Становясь легендой
Начало путешествия было ровно таким, каким он и ждал. Стоило каравану выехать из города, их обступил густой дремучий лес незнакомых деревьев. Ели с зелеными иглами вместо листьев и изящные березы с белой полосатой корой – все это было очень удивительно. Однако, прошли часы, а потом и дни, а пейзаж вокруг все не менялся, каждую минуту мимо Вольги проносились сотни берез и елей, и кроме них вокруг не было ровным счетом ничего. На четвертый день, – о чудо, – караван проехал мимо заброшенного поля, и тогда царевич смог целых полчаса любоваться высокой серой травой, превратившейся по осени в хрупкое сено. Что и говорить, жалкий вид местной природы не шел ни в какое сравнение с изумрудными джунглями Охмараги… царевич был разочарован.
Вольга решил, что в Рашемию намертво въелась безжизненная серость, казалась, она проливалась на землю вместе с дождем и тусклым солнечным светов, едва проникающем сквозь густую пелену облаков. За непроницаемым серым одеялом, окутавшим небо, не было видно даже осколков островов поднебесья, не то что живых капалов!
Небо представляло собой удручающее зрелище, но земля… до сих пор Вольга думал, что ничто не может сравниться с грязевыми болотами Охмараги, которые прятались в глубине джунглей, коварно поджидая неосторожных животных и сенари. Однако, если на Охмараге губительных болот избегали, то в Рашемии их называли дорогами. Вечное месиво грязи, в котором, царевич был уверен, наверняка тонули неосторожные лесные животные и особо мелкие путники.
Вагоны с мощными колесами, каждое из которых было диаметром едва ли не в полтора метра, то и дело застревали в размокшей земле, и вытащить их не могли ни рабы, ни даже лошади-тяжеловесы. Тогда за дело приходилось браться охотникам.
Огни терпеть не могли возиться в грязи, но, когда караван намертво вставал на дороге посреди глухого леса, выбирать не приходилось. Вдесятером могучие сенари, средний мужской рост среди которых достигал двух метров, а вес – порядка ста пятидесяти килограммов, легко выталкивали застрявший вагон из очередной ямы.
Огни никогда не мылись – им не нравилась остужающая тело вода, любая грязь сама сходила с раскаленной кожи. Однако после того, как с ног до головы извозишься в жидком месиве непонятно чего, приходится задумываться о чистоте. В воду огней с рождения было не загнать: они терпеть не могли холодные волны, и если и мылись, то только в паровых банях. Но, вот беда, посреди глухих лесов ни одной не оказалось, потому огням приходилось дожидаться, пока грязь застынет на горячей коже, а потом соскребать ее руками. И, так как вагоны застревали по нескольку раз в день, очищаться охотники попросту не успевали. Очень скоро все сенари покрылись грязевыми панцирями и стали похожи на сынов земли. Все, кроме Вольги, разумеется.
Царевич после того, как ему надоели новые деревья и вялое пение местных птиц, почти все время проводил внутри своего вагона. Он знал, что дорога будет долгой, и припас на этот случай целый сундук книг, которые давно хотел прочесть, но все не находил времени. Теперь, когда бесконечные государственные дела отпустили, а охотиться было не на кого, Вольга мог погрузиться в чтение. При сборах он готовился к очень длинной дороге, но ему и в голову не могло прийти, что последнюю книгу он закончит спустя первые пять дней пути! Он-то надеялся, что у него возникнут дела во время путешествия, что он будет заниматься еще хоть чем-нибудь, например, общаться с магами из встречных караванов или останавливаться возле опасных участков леса, где можно поохотиться… но нет. За все время пути сенари, вздумавшие путешествовать по главному тракту Рашемии в самый сезон бездорожья, не встретили ни души.
Вдоль северных дорог, которые оказывались достаточно широкими для каравана сенари, не находилось ровным счетом ничего. Даже деревень с дикими людьми поблизости не было, только опостылевшие деревья, да редкие запущенные поля.
В одну из долгих остановок Вольга не выдержал и предложил своим охотникам отправиться в лес, чтобы поискать крупную живность, вспомнить былые времена на Охмараге. Эту идею воющие от скуки огни приняли с восторгом, быстро собрались и отправились в лес, предвкушая предстоящее развлечение.
Новые звуки и запахи не смутили опытных охотников, прошло не так много времени, прежде чем главный следопыт обнаружил след незнакомого хищника. Через несколько часов после этого охотники вышли прямо на зверя… это был ленивый жирный медведь вчетверо меньше самой мелкой мантикоры. Зверь мирно разорял муравейник на полянке и даже ухом не повел, когда живые огни приблизились к нему.
Убивать такое мелкое животное, которое к тому же готово было есть с рук, сенари не стали: это было бы величайшим позором, все равно что хвастаться убийством котенка. Хотя, кажется, даже котята ягуаров были опаснее, чем эти хваленые рашемийские медведи. Охотники вернулись в лагерь ни с чем, разочарованные и злые.
Все, что оставалось сенари, это с нетерпением ждать первого крупного города. Огни мечтали о том, как хорошенько отпарятся, смогут поесть чего-то, кроме походной еды, и наконец-то развлечься. Все чаще и чаще среди охотников упоминались храмы богини любви Шерис.
Однако, город стал для них еще большим разочарованием, чем охота на самого знаменитого хищника Рашемии. Никакого храма Шерис, – оказалось, запреты бога справедливости Клевор почти истребили их еще тридцать лет назад, – и никакой парной. Единственное, что дикие городские люди смогли предложить сенари, так это тесную комнатушку с сухой печкой, которую специально для огней растопили так сильно, что ничто живое не могло попасть внутрь.
И хотя это место не шло ни в какое сравнение с ароматными банями Охмараги, после долгого пути огни были рады и такому. Хлестать друг друга сухими березовыми ветками им даже понравилось, так что Вольга скупил пару сотен веников про запас: жители города уверяли, что такие березовые ветки есть только у них, а в остальных местах их бесстыдно подделывают. Царевич подозревал, что его обманывают, но ему нравился запах дыма от сушеных березовых листьев, и в пути он иногда развлекался тем, что жег их.
Еда в городе оказалась еще хуже, чем походная снедь сенари. Мало того, что в Рашемии не умели готовить пищу без мяса, так и мясо они ели мертвое, убитое Святые Огни знают когда! Падаль живые огни есть не собирались, и предпочли убраться из города как можно скорее. Жители были разочарованы скорым отъездом богатых гостей, однако упрашивать Вольгу и его свиту погостить не стали: остатки здравого смысла подсказывали людям, что со скучающими сенари огня лучше не связываться.
Следующий город был не лучше, но там в почтовом доме караван ждали заранее присланные припасы и теплая одежда. Вещи из родной стороны, – особенно бочки охмаражского вина, – приподняли дух путешественников. Сенари распили половину бочек в тот же день и тут же нашли себе развлечение в виде группы чернобровых танге́йцев с женщинами в цветастых тряпках и ручным медведем.
Вольга велел своему старшему рабу, – языкастому рыжему леннайю, который говорил с людьми от имени царевича, – хорошо заплатить шутам, чтобы те исполнили перед ним и его свитой все народные песни Рашемии. О том, что перед ним уроженцы совершенно другой страны, Вольга даже не догадывался. Однако, не было в этом мире такой вещи, которую тангеец не готов был сделать за деньги, а сенари не мог бы купить. Тангейцы согласились петь, и зрелище это было жалкое… Но, в конце концов эти дикие пляски и крики были хоть каким-то развлечением после глухого леса. Особенно царевичу понравился дрессированный медведь, который забавно кружился и бил лапами в бубен. Вольга решил выкупить его у тангейцев и отправить во дворец в подарок Еве, – это была бы прекрасная шутка, как он подумал. Но потом царевич вспомнил, что животное, привыкшее к холоду, скорее всего погибнет в жарком климате, и оставил эту затею к великому разочарованию тангейцев – они-то уже предвкушали горы драгоценных камней за облезлого старого медведя.
Огни, истосковавшиеся по женщинам, пробовали обольстить тангеек в цветастых юбках, – те казались им куда привлекательнее, чем серые рашемийские простолюдинки, – но все как один потерпели неудачу. Ни одна свободная женщина в здравом уме не согласилась бы на ночь с чернокожим великаном с пламенем на голове, будь у него в штанах хоть сотня самоцветов.
Зато рабам-леннайям, которые ухаживали за лошадьми, и могучим слевитам, которые следили за повозками, везде были рады. Сенари с завистью наблюдали за тем, как весело их рабы болтали на общем наречии с людьми, уплетали жареное на костре мясо, спорили с мужчинами и ловили заманчивые улыбки женщин. В ночь, когда Вольга нанял веселых тангейцев, ни один леннай в свите не остался без подружки, а у некоторых оказалось даже по две. Изящные, но сильные нелюди с яркими глазами и проникновенными голосами всегда имели большой успех у женщин всех рас.
Караван задержался в городе на пару дней, пока не кончилось вино, а затем путь пришлось продолжить. Жизнь, окрасившаяся было в пестрые тона, снова смешалась в череду ям на дорогах и опостылевших до зубного скрежета лесов.
Через две недели их пути на север заметно похолодало. Огни до последнего храбрились и не одевались теплее, но одним утром Вольга, даже на чужбине не изменявший привычке ходить в одних только легких шароварах, вышел наружу в красно-золотом халате из шелка. Это было негласным разрешением, и охотники смогли утеплиться, не опасаясь быть осмеянными.
Спустя три недели с того момента, как корабль из Охмараги высадил путников на чужие земли, Вольга с удивлением обнаружил, что они не успевают к назначенному времени к северным ведьмам. Видимо, дело было в дорогах: люди из Охмараги под началом Орландо Руладо шли по этому пути летом и грязевые болота их не беспокоили. По новым расчетам, времени на то, чтобы добраться до Ковена, потребуется вдвое больше, и это если они успеют до того, как все дороги заметет снегом. В одном из городов Вольга узнал, что после последнего месяца осени все, что на колесах, запирается в сараях. Проехать по заснеженным землям Рашемии можно будет только на санях.
Ситуация обеспокоила царевича: его не радовала мысль застрять в этой богами забытой стране на всю зиму. Однако, еще была надежда на то, что они успеют добраться до северного побережья быстрее, чем снег помешает им продолжить путь. Ковен находился на острове посреди Северного моря, и там царевич собирался нанять корабль, который довез бы его прямо до берегов родины. Путешествие по морю, конечно, ненамного веселее, но на воде по крайней мере не будет этих проклятых ям.
Сенари уже прошли две трети пути на север, на улице становилось все холоднее, а печки в деревянных вагонах поставить никто не додумался. Чтобы рабы, уже вовсю кашляющие и шмыгающие носами, не вздумали умирать в дороге от болезней, охотникам пришлось расселиться таким образом, чтобы вместе с каждым живым огнем в вагоне спало по три-четыре слуги.
За все время пути Вольга мог общаться только с огнями, ведь царевич не мог позволить себе пасть до того, чтобы говорить на общем языке с простолюдинами, – его свита не поняла бы этого. Он сам бы не понял. Но Вольга уже по сотне раз выслушал охотничьи истории своих приятелей, один вид которых опостылел ему едва ли не больше, чем пресловутые ели, и готов был говорить с кем угодно. Видят Святые Огни, царевич с великим удовольствием поболтал бы с леннайями о лошадиных подковах или со слевитами о еще какой-нибудь ерунде. Он даже в тайне надеялся, что мест на всех не хватит и к нему в вагончик все-таки подселят какого-нибудь раба, знающего язык хотя бы на уровне Эльги… однако надежды эти, разумеется, были тщетными. Леннайи и слевиты готовы были улечься друг на друге, лишь бы не оказываться наедине с наследником, который еще во дворце прославился своей любовью к жестоким шуткам над рабами.
Вольге предстояло перечитывать все свои книги по седьмому разу, да жечь со скуки березовые листья.
Когда на пути сенари показался постоялый двор «Лошадиная Косынка», все приободрились. Обычно каравану из около сорока людей и нелюдей в подобных заведениях мест не находилось, да и сами уроженцы Охмараги не горели желанием ночевать в нищих комнатках, когда можно спать в собственных домах на колесах. Однако, сейчас на улице стало слишком холодно, и даже сенари хотелось побыть в теплом натопленном помещении, пусть даже одну-единственную ночь, пусть даже спать придется по семеро человек в комнате.
В «Лошадиной Косынке» нашлось не больше десяти свободных комнат, но после того, как с хозяином поговорил личный раб царевича, часть постояльцев была выдворена в конюшни. Разумеется, сенари щедро оплачивали все неудобства, так что в конце концов люди сами бегали за охотниками, умоляя выкупить у них ночь в худой комнате за горсть крупнейших по рашемийским меркам рубинов. Все наемники, остановившиеся в этот день в «Лошадиной Косынке», волей судьбы стали сказочными богачами, которым не придется работать больше ни дня в жизни.
В итоге всем, и рабам, и охотникам досталось по койке. Только Вольге разместиться было негде: единственная спальню «королевского» уровня, где мог бы спать царевич, была занята. На все угрозы хозяин только испуганно поднимал руки, мол, человек, велевший приберечь комнату был владельцем всех окружных земель, и поселить кого-то в его спальню нельзя. По крайней мере, без его согласия. Владелец трактира умолял сенари подождать, пока граф приедет, и самим с ним поговорить, а за ожидание пообещал, что его кухарки приготовят для иностранцев лучшие блюда Рашемии. Он уверял, что таких блинов и пирогов с капустой странные гости, отказывающиеся от мяса, нигде и никогда больше не попробуют.
Царевич, стоявший все время разговора в стороне и ни единым жестом не дававший понять, что спор о комнате хоть как-то его касается, оставался равнодушным, потому рыжий леннай, ведший переговоры, согласился с тем, что вопрос со спальней может быть решен чуть позже, когда появится этот самый граф.
Столы быстро были сдвинуты вместе, толстые веснушчатые служанки стали выносить из погребов припасенные на зиму соленья, чтобы угостить оголодавших сенари. Смышленый хозяин велел не жадничать и нести великанам все до крошки: за камни, которые оставит царевич, он сможет купить в городе новый трактир, не то что пополнить пустые кладовые!
На столе появилось даже вино, припасенное для графьев. Избалованным сенари оно показалось совсем не таким мерзким, как то, что подавали им раньше. Огни остались довольны, а когда служанки вынесли им горы ароматных блинов, вареников и пирогов, совсем развеселились.
«Лошадиную Косынку» наполнили споры и пьяный смех, как в лучшие ее вечера. Захмелевшие слевиты затевали небольшие потасовки, леннайи один за другим начали испытывать острое желание спеть что-нибудь, а сенари весело переговаривались на своем странном птичьем языке, по двухсотому разу вспоминая охотничьи байки со своей родины.
Хозяин постоялого двора, внимательно следивший как за слугами, так и за необычными гостями, готов был вздохнуть с облегчением: пока все шло отлично. Настораживал его только скучающий вид царевича, но тот, кажется, был самым спокойным из всей этой черномордой братии.
Вольга пил и ел со всеми, но выглядел при этом мрачнее грозовой тучи. Царевич угрюмо нависал над своей тарелкой с вонючей квашеной капустой и огурцами, взгляд его был устремлен в пустоту, а мысли, надо понимать, витали где-то очень далеко от шумного зала.
Вдруг дверь в трактир с грохотом открылась, засвистел промозглый ветер, порог тут же замело первым снегом. В зал ввалились двое путников, промокших до нитки. Это был беловолосый молодой человек, завернутый в узкий плащ, и молоденькая леннайка, видимо, его подружка.
Хозяин тут же поспешил к ним, шепча что-то, но молодой человек замахал на него руками, указывая на свою вымокшую одежду.
– Слушать ничего не хочу, пока не принесешь нам горячего вина и ужин! И, ради всех Богов, нагрейте воды, а не то мы непременно простынем!
– Но граф Лорен, послушайте!… – воскликнул хозяин.
Но юноша уже двинулся к лестнице на второй этаж, где находились комнаты, обнимая за плечи худенькую леннайку: путники так устали, что не заметили странных гостей постоялого двора. Однако, стоило им пройти половину пути, один из рабов преградил им путь.
Рыжий леннай объяснил, что все комнаты заняты, а самую последнюю, ту, которую, судя по всему, и собирались занять пришельцы, хорошо бы отдать царевичу Охмараги. Однако, юный граф покачал головой. Только сейчас он заметил необычных постояльцев, и теперь осматривал живых огней, гадая, какой из этих темнокожих великанов с одинаковыми лицами царевич. Как только его взгляд наткнулся на Вольгу, отстраненно смотрящего в пустоту, он все понял.
– Царевич Вольга, добро пожаловать в наши края, – проговорил граф, подойдя к сенари огня. – Извините, но мы вымокли до нитки, девушке необходима теплая комнату, иначе она заболеет. Вы не можете ни замерзнуть, ни заболеть, и надеюсь, не будете против, если комната останется за нами.
После этих слов разболтавшиеся охотники разом умолкли, слевиты и леннайи тоже притихли и обернулись на маленького графа. Еще ни один человечишка за все время пути не смел перечить им, тем более говорить с царевичем. Тем более отказывать ему.
Вольга молчал, он даже не удостоил человечка взглядом. Молчание прервал один из живых огней.
– Что ж, за девушку можешь не переживать, – осклабился он, поднимаясь из-за стола и подходя к тщедушному юноше, назвавшемуся графом. – Без тепла она не останется!
Он встал прямо перед графов, не сводя горящих желтых глаз с прекрасной леннайки. Необыкновенную красоту юной нелюди приметили уже все в зале, даже Вольга, скользнувший по паре равнодушным взглядом.
– Выметайся отсюда, пока жив, – пророкотал Святослав, смотря на графа с хищной улыбкой. Из-под натянутых губ показались мощные клыки, по черной коже забегали раскаленные блики.
Сенари не говорил больше ни слова, а поза его была самой что ни на есть расслабленной, однако в зале повисла звенящая тишина. Охотники подобрались, чуя, что сейчас начнется бесплатное представление.
Но тут произошло то, чего никто из присутствующих не ожидал. Девица выскочила между графом и сенари и зашипела на великана, щеря мелкие клыки.
От неожиданности живой огонь отступил на шаг, чем вызвал взрыв хохота со стороны своих товарищей. На голову оплошавшего сенари посыпались унизительные шуточки, которые заставили его желтые пламень взвиться вверх, а кожу посветлеть.
Вены на могучих руках огня вздулись яркими оранжевыми полосами, на пальцах заплясали языки пламени, один из которых тут же метнулся в сторону графа. Тот успел отпрыгнуть в сторону, и огонь вгрызся в сухие доски на полу. Если бы хозяин, заранее приготовивший ведра воды, не подоспел вовремя, никто из путников не получил бы сегодня ночлега: от «Лошадиной Косынки» осталось бы одно пепелище.
Но сенари не собирался останавливаться: он твердо намерился проучить человечишку, посмевшего отказывать его царевичу, и, бесспорно, виноватого в том, что над самим охотником посмеялись. К тому же, девица станет отличным подарком Вольге, который, все уже заметили, совсем заскучал в дороге.
Сенари гонял графа по залу, подпаливая ему то сапоги, то одежду. Охотники довольно улюлюкали, наблюдая за этим представлением, даже сам царевич как будто бы заинтересовался происходящим.
Охотник загнал графеныша в угол, тот уже не сомневался, что этот вечер станет для него последним, и молил о пощаде. Между ними завязался забавный разговор, сенари решил помучить жалкого двуногого, рассказав, что станет с его подружкой после того, как на заднем дворе закопают его обугленные кости.
Вольга слушал вполуха: происходящее внушало ему отвращение, однако вмешиваться он не собирался. В конце концов, его люди давно изнывали от скуки, а жизнь какого-то паршивого человечка волновала царевича меньше всего на свете. Однако, его позабавило то, как маленькая нелюдь, защищая своего тщедушного любовничка, зашипела на обидчика втрое больше нее самой. Вольга решил, что возьмет ее себе после того, как все кончится.
Блуждающий в своих мыслях царевич не заметил, как девушка-леннай оказалась рядом и вдруг заговорила с ним.
– Прекратите это! – воскликнула она на древнем языке, то ли умоляя, то ли возмущаясь. – Прекратите, пока ваш верзила не обжег его!…
Вольга так удивился, что даже взглянул на странную нелюдь. Отвечать он ей, разумеется, не стал, только сделал жест своему рабу, чтобы тот отвел девицу куда-нибудь. Несколько леннайев тут же обступили ее и повели наверх, в королевскую спальню.
Увидев, что его подружку куда-то волокут, неуклюжий граф умудрился проскочить под ногами сенари и бросился к рабам.
Огонь кинулся было за ним, и никто не знает, чем бы это все кончилось, если бы в этот момент дверь снова не распахнулась, с оглушительным грохотом врезавшись прямо в лоб огню. Все, кто наблюдал за невезучим охотником, невольно поморщились, но тут же переключили внимание на нового гостя.
Под всеобщими взглядами в зал ввалился высокий бродяга в грязном, некогда белом меховом плаще.
– Гайдан, старая ты собака, эля, пока я не умер!… Ну и ветрюга, до костей пробирает!… Давно я так не мерз!…
Вымокший до нитки нищий убрал с лица спутанную гриву темно-красных волос, открылось уродливое кроваво-красное клеймо, маской осевшее на его лице. Он осмотрелся, увидел сенари и графа с девушкой, окруженной рабами. Пришельцу хватило секунды, чтобы понять, что происходит, однако в лице он не переменился, только присвистнул и вдруг заговорил на языке живых стихий.
– Давно я не встречал сынов Святых Огней! Как далеко вы забрались от дома! – он говорил поразительно чисто, и этим окончательно приковал к себе все внимание. – Что привело сюда живых огней, рожденных в самом сердце мира?
– Ты знаешь язык. Откуда?– произнес Вольга, не сумев сдержать удивления.
Впервые за два месяца пути что-то любопытное! Кто знает, может, с этим бродягой даже удастся поболтать? Вдруг он окажется еще и магом?… Царевич был очень заинтригован.
– Нет в этом мире смертного, что знает больше. Я обо всем на свете расскажу, мне б только горло промочить сначала… – лукаво усмехнулся бродяга, взглянув на царевича из-под спутанных мокрых волос.
Вольга кивнул своему рабу, не сводя глаз с нищего, который каким-то образом выучил язык сенари лучше, чем рабы, родившиеся на Охмараге. Он говорил даже лучше Эльги, хотя речь его звучала не так легко, как требуется.
Рыжий леннай сказал хозяину постоялого двора, чтобы тот принес бродяге все, что тот захочет.
Граф и девушка мудро воспользовались тем временем, что выиграл для них незнакомец, и поспешили выскользнуть из трактира, пока о них не вспомнили.
Нищий тем временем уселся возле царевича, подвинув нескольких охотников. Одна из служанок поставила перед ним тяжелую кружку подогретого эля, и бродяга тут же осушил ее.
– Зовут меня Рэмол! – сказал он, с грохотом опуская посудину обратно на стол. Капли эля стекали по его заросшему красной щетиной подбородку. – И ваш язык я выучил на небе, пока подслушивал мольбы невольников для бога…
Лицо Вольги, посветлевшее было, снова приняло выражение угрюмой маски. Очередной сумасшедший, ну что за проклятье!? Святые Огни, и почему их так и тянет к нему?
Однако, в лице изменился не только царевич. Охотники, с самого начала решившие, что бродяга переоценил свою важность, усевшись возле самого Вольги, нахмурились.
– Молитвы для бога!?– воскликнул один из них. – Да как ты смеешь лгать царевичу!?…
Он дернул бродягу за плечо, скрытое под меховым плащом, однако пола плаща ушла вслед за рукой и раскрылась, превратившись в гигантское грязное крыло.
Вскрикнув, огонь отпрянул от незнакомца, а сам царевич, сидевший рядом, изумленно вытаращил глаза. Огни вокруг стали вскакивать с мест, не зная, чего ожидать от невиданного нелюдя.
Нищий тем временем неуклюже развернулся к охотнику.
Его крылья были огромны, наверное, в размахе каждое было не меньше трех метров. Массивные изгибы запястий могли уложить не хуже слевитовской дубины, тяжелые пятнистые красно-белые перья спускались до самого пола. Вопреки первому впечатлению, крылья вовсе не были грязными, – так казалось из-за их цвета, – только очень мокрыми.
– Это два крыла последних, руками трогать запрещаю! – проговорил бродяга, окинув охотника недобрым взглядом.
Во внешности оборванца в драной одежде и с бинтами на ногах вместо обуви не было ровным счетом ничего угрожающего, разве что его рост, который легко мог сравниться с ростом среднего сенари. Однако, что-то в его лице заставило незадачливого охотника послушно кивнуть. На мгновение, когда их с крылатым взгляды встретились, огню показалось, что из зрачков незнакомца льется тусклый свет, но потом он понял, что это был только отблеск его собственного пламени на голове.
