа. Хотя мужа ли? Ее паспорт лежал передо мной, и я невзначай его пролистала. Штамп о разводе с Тропининым В. А. датировался аж две тысячи десятым годом.

– Итак, согласие на выезд и получение необходимых виз Тропининым Сергеем Витальевичем. Ребенок выезжает с матерью в период с двадцать восьмого декабря… по шестнадцатое января. Вот здесь, пожалуйста, еще фамилию, имя и отчество полностью, – я указала пальцем на бланк и реестр.

Мужчина закончил расписываться и чуть приподнял руки, чтобы я могла забрать все свое добро. Я сверила его паспортные данные и подпись и аккуратно положила книжечку с гербом перед ним. Роспись, печать, и согласие перекочевало в руки Нонны Владимировны.

Взяв реестр и уложив печать в сумку, я встала и открыла рот, чтобы попрощаться.

– Задержитесь на минуту, – обратился вдруг ко мне хозяин кабинета. Его взгляд многозначительно указал Данику и бывшей жене на дверь, которая за ними и захлопнулась через полминуты.

– Я знаю, что могу наложить запрет на выезд сына, подав заявление пограничникам. А могу ли я запретить не страну, а способ передвижения? – зеленые глаза выжидающе уставились на меня.

– К сожалению, нет. По крайней мере, наше законодательство такого не предусматривает. В теории, если у вашего сына есть… было бы какое-либо заболевание, например, перелеты могли негативно сказаться на его здоровье, можно было бы обратиться в суд. Но, опять же, не уверена, что суд может принять подобное к рассмотрению. Все это только в пределах внутрисемейных отношений. Ограничить заявлением способы передвижения вы не можете. По крайней мере, о подобном я не слышала.

– Ясно, – губы мужчины опять превратились в тонкую ниточку. Мне же подумалось, что помимо законных способов, он вполне может позвонить какому-нибудь «знакомому» и решить этот вопрос другим путем.

Телефон Виталия Аркадьевича мелодично затренькал. Он приложил его к уху и опять заговорил на чужом языке. В этот раз ему пришлось еще и открыть стоявший перед ним ноутбук. Я же не стала ждать прощальных слов и вышла в коридор, тихо закрыв дверь.

Глава 2

– Откуда у нянечки детского сада такие познания в медицине? Интернет-образование? – я растянулась на диване, пристроив на животе почти остывшую чашку чая и, посмеиваясь, ожидала ответа от возмущенно хлопающей глазами Томы.

Наши чада в это время в комнате Абрикоса пытались определить между поеданием творожков, какого цвета будут у них крылья, если малышкам вдруг посчастливится стать феями.

– Во-первых, что за провинция?! Я – не нянечка, а воспитатель! – пробубнила Томочка, засовывая конфету в рот.

– Ой, простите! – пришлось приложиться к чашке, чтобы скрыть улыбку.

– Во – вторых, я в медицинском колледже два года отучилась, уж имею представление о том, где у человека печень, как поставить укол и сделать клизму.

– Последнее звучит особенно забавно. А что же ты дальше учиться не стала?

– Да… Не мое это… Кровь… Фу! Как вспомню, так в дрожь бросает. Мама уж больно мечтала, что я по ее стопам пойду. Но не вышло. Думала, она будет мне припоминать это до скончания века. Но нет! Молчит! Она ведь у меня заслуженный медицинский работник. Ее на руках носят в больнице до сих пор. Врачам советы дает. Спец от природы! А единственное, что мне от нее перепало, это умение с людьми ладить, в моем случае, правда, с маленькими, – улыбнулась подруга, отхлебнув из своей кружки.

– Значит, ты порекомендовала отцу Николасика сходить на УЗИ печени? – тут я не выдержала и рассмеялась.

Папа новенького мальчика ранее пребывал в полной уверенности (ошибочной, конечно), что Тома в него безумно влюблена, а все из-за ее к нему отношения. Оно, по мнению «новенького» папы, было, хм… несколько предвзятым. На самом деле Тома докапывалась до всех родителей, чтобы те за детками следили, и не сильно малышей баловали.