Крылья Улефа

– Даже не представляешь, насколько, – промурлыкал её брат.

– Ничто в мире не имеет смысла, если не ублажает нас! Мы превыше всего! Таков закон нашего бытия! – речитативом почти пропели они вдвоём.

Кинрод отдал бы всё, что у него ещё было, если за это ему дадут хоть раз попасть по их наглым надменным физиономиям.

– Это бесполезно, – уныло констатировал брат.

– Да, он бесполезен, – вздохнула сестра.

Что-то в их тоне вынудило Кинрода остановиться и кинуться к выходу. Однако, как резво бы он ни перебирал ногами, как бы ни размахивал руками – створки массивных вычурных золотых дверей не приближались. А ещё он вдруг понял, что вязнет, что пол тянется за подошвами его обуви. Это что, бред?! Он сходит с ума?! Или, может, попал в кошмар?! И неужели никто не поможет?! Куда подевались все остальные?!.. И тут Кинрода осенило. Они позволили близнецам чинить расправу над ним! Отреклись от него, как будто это он сам потерпел разгром от той компании! Его заменят, как вышедший из строя винтик или гвоздь! Но Кинрод им не деталь, он – человек!

– Он даже не заметил, как мы подменили мир вокруг него, – вполне честно удивился юноша.

– Да уж. Дилетант. А чего мы ожидали от бывшего повара, чья магия пробудилась спонтанно и не заинтересовала ни одного наставника? – издевательски рассмеялась девушка.

Да, это правда, он тренировался сам, порой падая в обморок от усталости и голода прямо на площадке. Он наблюдал за учениками Мастеров издали, когда те занимались развитием своих навыков. По обрывкам информации он создал свой собственный магический стиль. Это впечатлило и служителей Храма, и, двумя годами позже, сами Крылья. Он прошёл такой долгий путь, и неужели это – конец? Нет, не может быть! Он не хочет! Кинрод открыл бы снова свою закусочную, для него на звании Хранителя свет клином не сошёлся! Когда-то ему действительно нравилось кормить людей до отвала, затем взыграло глупое тщеславие… Для чего он полез в магию, так и не полюбив её?! Он и в Хранители-то принял приглашение, чтобы пользу городу, в котором родился и вырос, и местным жителям приносить! Позвольте вернуться! Пожалуйста!

– Пока, – и снова два голоса слились в один.

Гулкое эхо многократно повторило диикий надрывный вопль, уже не человеческий, а до истерического визга перепуганного и жестоко истязуемого совершенно зазря, просто потому что оно не сумело дать отпор, животного. Голова Кинрода врезалась в стену, упала на пол и осталась лежать так, с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом.

***

– Имма ещё жива.

Все замерли, даже не моргая, глядя на рыжую девочку перед собой как на сподвижницу, совершающую чудеса наложением рук.

– Анви, ты уверена? – осторожно спросила Сабра.

– Да, уж в жизни и смерти-то я разбираюсь, это моя специальность, Мастер! – Анви улыбнулась. – Суть Иммы в относительной безопасности и своеобразном равновесии. Но достучаться до неё традиционными способами нельзя. Ледяной кокон, в который она погрузила себя, отзовётся лишь на что-то действительно важное, причём ей самой, а не кому-то из нас. Кроме того, когда мы это найдём, будет проблема с тем, как донести. Звук нашей речи не проникнет туда. Магией же чересчур опасно, если кокон неудачно повредить – она не очнётся вовсе.

– Но как это случилось? Я же держал её на руках. Пульса не было, и она не дышала, – пролепетал почти срывающимся тоном Фрид.

– Судя по вашему рассказу и тому, что смогла выяснить я сама – Имма почуяла, что её вот-вот убьют, и обезопасила себя. Своё тело она тоже заморозила в том состоянии, в каком оно было за несколько секунд перед концом. Время для неё остановилось, вот ты ничего и не почувствовал.

– И какой у тебя план?

– Я отправлюсь в паломничество, чтобы раздобыть лекарство. Не знаю, сколько это займёт, но я примерно знаю, что искать, и у меня есть кое-какие представления, где. Вам же придётся ждать нового столкновения с Хранителями.

При упоминании о них в комнате на несколько секунд стало темно – как это бывает, когда солнце скрывают грозовые тучи, набрякшие готовым обрушиться вниз ливнем. Тень легла на души всех, кто собрался вокруг больнично-стерильной, белой, очень простой постели Иммы. Хорошо, что этот мрак пропал сам, так же внезапно, как и появился, ведь его не развеивало даже сияние, исходящее от магии Анви, что обволокла всю Имму ради одновременно и диагностики организма, и профилактики запуска процесса умирания дальше. Анви очень постаралась, чтобы без негативных последствий, органично сочетать его с уже использованой самой Иммой способностью.

– Кто-то должен стать твоим спутником, Анви, – строго сказала Сабра.

– Вилитта мне поможет! – Анви без запинки назвала это имя.

– Вилитта завистливая, её сердце опутано чёрными корнями шиповника. Она подведёт тебя.

– Но я собираюсь вылечить и её тоже. Никто не заслуживает, чтобы его оставили одного. Даже если я ей не нравлюсь – она не сможет пренебречь такой ответственной миссией, от которой зависит ещё чья-то жизнь.

– Ты слишком в неё веришь.

– Вы тоже, Мастер. Иначе что бы она делала среди нас, ваших учеников? – Анви явно считала этот аргумент неотразимым.

– Я уже дважды подумывала о её отчислении, – глухо призналась Сабра.

– Но вы этого не сделали, а, значит, я могу ей доверять!

Анви подошла к Тане, на руках у которой спал пуссан. Теперь он выглядел гораздо лучше, хотя до конца ещё и не поправился. Он ровно и спокойно дышал, и Анви погладила его по шёрстке на спине напоследок. Она успела горячо привязаться к нему за такой короткий срок, всегда мечтая, чтобы у неё были время и силы, чтобы содержать какое-нибудь животное. А этот зверёныш, такой затравленный и загнанный, создавал у Анви впечатление, будто у неё есть ребёнок, рождённый со слабым здоровьем, но всё же любимый. Никто не виноват, когда ему плохо, каждый вправе чувствовать и проявлять боль, не держать её в себе, позволяя ей разъедать их изнутри. Анви не считала недостатком то, что некоторые показывают свои страдания, тем самым посылая в мир чёткое сообщение о том, что нуждаются в помощи. Это неотъемлемое право каждого живого существа из плоти и крови. Она не хотела бы однажды увидеть мир, в котором такое приходится прятать, ведь подобное будет означать, что там каждый каждому хищный зверь, и раскрывать уязвимые места никому нельзя, даже самым близким друзьям. Мир, основанный на зависти, жадности и эгоизме Анви не примет.

– Поручаю его твоим заботам, – просто, но очень серьёзно сказала она.

– Я понимаю, – оценила и честь, и доверие почтительным кивком Тана.

Да, Тана была старшей и лучшей ученицей, но в эту минуту она целиком и полностью признала Анви. Это было вовсе не иерархическое, но моральное превосходство. Анви не поддалась тьме, не доставила другим проблем ещё и с собой, она выполняла то, что должно, непринуждённо и радостно, будто шагая по полю из нежных благоухающих роз, но как никто сознавая всю тяжесть того, что лежит на её плечах.

– Что хуже всего… – Анви остановилась на пороге, повернулась к ним и раскинула руки в стороны, то ли как проповедница, показывающая, что она открыта всей пастве одинаково, то ли так, словно желала разом их всех обнять. – Вам придётся бороться не только против Хранителей. Все служители и все простые люди обернутся против вас. Им ведь всем запрещено думать, и велено лишь исполнять. Будьте готовы ко всему… И помните, всегда можно укрыться там, внизу. Даже если шансов там мало – это лучше, чем здесь, если смерть станет неминуемой. В доме моих родителей есть книги оттуда, вы сможете почерпнуть все нужные сведения. Не бойтесь, на нижней земле вполне можно существовать, ведь именно там я родилась и провела свои первые годы, – Анви улыбнулась.

У всех перехватило дыхание. Неужели она и впрямь в этом вот так, вслух, призналась? Не дожидаясь их реакции, Анви вышла.

Глава 16

Всё меняется, подобно направлению ветра, водам быстро бегущей реки и мыслям подростка. И перемены отнюдь не воодушевляли, они скребли по сердцам наждаком. Город стал чужим и неприязненным к ним, как будто он больше не принадлежал им, а они – ему. Изгои, мишени, объекты преследования с улюлюканьем и швырянием комьями грязи, камнями и палками вслед. Сабра знала, что никто при всём желании не дерзнёт подать руку помощи святотатцам, ведь за такой грех будет расплачиваться не только сам преступник, но и вся его семья, а, возможно, и знакомые. Хранители не пожалеют никого, кто имеет к нему хоть какое-то отношение, острастки и наглядного урока ради. Фрид и Сабра ощущали, признаться честно, глухую безнадёжность, ввязавшись в эту войну. Основная беда заключалась в том, что Хранители действительно были нужны миру, в отличие от горстки бунтарей. Даже если отбросить в сторону то, что без них почти наверняка острова рухнут вниз – они держали весь общественный строй, благодаря им города пополняли ресурсы, а сильные не захватывали слабых. Без Хранителей распояшется и преступность – многих держал в рамках закона лишь страх перед ними. Хранители вовсе не преувеличивали, утверждая, будто они – всё, и на них зиждется сама жизнь. Понять, каково приходилось повстанцам, мог бы тот, кто представит, будто ему необходимо сокрушить величайшего бога, которому привык поклоняться с детства, сколько себя помнишь, считая его волю всегда безупречной истиной, при том, что лишь этот бог собой предотвращает конец света, и альтернативы его благой защите пока не существует. Вдобавок к этому – не ты один был воспитан в почитании и благоговении, и никто из твоих знакомых не поймёт твоего отречения. Все, кого ты знал, обернутся против тебя. Тут поневоле можно задуматься, не зря ли расколдовал город, нет людей – нет проблемы. Фрид, однако, такими категориями не мыслил и настолько высокой степенью эгоцентризма не отличался. Он не пытался оправдывать себя даже в собственных глазах, вполне согласный, что они нарушили утопическую идиллию, в которой простой народ жил столько долгих лет и горя не ведал. Для них Хранители – и правда огромные белоснежные крылья, укрывающие весь мир от всякого зла. И ныне, и присно, и во веки веков.

Они стояли на коричневом кирпичном скате крыши и смотрели на город, расстилающийся внизу. Солнце серебрило и золотило другие крыши, стены домов, сложенные из ослепительно-белого, бледно-голубого и морганитово-розового мрамора, тоже сверкали. В архитектуре города часто встречались колонны, по виду – хрустальные, но не бьющиеся, даже если нарочно колотить по ним палками, и даже к большинству типов магии стойкие.

Оба молчали. Ни один не мог толком сформулировать, к чему они, собственно, стремятся, что хотят видеть в итоге. Они знают лишь, что их не устраивает, против чего они идут, а нужно не против, а за, иначе они не будут ничем отличаться от разрушителей и губителей, уподобятся тому монстру, что пытался прорваться сквозь разлом над Цианелом. Легко сказать, мол, что угодно, кроме рабского подчинения, даже если его почти никто не замечает – но что, если рабы привыкли к этой безответственности и к тому, что достаточно лишь выполнять приказы и вообще ни о чём не думать? Что предложить всем этим людям, которые попросту не привыкли к неопределённости, подвешенности, не умеют решать за себя, понимая, что затруднения не испарятся по мановению свыше, а ошейник подчинения исчез, и больше нет хозяина, который разбирается во всём лучше? Только в фантастических книгах совершить переворот и закатить в честь этого пир горой и всеобщие развесёлые гуляния легко. В реальности на шею организаторов успешного восстания, тех из них, кто дожил до его конца, сразу наваливается масса неотложных дел и критических положений.

Да, Анви предложила им бежать вниз и укрыться там. Но они так не поступят, это подло. Заварить кашу – и в кусты? Только крысы так поступают. Бегут с тонущего судна, поджимая хвосты. А они не крысы, они люди, и их называют лучшими в поколении.

– Мы точно хорошо выбрали место ожидания? – Тана сидела на краю, уложив пуссана на колени. Во сне тот подёргивал ушками и едва слышно урчал.

– Да. Здесь много места для нашей с Фридом магии. И твои зеркала тут использовать проще, чем в закрытом помещении или более ограниченном пространстве.

– Но Хранители атакуют вместе с нами невинных граждан!

– Да, – это ответил уже Фрид. – Может быть, тогда они задумаются, кто у нас во власти, раз для них обыватели ничего не стоят.

– Ты сам в это не веришь, – уныло оборвала его Сабра. – Наши горожане наверняка сочтут правомочным любое действие Хранителей против еретиков и с удовольствием лягут костьми.

Тана перебирала кончиками пальцев мягкую шёрстку зверька, который устроился так уютно, словно ничто и никто не могло бы вмешаться в этот отдых рядом с той, кто так чистосердечно и старательно ухаживала за ним. Он не чуял, что через несколько минут, часов или дней и его, и новой хозяйки – хотя она сама считала себя не владельцем его, а другом, – может уже не быть в живых. Тана мечтала, что он поправится, отдохнёт как следует и будет с ней играть. Она покажет ему, как ловить мячики и бегать за бантиком на верёвке, купаться в речке и забираться на деревья. Они начнут хорошо проводить время вместе… Подняв глаза к небу, Тана увидела облака и удивилась – тому, как давно она не угадывала разные предметы и существ в их очертаниях. Эти особенные, искусственные облака никогда её не меняли, но с наступлением ночи рассеивались, а утром программа создавала новые. Тана и забыла, что обожает на них смотреть, давая покой эмоциям и разуму. А ведь раньше они с Ли часто этим занимались. Ли… Где же он? Неужели ей не суждено опять увидеть его? Она уверена – он не станет возражать против питомца. У них получится замечательная семья. Ни в коем случае нельзя прекращать в это верить! Она, наверно, хочет слишком простых и приземлённых вещей для одарённой, но ими её мир, конечно, не ограничится. Она ещё в путешествие на другие острова не отправилась! И не научилась печь пирожные и готовить мороженое! И чтобы непременно сами во рту таяли, а к ней выстраивались очереди за добавкой! Тана хотела прославиться своими оригинальными рецептами, пусть ещё даже и не проверяла, осуществимы ли все её идеи на практике. Этого она хотела гораздо больше, чем стать Мастером, хотя и подрастающему поколению магов она точно отыщет, что сказать и какие навыки передать. Возможно, где-то на этом этапе Мастера и ошибаются? Поэтому Хранители могущественны, но не понимают элементарных вещей? Им не смогли донести те правильно, или во время обучения они налегали только на практическую сторону, отбрасывая всю философию Мастеров? Не зря же злые и острые языки давно прозвали всех Мастеров неудавшимися Хранителями, а саму причину их возникновения – надо ведь, мол, куда-то столько взрослых одарённых девать! При таком отношении естественно, что те, кто метит в Хранители, будут впитывать знания, как губка, но отбросят все лишние, по их мнению, рассуждения. Всё равно при Храме им будут даже самые мелочи объяснять по-другому. Те, кто достиг большего, нежели возиться с горсткой молодых шалопаев, пытаясь внушить им хоть зачатки здравого смысла – вернее, того, что Мастера за него выдают. При Храме им скажут, что их воля – безусловный закон, их приговоры неоспоримы, а всё, что они предпримут, идёт лишь на пользу, к лучшему будущему. Такой ложью пичкают всех Хранителей, не так ли? Тана не понимала, откуда у неё такие сведения, ведь обряды над ней провести не успели, но знала наверняка. Просто интуитивно ощущала, что так оно и есть. Это настораживало, но, похоже, придётся принять как данность, поскольку истолковать подобное ей, увы, пока что было нечем.

Или вина в них, таких, как она и Сабра? В людях, не разменявших совесть на медную крупу. В тех, кто думает не только о том, как бы нагрести побольше себе за щёки и в закрома, а честно готов разделить ресурсы и блага на всех? Они не идут в Хранители, предоставляя эту привилегию тем, кто и делает вещи такими, как всё обстоит теперь? Свобода выбора и самоопределения – неотъемлемое право каждого, но нет ли таких ситуаций, когда им стоит поступиться? В конце концов, иногда, как ни крути, без жертв и впрямь не обойтись, потому что, сохранив одно, ты после можешь попасть в тупик, выбраться из которого можно, лишь навсегда отказавшись от чего-то другого. Это как вовремя отсечь одну поражённую смертельной болезнью конечность, чтобы сохранить остальное тело. А если на кону не только твоё, которому ты хозяин и можешь решить, что лучше погибнуть всему, но и многие чужие? Вот то-то же. А они с Саброй повели себя как эгоистки, и теперь за это расплачиваются. Величайший грех – не трусость, не робость и не медлительность. Это – бездеятельность. Пока занят размышлениями на тему того, что всё как-то разрешится без тебя, все остальные, как знать, могут рассуждать в точности так же, и в итоге не сделает никто и ничего. Нельзя полагаться ни на кого, бери ответственность в свои руки и не жди, пока предназначенный тебе горький пирог съест другой, это низко и бесчестно. Да, Тана стыдилась себя – того, что отворачивалась от очевидного, подобно зайчонку, который уверен, что, пока он прячется мордочкой в норке, охотники его не схватят.

Внезапно что-то обвило запястья и лодыжки Таны, вздёрнуло её высоко в воздух. Пуссан не проснулся достаточно быстро, чтобы успеть соскочить с её ног на крышу, с жалобным мяуканьем, суча в падении лапками, он сорвался вниз, глядя на Тану с явным обвинением в том, что она подвела его, но и с дикой мольбой о спасении.

– Нет! – закричала Тана, дёрнулась в своих невидимых путах и расплакалась. Опять кто-то что-то решил помимо неё, а её сладкие грёзы безжалостно отняты.

Да сколько же можно?! Когда её желания и намерения будут тоже принимать в расчёт?! Как они вообще посмели так обойтись с беззащитным малышом, пушистым, милым и уж точно никому не вредящим?!