– Но не семьдесят пять, как мне, – возмутилась тетя Маруся. – В твоем, я повторяю, юном возрасте, жизнь только начинается.
– Да ладно вам, теть Марусь.
– И ум только появляется. Это я тебе серьезно говорю.
Наташа удивленно посмотрела на нее и хмыкнула:
– Я думала, что ум намного раньше появляется. И никогда не считала себя глупой.
– А мудрой ты себя считаешь?
Наташа пожата плечами.
– Ты когда мудрость обретешь, то и глупость свою не теряй. Глупостью можно пользоваться в любом возрасте – разрешила женщина, глядя с высоты своего возраста.
Наташа скептично помотала головой. А тетя Маруся продолжала:
– А в тридцать пять девушка начинает понимать, что такое любовь и видит не глазами, а умом. Видит разницу между влюбленностью и любовью, между привязанностью и любовью, между увлеченностью и любовью.
Наташа наконец поняла о чем говорит женщина и возразила:
– Нет, тетя Маруся, я его действительно люблю.
– Дурочка ты, Наташенька, ох, дурочка. Нашла, кого любить.
Наташа поймала себя на мысли, что разговор с соседкой зашел в тупик, а выход из него в обратном направлении по тем же камням-словам, тропинкам-фразам, дорожкам-мыслям. Ей неимоверно захотелось остаться одной, чтоб вдоволь наплакаться. От души, с воплями, всхлипами, вложив в слезы всю горечь события.
Но валерьянка в дуэте с успокоительным чаем сделали свое дело, и Наташа лишилась возможности реализовать приземленные желания.
***
Прошла неделя, оставив тяжелый шлейф воспоминаний. Первый вечер она провела в компании жалости и слез. Им на смену пришли раздражение и злость. Эта сладкая парочка не долго успокаивала Наташу. Они быстро сбежали, оставив после себя след недоумения – как можно было разлюбить такую девушку, как она? Потом вернулись слезы – это естественно – а когда они закончились (хотя это вряд ли, кажется в ней неиссякаемое озеро), пришла апатия, подтягивающая депрессию.
Миша ушел неделю назад, а она еще к этому никак не привыкла и каждый день, приходя с работы, расстраивалась. Ожидания не сбывались, и обыкновенная привычка не могла стать особым пророчеством. Ее не встречал в зале на диване Миша, не спрашивал, когда она заходила в квартиру «Натуся, это ты?», хотя прекрасно знал, что это она. А кто же еще? Не для кого теперь стало готовить ужин. Не за кем стало ухаживать. Некого стало обнимать. И не смотря на жаркое время года, холодно стало в постели.
Наташа вошла в пустую квартиру, села в коридоре на пуфик и задумалась. Ни одной приятной мысли. Грустной тоже нет. Плохой – нет.
В лучах вечернего солнца на полу разыгралась пыль и паутинка.
Желания двигаться пропали вместе с мыслями. Ничего не хотелось, даже думать, не смотря на то, что это самое легкое дело.
Это депрессия – спокойно решила она.
А потом точно также спокойно решила, что поглотит ее эта самая депрессия.
Следующее решение спокойно вошло в голову – попадет в больницу в неадекватном состоянии. Чуточку пугал прием таблеток, но это было не настолько критично, чтоб она решила бороться с депрессией. Тем более она знала, что придется что-то менять. А как и что – не знала. Поэтому решила спокойно пересидеть в доме под названием «Горе» с подругой с именем «Депрессия Меланхолиевна».
Пыль плавно оседала на пол. Вдоль плинтуса прошел паучок – спешить ему было некуда, пылесоса он давно не боялся, потому что не встречал. Проблема нарисовалась в голове сама собой, но тоже как-то вяло и спокойно.
Как поменять все это? Как и что нужно менять, если ничего не хочется делать, руки опускаются, сил нет, в голове мысли только грустные и пессимистичные, а сама ходит чернее тучи.
Наташа вздохнула, сняла босоножки и пошлепала голыми ногами по прохладному полу в ванную.
В зеркальном отражении не увидела ничего хорошего. Серое лицо с синими оттенками под глазами. Унылый взгляд. Она умылась, долго терев лицо пенкой.
«Одно хорошо – думала она – я понимаю, что депрессия на меня уже напала, что выгляжу я плохо, это мягко говоря, что менять в моей жизни что-то надо. Так не должно продолжаться».
Она, не вытирая лицо, прошла на кухню и включила чайник, села, закрыла глаза и задумалась.
А все почему так? А все потому так, что не умеет Наташа ругаться. Вот если бы устроила она скандал Мише, выплеснула бы на него свои негативные эмоции, то не застряли бы они у нее сейчас в груди, в сердце. И не напала бы на нее депрессия.
Объяснения просты и ненавязчивы – все знают, что Наташа – тихая молчунья, скромная девушка похожая на собственную тень.
Что же делать?
Можно снять другую квартиру. Извиниться перед тетей Марусей и съехать в другой район. Поменять обстановку и соседей, которые не будут знать о ее разрыве с Мишей.
Поменять общение с прекрасными людьми, с Марией Александровной – тетей Марусей? Ивановыми со второго этажа, Кирсановыми – с четвертого? Уехать от них в другой район? Нет. Это нехорошая идея. Неправильное решение.
Тетя Маруся – мировая добрая старушка и квартира у нее хорошая и район удачный, в двух шагах от работы. У Ивановых – игривый пес и кричащий кот. У Кирсановых – трое детей, которые любят бегать по квартире, стучать, кричать, но не ругаться.
Чайник закипел и щелкнул кнопкой, а Наташа все сидела и думала, что менять что-то надо, но что именно – не понимала.
Или не хотела понимать.
Ведь если понять, что именно нужно делать, то это придется делать, а ей ничего не хотелось. Руки опустились, апатия полнейшая. На работе еле досиживала до конца рабочего дня. Домой плелась, как подбитая дворняга. Уютное гнездышко превратилось в грязную халупу. Продуктовый магазин обходила стороной, испытывая отвращение к еде.
Что же делать? Что делать?
Она провела по влажному лицу ладонями и приняла, как ей самой казалось в эту минуту, важное решение.
«Для начала нужно налить себе чай».
Решение оказалось и грандиозное и в тоже время легкое в исполнении.
Наташа выпила чай с печеньем. Со стола убирать не стала. Мимоходом взглянула в раковину, в которой давно никто не хозяйничал. Пошла в зал, задвинула шторы, забралась на диван, накрылась пледом, хотя летняя жара набирала силы, и уже давно пора было убрать его на антресоли до осени. Но в пустой квартире ей становилось холодно, неуютно и она забиралась под этот плед, согревалась и засыпала.
Среди ночи просыпалась, перебиралась с узкого дивана в свою комнату на широкую мягкую кровать. Одиноко крутилась-вертелась и под утро засыпала. И, естественно, просыпалась вся помятая и уставшая. И так повторялось всю прошедшую неделю.
Вот и сегодня она уже собиралась не отклоняться от вошедшего в правило графика вечерне-ночной жизни и уже даже скрутилась калачиком, но услышала мелодию телефона, которую они с Мишей поставили на его входящие звонки.
Она откинула плед, так, что он упал с дивана, сама слетела с него и помчалась на звук ее любимой мелодии. Где же он? Где этот телефон? Она суетилась и расстраивалась, что не может его найти. Сумочка небольшая, но поражает возможностью хранения в своих недрах ненужных вещей. Телефон все пел, играл и не находился. Наташа не выдержала и с отчаянием перевернула сумочку. Из нее вылетело все: кошелек, помада, пудреница… да где же телефон?… три ручки, блокнот, расческа, салфетки, что-то закатилось под тумбочку. А вот и телефон.
На дисплее светилось фото Миши. Она дрожащими от волнения руками нажала кнопку ответа и прижала трубку к уху:
– Алё – еле слышно сказала она, потом прокашлялась и повторила более уверенно – алло.
– Привет.