Хамелеонша

И невнятный лепет девушки в ответ.

Регент никогда не бывал груб с племянницей, но и приветлив тоже не был. Смотрел, как на пустое место, и не замечал, пока она сама к нему не обращалась. Тогда отвечал, но без малейшего намёка на теплоту. Леди Бланка трепетала перед родственником. Она трепетала перед всеми. Отсюда мысли Тесия потекли в новом направлении – к той, чей искоса брошенный взгляд обжигал, а подбородок гордо вздёргивался, словно девушка готовилась к битве. Искусанные губы сжимались, удерживая искренний ответ, выхолащивая его приличиями, иссушивая и пропуская через сито воспитания, чтобы на выходе выдать тусклую обезличенную фразу. Но ничего, со временем она привыкнет общаться с ним свободно, поймёт, что он это ценит.

Скорей бы ужин! Однако за ужином Тесия ждало разочарование: она не пришла.

13

Ещё некоторое время по возвращении с перерыва я сидела вместе со всеми в рабочей комнате. Если ко мне обращались, отвечала вяло и то и дело кашляла. А когда пришли пажи, попросилась к себе.

– Простите, Ваше Величество, мне снова неможется.

– Вы пропустите пир?

– Надеюсь, что нет.

Королева внимательно на меня посмотрела. Я приготовилась к расспросам, но она просто кивнула:

– Идите, позже я пошлю кого-нибудь вас проведать.

– Благодарю, не нужно беспокойства, я отлежусь, и станет лучше.

– Должно быть, леди Лорелея подхватила лихорадку на прогулке, – заметила одна из фрейлин под сдержанные смешки остальных. – Сырость и страсть губительны при таком хрупком складе.

– Должно быть, так, – безразлично ответила я.

А на пир я всё-таки пойду, чтоб не вызывать подозрений королевы. Зато на рассвете, когда люди Венцелей рассядутся по коням, а нам с Людо голубь передаст «роковое известие из дома», вынуждающее немедля вернуться в родовое гнездо, брат объявит, что я слишком больна, вдобавок потрясена несчастьем, поэтому не в состоянии подняться с постели. И он, конечно, не бросит меня здесь одну…

Насильно увезти еле живую деву у всех на глазах рыцари не смогут, задержаться здесь – тоже: королевское гостеприимство имеет границы. Им придётся ехать без нас. Останутся только те, кому поручили наши с Людо головы. Надеюсь лишь, что это будет не свита в полном составе… А там уже решим, как разобраться с ними и недовольством королевы. Главное сейчас – зацепиться при дворе.

Когда в дверь постучали, я бросилась на кровать и натянула одеяло до подбородка:

– Войдите.

Королева не забыла своего обещания и прислала служанку с горячим вином, сдобренным специями, – от озноба.

Оставив кубок, девушка удалилась. Горьковатый пряный запах щекотал ноздри, в животе заурчало, а рот наполнился слюной. Из-за прогулки с Тесием и обсуждения плана с Людо я не успела поесть, а до пира ещё час-другой. Завтрак давным-давно переварился даже в воспоминаниях.

Я выгребла со дна сундука остатки чёрствых гренок, разломала и кинула в кубок. Дождавшись, пока сухари немного размокнут, принялась доставать по кусочку, сперва высасывая жидкость, а потом поедая всё равно жестковатый мякиш.

Наверное, не стоило пить вино на голодный желудок, а может, я и правда подхватила лихорадку, потому что щёки внезапно обдало жаром, и комната поплыла перед глазами. Пришлось опереться о стену. До кровати всего три шага – легче лёгкого… Но тело вдруг размягчилось, и члены разладились. Ноги уводили в сторону, руки бестолково хватались за воздух, а отяжелевшие ресницы тянули книзу. Когда они стали неподъёмными, пол кувыркнулся навстречу, погрузив всё в темноту…

…Тесий заставил меня танцевать с огненными веерами перед Бодуэном, пригрозив в противном случае утопить Артура. Но я не умею! Ему плевать, это мой долг… Я закрывалась ладонью от жара, не зная, как подступиться к раскалённым докрасна железкам. Наконец кое-как ухватила их и закричала от боли. Запахло горелым мясом, как тогда, когда Артур катался по плитам, прижимая ладони к обожжённому лицу. Значит, теперь я тоже изуродована до конца жизни…    Перед глазами всё мельтешило, вспыхивало, вертелось и рассыпалось искрами, а веера рвались из рук лязгающими птицами, приподнимая меня над землёй. Почему я раньше не знала, что умею летать? Наверное, просто не проверяла…

Голова кружилась всё сильнее, хотя я лежала на полу, а потом я вспомнила, что не лежу, а иду, и очутилась перед аркой. Гишпанский мох шипел и извивался связкой змей, норовя ужалить, в саду свирепствовала гроза. Мостки раскачивались, цепи скрипели, а вспышки молний отбликовывали на мокрой траве и лепестках. Я поняла, что Артур где-то там, на одной из этих дорожек, и нужно спешить. Снова сверкнула молния, высветив далеко впереди худого светловолосого юношу.

– Аааартууур! – крикнула я, но рот залепило ветром и дождём.

Он не услышал и скрылся на соседней аллее. Тогда я, сцепив зубы, ступила на шаткий мостик… Доски плясали под ногами, щели ширились, меня встряхивало под злорадные завывания ветра, кожа на ладонях горела и кровоточила от попыток удержать цепь. Отовсюду из темноты за мной наблюдали сотни мерцающих глаз: звери жадно ловили каждое движение, дожидаясь неверного шага, чтобы наброситься и растерзать. Их становилось все больше и больше, а я упрямо шла вперёд, полуослепшая от дождя и страха.

Вода в озере превратилась в вино, забурлила и поднялась, наполовину затопив мостик. Опустив глаза, я обнаружила проплывающих у самой поверхности людей. Там были те, кого я знала и потеряла, включая родителей и кормилицу…

– Пусть все они захлебнутся в крови, – прошипела она со злобно перекошенным лицом и распалась на две части…

А потом я увидела Артура: он лежал лицом вниз в гроте с водой. Сердце наполнилось ледяным крошевом. Опоздала! Я вытащила его на каменный уступ и принялась трясти, растирать неожиданно горячие руки, хлопать по щекам, уговаривая:

– Очнись! Да очнись же!

Но говорила я не своим голосом, а голосом Людо. И тогда я поняла, что меня на самом деле нет: умерла семь лет назад вместе со всеми. И точно, среди проплывающих тел вдруг заметила себя – волосы раскинулись водорослями, губы обмётаны, а в сложенных на груди руках – погасшая свеча.

– Очнись!

Как больно щеке… почему мне больно, если я бесплотный дух?

Ай! И второй тоже… Я пыталась увернуться, но ветка хлестала меня по лицу, а сад ходил ходуном, переворачиваясь с ног на голову.

– Она вас не слышит. Вот, дайте ей.

– Что это?

– Крапивное семя, приведёт в чувство. – И после паузы, раздражённо: – Вы мне или верите, или нет! Зачем бы я стала раскрываться перед вами, если б желала её смерти?

Мне знаком этот голос, но я никак не могу вспомнить, чей он. Внезапно Артур дёрнулся у меня в руках, очнулся, сел и начал запихивать мне в рот водоросли. Фу, нет! Я мычала и пыталась его оттолкнуть, но он держал крепко и надавил на челюсти, вынуждая разжать зубы. Я кашляла, задыхалась и глотала эту мерзость.

Сквозь сад на мгновение прорезалась комната и снова потухла. Вот опять… стены с вытянутыми тенями и пятно масляной лампы. Её тусклый свет до слёз резал глаза. А потом замаячило знакомое лицо – перекошенное от ужаса. Людо… Он быстро прижал меня к себе и облегчённо выдохнул. Я попыталась поднять руку, но она не двигалась, то же самое было со всем телом.

– Людо, значит, я есть?

Но язык вытолкнул клейкую кашу звуков.

Почему я на полу? И кто эта девушка? Она присела рядом, и в нос ударил сладкий цветочный аромат.

– Очнулась? Отлично, теперь поскорее перенесите её на постель.

Людо сделал, как она велела. Девушка же метнулась к двери, приложила ухо и активно замахала рукой.

– Слышу шаги. Это он!

Брат обернулся по сторонам и сдёрнул свечу с подсвечника, обнажив длинный штырь. Острый металлический кончик сверкнул, поймав отблеск лампы.

– Этим?

Йоса… я вспомнила, как её зовут… Сознание возвращалось быстрее, чем способность двигаться.

– Нет, должно выглядеть естественно.

Брат сделал было движение к кувшину для умывания с тяжёлым донышком, но тут шаги остановились совсем близко, и он спрятался возле двери. Королева бесшумно отступила в угол, проглоченная густой тенью.

Я одна осталась лежать на кровати, растерянная и пытающаяся собрать в голове мозаику происходящего. Дверь скрипнула, образовалась небольшая щель, словно кто-то ощупывал взглядом комнату, а потом створка раскрылась шире, впустив Камдена, – того самого рыцаря-весельчака, тискавшего повариху. Сейчас на его лице не было и тени улыбки. Я приподнялась на локтях, по-прежнему не в силах понять, что происходит, и он замер, словно не ожидал застать меня бодрствующей. Но тут же оправился, не глядя захлопнул дверь ногой, подхватил с пола упавшую подушку и двинулся на меня, бормоча, будто уговаривал пугливую лань: