Бег по раскаленному песку

– Естественно. Я девушка порядочная и не хожу ночами сама.

Владимир помог ей надеть дедовский плащ, с которого еще стекала вода. Сам взял зонт, только для успокоения души, вроде от дождя что-то взял, но то, только зонт в такую погоду не спасет, потому что с неба уже не сильно льет и вся вода уже не сверху, а снизу, на земле в виде грязи и болота. Так и есть. Дождь мелко накрапывал, но небо было черное, ни одной звездочки.

Варя Николаевна с трудом переставляла ноги в резиновых сапогах, чуть не по самую щиколотку проваливаясь в гущу грязи. Идти было тяжело и неудобно, дорогу выбирали заросшую травой, чтоб меньше грязи, но это не спасало, на подошву приклеилось столько земли, что ноги становились неподъемные.

– Кажется, дождь не собирается прекращаться – прокомментировала Варя Николаевна.

– Да, действительно. Завтра в поле не выйдем, хотя планировал. Посадку пора делать. – он помолчал, потом задал вопрос, который его тревожил. – Варя Николаевна, как вы думаете кто эта девушка?

– Мое личное мнение то, что она не девушка легкого поведения – она подумала и продолжила – во-первых моя женская интуиция подсказывает. Во вторых она очень ухоженная. Волосы, лицо, ногти в конце концов. Девушки из рядов легкого поведения за собой так не ухаживают. В третьих – ее одежда. И если я ошибусь, то так и запишем в моих мемуарах (если вдруг решу их писать), что я ничего не понимаю в жизни.

– А что с ее одеждой? – полюбопытствовал Владимир.

– Это брендовый костюм от мирового кутюрье. Не удивлюсь, что из самой последней коллекции. Очень дорогущий. Не каждая девушка может позволить себе такую одежду. А ты говоришь «девушка с трассы», «услугами занимается».

– Да я понял уже, что ошибся.

– Ты бы сообщил куда надо, может ищут ее, переживают.

Они прошли по деревянному мосту через речку и очутились перед коваными воротами. Возле ворот сидел огромный пес, он давно их ждет, с того момента, как Владимир увел Варю Николаевна к пострадавшей девушке. Сидит, ждет, вглядывается, знает, что по этому мосту они вернутся. Увидел, забегал, встречая, радостным голосом гавкнул, морду между коваными прутьями просунул, узнал хозяина, заскулил от счастья.

– Зайдешь? – спросила Варя Николаевна, подходя к воротам.

– Нет, вдруг она в себя пришла, – отказался Владимир, погладил через прутья ворот мокрый нос пса – Майк, привет.

Не заходя во двор, они по очереди очистили сапоги от грязи. Майк за воротами никак не мог дождаться, когда же они доделают это грязное дело и войдут.

Они прошли во двор, прошли по освещенным дорожкам к дому, Майк бежал рядом, хотел, очень хотел запрыгнуть Владимиру на грудь передними лапами, но знал, что воспитанные собаки так не делают, а он ведь воспитанная собака, даже кинолог говорил, что Майк после занятий культурный парень, ну в смысле кабель.

Поэтому запрыгивать хозяину на грудь передними лапами он не стал, а вот бежать рядом и всем своим собачьим видом показывать, что он рад, очень рад, это ему можно. Хозяин, все это видел, но был не игрив, какой-то он озабоченный.

– Я тебя завтра с собой возьму – пообещал хозяин – а сейчас охраняй Варю Николаевна.

Майк пригорюнился, расстроился, опять хозяин его с собой не возьмет, оставляет охранять Варю Николаевна. А он так надеялся, что пойдет с самым любимым и дорогим человеком в лес, в поле, да куда угодно, хоть до речки (чего до нее ходить – вот она рядом с воротами), главное, чтоб с хозяином.

Майк грустно заглянул в глаза Владимиру и перестал махать хвостом.

– Без обид, Майк. Там грязно. Да и тебе еще отлежаться надо после болезни – оправдывался Владимир перед псом.

На крылечке Варя Николаевна отдала плащ, и Владимир его сразу надел на себя. Комфортней не стало, потому что сам уже промок до костей, но душе спокойней.

– Майк скучает без тебя – сказала Варя Николаевна про пса.

Пес, услышав свое имя, оживился, с нескрываемой надеждой: а может хозяин передумает и возьмет с собой.

– Я его завтра заберу, вижу, он уже лучше себя чувствует после болезни.

Владимир пошел по чистым после дождя и светлым от освещения дорожкам к воротам, Майк бежал рядом, с надеждой в душе, что хозяин заскучает и захочет взять его с собой, а я вот, рядом, я всегда рядом.

***

Звук. Что это за звук? Такой знакомый. Откуда-то из далекой – далекой памяти. Кажется, из детства.

Лика попыталась открыть глаза, но веки оказались такими тяжелыми, она решила закончить с этой безуспешной затеей.

Она еще не окончательно проснулась и находилась в полудреме.

Хотелось еще немножечко понежиться в постели и поспать. Она не выспалась. Очень рано проснулась. Еще рано, можно спать.

Ей даже сон снился, что она хочет спать и засыпает. Во сне ей все время кто-то мешал спать, то не давали лечь в постель, и ей приходилось спать стоя, то так сильно трясли кровать, что она во сне стукнулась обо что-то твердое, а потом вообще пытались открыть глаза. Что за люди? Никакого уважения и сострадания.

Вот к чему хроническая усталость приводит, что даже во сне снится, что она хочет спать, спит и смотрит сны.

Звук, знакомый звук детства усилился.

Точно! это звук дождя. Звук капель дождя, падавших на крышу дома.

Из глубин подсознания всплыли воспоминания. Когда она была маленькая, жила в деревне. У них был обыкновенный деревенский домик. Осенью шли дожди, Лика любила их, потому что в это время вся семья собиралась дома, в деревне все работы по хозяйству заканчиваются в непогоду. Папа растапливал печку, дрова в ней приятно трещали и обогревали все вокруг, становилось тепло и уютно. На улице мокро, прохладно и серо, а в доме тепло и комфортно. Даже от этого контраста ощущения становились более яркими и запоминающимися. После приготовления ужина, мама жарила семечки. Лика с Ангелиной лезли на чердак и слушали дождь. Грызли семечки, молчали, потом болтали, смеялись, но слушали. Шелуху от семечек кидали на старую газетку, старались не крошить и не мусорить, но это не удавалось, и мама заставляла их прибираться, потому что «на крошки от семечек могут прийти мыши». А потом Ангелина заметала мусор, а Лика держала совок. Так было всегда, потому что Геля старшая и веником управлялась лучше сестры.

Потом сестры спускались с чердака и вместе с родителями смотрели телевизор и щелкали семечки возле печи. Она любит этот домик и воспоминания о нем. Теперь домик стал их дачей. Они благоустроили его, обновили, крышу покрыли новомодной черепицей. Мягкая битумная черепица смотрелась красиво, качественно, и очень герметично, так что теперь на чердаке плохо слышно дождь.

«Да, – согласилась со своими мыслями Лика – это дождь. Давно я не слышала этот звук. Лет десять, не меньше. Почему?».

Трезвые мысли медленно выползали из-под сонного сознания.

«Потому что крышу покрыли мягкой черепицей. Потому что переехали в город, и я уже давно живу в квартире, и в квартире тоже не слышен дождь, не слышны капли дождя!!!».

Лика попыталась резко открыть глаза. У нее это не получилось. Зато резко получилась боль, проникшая через глаза в мозг и воткнувшая в него острое лезвие ножа. Она сомкнула веки, боль стала утихать. Так лучше. Значит не надо делать резких движений. Она медленно стала приоткрывать веки. А когда у нее это получилось, она прошептала пересохшими и потрескавшимися губами.

– Где я?

В приглушенном свете лампы она, увидела чужую комнату. Она присмотрелась, пытаясь понять, где она. Она всматривалась в предметы, мебель, вещи, пытаясь найти хоть что-то знакомое для себя и успокоиться, но не находила.

Какое-то непонятное чувство беспокойства – никакой опасности – но где она? и почему Морфей сморил ее в этом незнакомом месте? Почему бог сна явился к ней именно здесь? Или это сон? Почему бог сна не принес ей спокойного сна?

Сон, из которого она пыталась вырваться, стал уходить, но медленно. А страх стал надвигаться, но быстро.

Она понимала, что паника очень скоро овладеет ею, но здравый смысл после долгого сна еще не нормализовался, и она плохо ориентировалась в пространстве, а мысли скакали как пьяные кони: «Где я? Где я сплю? Почему я сплю? Почему здесь? А где это здесь?». Голова закружилась, и она прикрыла глаза, но опять открыла и медленно покрутила головой, то в одну, то в другую сторону. С одной стороны не было ничего интересного – только стена, как ей показалось деревянная. С другой стороны тоже ничего не было интересного, но больше предметов – по длинной комнате, больше похожей на коридор, были расставлены комод, вешалка и печь, у дальней стены, стоял обеденный стол, стул, табурет, невысокий холодильник. Значит это кухня, ею пользовались, значит, здесь есть человек. Это радовало. Или рано еще радоваться? Скорее всего, вообще не надо радоваться.

Половина коридора была занавешена шторой. В полутьме все просматривается с трудом. Мебели мало, только кровать, на которой она лежит и небольшой комод. Огонь в печке обволакивал желто красным светом полено, мерно съедал его, отдавая тепло и энергию. Лика под одеялом пощупала руки, шевелиться тяжело, но ей тепло и уютно, не жарко и не холодно.

Что же с ней произошло? Как она оказалась в этом узком длинном помещении, с низкими потолками?

От напряжения глаза устали, она на несколько секунд закрыла их. Никаких звуков, кроме дождя она не слышала, поэтому была спокойна, но понимала, что нужно вставать. Нельзя просто лежать в чужой кровати и ничего не понимать. Смотреть и ничего не видеть, слушать и ничего не слышать.

Она осмотрела еще раз комнату и увидела… увидела такое, от чего волосы на ее голове зашевелились, сон вместе с Морфеем сбежал без оглядки, а по спине поползли мурашки размером со слона. Глаза расширились от удивления и страха.

От стены из ниоткуда отделилось огромное черное расплывчатое непонятное пятно. Оно заняло собой половину помещения.