После

– И что нам теперь с этим делать? Новое окно обойдется в целое состояние, – обреченно сказала Мэдисон.

– Для начала предлагаю потеплее одеться, – от удивления они даже не заметили, как от холода по телу забегали мурашки, загорелись щеки и дал о себе знать насморк.

Снова облачившись в зимние наряды, молодые люди принялись разгребать беспорядок: Мэдисон взялась за тряпку и швабру, а Гордон полез смотреть, что можно сделать с уцелевшими краями оконного стекла. Он притащил из ванной табуретку и, шатаясь, взобрался на нее.

Балансируя на неустойчивой опоре, юноша слегка постучал по стеклу:

– Держится крепко, только толку от него, конечно, никакого, – декларировал он. – Хотя, можно попробовать чем-нибудь прикрыть, фанерой, например. У нас есть изолента?

– Не знаю, нужно поискать или спросить у Бобби.

Когда Гордон уже собирался спускаться и идти на поиски изоленты, табуретка не выдержала и предательски дала трещину.

Падая назад, юноша, повинуясь инстинкту самосохранения, начал искать руками опору, и единственное, что оказалось в поле досягаемости, было стекло. Ухватившись за обломанный край, он продолжил свое падение, только теперь за ним следовали еще и бесчисленные оконные осколки.

Глава 6

В страдальческой позе Гордон полулежал в кресле у камина. Благодаря толстой зимней одежде, которая была на нем, осколки попали лишь на незащищенное лицо: слегка была рассечена губа; правую щеку испещряли неглубокие, еще воспаленные порезы; бровь пострадала большее всего: длинный шрам начинался у века и заканчивался уже на лбу, возможно, это напоминание о разбитом окне и предательстве табуретки останется с ним на всю жизнь.

Мэдисон озабочено стояла над пострадавшим, то и дело промакивая кровоточащие царапины пропитанной спиртом тряпкой.

Нужно отдать ей должное – девушка не предавалась панике и не теряла самообладание от вида крови, она стоически ухаживала за Гордоном, который, по ее мнению, слегка переигрывал, и радовалась, что все обошлось лишь парой царапин.

– Готово, – из злополучной комнаты вышел перепачканный и замерзший Бобби. Он как раз возвращался домой, когда услышал страшный грохот у соседей. – Сделал все, что в моих силах, не знаю, можно ли там теперь находиться без верхней одежды – фанера с изолентой от холода не сильно спасают. Советую вам поскорей заказать новые стекла, а то это совсем не дело.

– Спасибо тебе огромное, не знаю, что бы мы без тебя делали, – благодарно сказала Мэдисон, – ты случайно не догадываешься, как мог баскетбольный мяч, тем более, зимой попасть в окно аж на третьем этаже? Это же немыслимо!

По лицу Эндрю пробежало подобие усмешки:

– Детвора нынче буйная пошла. Родители последние крохи собирают, чтобы те не голодали, а им хоть бы что, носятся по улицам, жить людям спокойно не дают.

Гордон поморщился от обжигающей спиртовой тряпки.

– Да ладно тебе неженку из себя строить, – смеялся Эндрю, – жить будешь – это главное!

***

На следующее утро Мэдисон проснулась с ознобом и ужасной головной болью, которая всю ночь не давала ей сомкнуть уставшие глаза. Горло скребли кошки, а согреться не помогали даже два ватных одеяла – то были верные признаки нешуточной простуды.

Ужасно ныла поясница, спина не хотела разгибаться, и каждая клеточка тела протестовала против такого удобного на первый взгляд кресла, в котором пришлось провести всю ночь.

Окно в спальне хоть и было тщательно заделано фанерой, но, все же, предательски пропускало декабрьскую стужу. Из-за этого находиться в ней более нескольких минут без верхней одежды было попросту невозможно, поэтому ночным пристанищем для измученных молодых людей стали два брезентовых кресла в теплой гостиной.

Девушка аккуратно, боясь шевелить закаменевшими от неудобной позы конечностями, встала, с тоской в глазах вспомнила вчерашнее замечательное утро и принялась разминать затекшие, неприятно зудящие части тела.

В соседнем кресле развалился Гордон: одна нога безжизненно свисала с подлокотника, другая, вероятно, покоилась где-то в недрах мягкого сиденья; голова перевалилась через край, из-за чего лицо, налившись кровью, приобрело багровый оттенок; а из приоткрытого рта доносился оглушительный храп, который чуть ли не сотрясал всю комнату.

Покончив с разминкой, Мэдисон отправилась заваривать горячий чай с медом и лимоном, в надежде, что это чудодейственное снадобье сможет привести в чувства ее ускользающее из поля зрения здоровье.

***

Подкинув дров в камин, она с дымящейся чашкой уселась в злосчастное кресло, которое еще совсем недавно служило не самой лучшей кроватью. Невидящим взглядом девушка уставилась на пляшущие языки пламени и, потуже закутавшись в теплый плед, принялась с наслаждением пить обжигающий чай.

Спустя полчаса Мэдисон разразилась громким кашлем, который прервал монотонные раскаты храпа Гордона. Юноша приоткрыл воспаленные глаза. Было видно – он тоже испытывает мучения от целой ночи в тесном кресле.

– Мэд, ты простыла? – выдохнул он, пытаясь распутать непослушные ноги.

– Доброе утро… Ну, не тебе же все время болеть, вот и мой черед пришел, – поднося чашку ко рту, прохрипела она.

– У меня все тело ноет, лучше бы на полу спал – он поднялся на ноги и принялся ходить по комнате. – Я на какой-то момент подумал, что вчерашний вечер мне приснился, но нет, нет…

– Это было бы просто чудесно, потому что в соседней комнате фанера на месте окна настойчиво требует нашего внимания… – Иронично сказала Мэдисон.

***

Был уже первый час дня, когда измученные молодые люди оправились от ломоты во всем теле и теперь, пристроившись за кухонным столом, завершали утреннюю трапезу.

– Как думаешь, этот шрам останется у меня на всю жизнь? – удрученно спросил Гордон, разглядывая себя в карманное зеркало.

– Гордон… не мне судить, я далека от медицины, – девушка отчаянно пыталась подобрать нужные слова. – Не расстраивайся так, по-моему, он тебе даже к лицу. С ним ты как будто… не знаю… более мужественный.

Такое утешение явно было по душе юноше, он отложил зеркало и задумчиво, но уже не обреченно, уставился на противоположную стену, перебирая роящиеся в голове мысли.

– Нужно будет сходить в мастерскую узнать, что вообще можно сделать с нашим окном, – вымолвил он, наконец.

Мэдисон хотела было согласиться, но неожиданный приступ кашля заставил ее лишь одобрительно кивнуть.

– Так, что-то ты совсем у меня расклеилась, – Гордон подошел и аккуратно приложил руку ко лбу Мэдисон. – Да ты вся горишь! Нда… не надо было вчера делать круг почета вокруг парка на таком морозе.

– Не волнуйся, это просто простуда, а не бубонная чума, как-нибудь выкарабкаюсь, – она сделала глоток остывающего чая и, взглянув на настенные часы, воскликнула:

– Уже почти два часа дня, тебя, наверное, на работе обыскались.

– Не думаю, что кто-нибудь обо мне там вспомнил, а если и вспомнил, то лишь обрадовался, что можно вычесть у меня половину дневного заработка, – с едва заметной тоской в голосе ответил Гордон. – Не могу я тебя оставить одну в таком положении, да еще и на новом месте. Сейчас схожу позвоню, возьму отгул на неделю, заодно заскочу в аптеку, нужно же тебя лечить чем-нибудь кроме чая!

– Гордон, я определенно не стою таких жертв, у нас и так с финансами туго… – чуть ли не умоляюще протянула Мэдисон. – Иди на работу, я справлюсь.

– Ни слова больше! – Решительным тоном декларировал юноша и спустя некоторое время, облачившись в зимний пуховик, захлопнул за собой дверь квартиры под номером 9.

Глава 7

Выходя из будки с телефонным аппаратом, Гордон запнулся, и чуть было не упал на проходящую мимо даму с дрожащей собачкой, но все-таки успел вовремя схватиться за открытую дверцу и удержать равновесие.

Он только что закончил разговор со своим начальником по поводу неожиданного недельного отгула, и был не в самом лучшем расположении духа.

Грубый голос на другом конце телефонной линии обещал «вышвырнуть его куда подальше, если еще хоть раз такое повторится», а пока лишь лишает его жалования на две недели.

Закутавшись в махровый шарф, Гордон решительно рассекал на своем пути морозный воздух и пытался вспомнить, когда это он в последний раз мог «наглейшим образом отлынивать от работы».