Донбасский Разлом

Когда люди разводятся, чтобы было не так больно и жалко, они обесценивают все, что делало их близкими и родными. В самом худшем варианте – последняя стадия развода – череда бессмысленных и жестоких оскорблений. Мы выбрали самый худший вариант. Бессмысленно и жестоко оскорбляя друг друга, не прощаем ошибок, не видим совместного будущего, мы считаем, что только наше мнение имеет право на жизнь. Свои заблуждения считаем истиной, свои убеждения – законом. Никто не готов и не хочет остановиться.

Мы еще долго можем обсуждать – по чьей вине все произошло. Кто что заслужил, сколько и по какому тарифу. Кто виноват и что делать. Или, многое пережив и переоценив, найдем в себе смелость посмотреть правде в глаза, пройти через боль и выбрать жить – по-людски.

Каждый из нас уже сделал выбор. Но жизнь заставляет делать его снова и снова. Отказываясь от выбора, мы отказываемся от возможности что-либо переменить. В своей неприязни мы зашли слишком далеко, и никто не знает, где та самая точка невозврата…

Она не пройдена. Точно не пройдена. Но каждый день мы делаем уверенный шаг в направлении «слишком поздно». Когда-нибудь наступит день под названием «ничего нельзя сделать». Кто-нибудь хоть раз серьезно задумался о том, что будет за этим днем? Кто будет? И будет ли?

Однажды я услышала слова, перевернувшие мою жизнь. Для того, чтобы остановиться и перестать разрушать – отношения, семью, мир – надо искать то, что объединяет или сможет объединить. Честнее всего нас – уехавших, оставшихся и принимающих объединяет боль. За тех, кого больше нет. За то, чего больше нет и не будет. Когда больно – люди не слышат друг друга. Надо просто позволить – заблуждающимся, глупым, немощным иметь право на жизнь и ошибку. И верить, что когда-нибудь нас объединит общая минута молчания и прощение…

Стихи

* * *

Дедушке

Детский сад, хрущевка, рядом лес
И окно знакомое на третьем…
Первый, от торца, его подъезд.
Поднимусь, но он не выйдет встретить.
Он не встретит. Я не проводила.
Что ж… Война. Обычные дела.
Проводы и встречи отменила
Эта «атипичная» война.
Кто-то в парке. Кто-то под обстрелом.
Слезы, смерть, омрiяний безвiз.
Без границ. Без меж. И без пределов
Дорожает, дешевея жизнь…

* * *

Жирной чертой разделены мои
ДО и ПОСЛЕ
Я стала старше – на век.
Мой сын стал взрослым.
Мои друзья поделены
На ТЕХ и ЭТИХ
За боль и слезы в ответе ТЕ
В ответе ЭТИ…
Мы были целыми до войны
И знали цены
Переоценены, снесены
Наши пределы.
И жизнь поделена напополам
И нету дома.

Константин Скоркин

Константин Скоркин родился и вырос в Донбассе, писатель и публицист, журналист, участвовал в культурной жизни Луганска как один из основателей общественной организации СТАН (2004–2014), публиковался в сборниках этого объединения, периодике Украины и России. Работает политическим обозревателем в Московском центре Карнеги.

Карбон[1 - Карбон – (каменноугольный период) – предпоследний (пятый) геологический период палеозойской эры (Википедия).] (антиутопия)

Мы собирались по пятницам, по обыкновению в «Шоколаднице», на Хрещатике. Прямо перед окном, выходящим на главную улицу страны. Еще недавно здесь пульсировала революция, но Кризис нанес на все свой суровый отпечаток. Вадим любил говорить, что здесь он чувствует себя в штабе Революции. Он же приходил обычно первым, вольный философ делал первый заказ на всех – коньяк, кофе, чего-нибудь перекусить.

Следующим приходил Саша, друзья выпивали по 50 и вели светскую беседу, пока не появлялся Влад, он выпивал штрафную порцию, сосредоточенно закусывал, в последнее время его беспокоил желудок. И, наконец, Вадим открывал пятничное обсуждение вопросом: «Что нового?», обращенным, прежде всего, к Владу.

– Ничего хорошего, – морщился Влад, – Перекладываем деньги из одного кармана в другой. Последняя хохма – они пригласили в качестве эксперта Спилберга, Спилберга, вашу машу!

Друзья засмеялись.

– Вот уж поколение Эм-Ти-Ви, лучше бы Майкла Крайтона пригласили, – заметил Вадим.

Влад отмахнулся.

– На самом деле это не смешно, мы до сих пор не можем просчитать увеличение популяции, рост особей совершенно неконтролируемый. Не говоря уже о том, что мы по-прежнему не может определиться с истоками Кризиса – исследовательская группа фантазирует, что твой Спилберг. А велосирапторов видели уже в районе Старобельска.

В разговор вмешался Саша.

– Если тебе интересно, то у нас в редакции рабочая версия такая – Ахметов хотел сделать подарок Януковичу, яйца, найденные в шахтах в течении нескольких лет складировались на нескольких режимных объектах, пока ученым их не удалось реанимировать.

– И зачем Януковичу динозавры? – спросил Вадим.

– Тут масса возможностей – от ботинок из кожи игуанодонов до парка юрского периода в Межигорье.

Влад почесал переносицу.

– Мы больше упираем на российский след, для такого проекта нужна сильная команда ученых, если бы кто-то из западных светил приезжал сюда, то неизбежно пошли бы утечки, а российские ходят по струнке перед чекистами, может они динозавров разводят еще со времен Дзержинского. Биологическое оружие, бля.

Саша развел руками.

– Какая разница – к зиме все закончится, такие крупные рептилии не выживут в нашем климате. Вспомним Булгакова.

– Мы уже надеялись на то, что за месяц удастся локализовать кризис, между тем, пока он только разрастается. Зимы поздние и мягкие, и твари явно рвутся в Крым на зимовку, – парировал Влад.

Вадим разлил коньяк по бокалам и сказал:

– А я на самом деле рад, что так все получается. Динозавры – недостающий элемент экосистемы Донбасса. Помните, на юге Луганской области курды гоняли большие отары овец, которые превращали ландшафт в лунную пустыню, ни одно правительство не могло решить эту проблему. Динозавры сожрали эти вредительские стада за неделю.

– Да, вместе с местными жителями, – огрызнулся Влад.

Вадим улыбнулся:

– Ты сам говорил, что часть местных прекрасно уживается с динозаврами, я читал, что в глухих селах трицератопсов используют для распахивания полей. Нет, это все не случайно и не зря. Мы жили под собою не чуя страны. Динозавры вернули нам чувство истории.

– Вадику больше не наливать, – крикнул Саша, – Он сейчас договорится до того, что распространение этой заразы по стране – благо.

– Да, Саша, это так, мы закисли в постсовковом болоте, нужна была хорошая встряска, чтобы все проснулись. Это вызов, все наши метания между постмодерном и высоким модерном, наткнулись на прорыв из невообразимой доисторической эпохи.

– Это все пустые умствования, они нас сожрут, просто сожрут, без всякой философии, – мрачно отозвался Влад. – Разум против мощных инстинктов, и разум пока проигрывает, мы даже не можем понять из-за чего все началось.