Седьмой круг рисуем собственной рукой

На пороге детской комнаты Максим Геннадиевич обернулся.

В дверном проеме спальни покачивалось существо. Все такое же возбужденное, но теперь густо перепачканное густой, липкой кровью, только что растерзанной жертвы.

Заскрипев, оно встрепенулось, словно пес, выбравшийся из воды. Капли крови украсили стены и пол.

Существо двинулось на кота, не оставив сомнений в намерениях.

Максим Геннадиевич, заорав, бросился к детской кроватке, надеясь разбудить, спасти…

Тело пронеслось сквозь холм одеяла, провалилось сквозь матрас и шлепнулось на пол.

Существо вошло в комнату.

Максим Геннадиевич прыгнул на него, не с надеждой, но в бессильной злобе и отчаянии. Ибо ждать, во стократ хуже, нежели действовать, даже если эти действия – впустую.

В этот раз он не пронзил тело, словно голограмму.

Существо стремительно обернулось. Массивный окровавленный орган припечатал кота между глаз и сбил на пол. Ни ковер с мультяшными зайцем и волком, ни деревянный пол, ни даже железобетонное перекрытие не задержали его падения. Ликин ухнул в темноту, продолжая считать кружащиеся перед глазами светлые точки.

Как и всякий кот, Максим Геннадиевич приземлился на лапы. Вернее, на ноги, поскольку к этому моменту обрел привычный облик.

Когда хоровод искорок перед глазами погас, он обнаружил, что находится на улице.

И город укутан в темноту. Не горит не одной лампочки.

Кто-то скрывался в подворотнях, замышляя недоброе.

Чем тише Максим Геннадиевич старался идти, тем громче звучали шаги.

Где-то рядом должен находиться спасительный отель. Он чувствовал, что должен любой ценой добраться до него. И тогда кошмар закончится, и он проснется.

Он шагал все быстрее, почти бежал…

Появилась луна. Кроваво-красная, пророчащая ненастье и беды.

В ее свете отель, появившийся буквально в двух шагах, выглядел огромной печью крематория, призывно распахнувшей створки.

Максим Геннадиевич попытался затормозить, но ноги не послушались, безвольно скользя над землей. Его понесло вперед быстрей.

Ухватившись за столб электропередач, оказавшийся в зоне досягаемости, он замер.

Руки, дрожа и хрустя суставами, вытянулись, удлиняясь и утончаясь.

Столб стал удаляться, медленно, но неуклонно. Два метра, три… пять… десять…

Руки вытянулись, став не толще вязальной спицы.

Он отчего-то не испытывал боли, лишь безмерное удивление.

Створки печи хлопали, словно пасть кровожадной твари.

Максим Геннадиевич поджал ноги, из последних сил напряг мышцы, в отчаянной попытке отсрочить неизбежное.

Пятки опалило нестерпимым жаром. Онемевшие пальцы соскользнули и тело, словно резинка из детского пистолета, со свистом влетело в разверстую пасть.

Крик потонул в свисте ветра и реве огня.

Непроизвольно сжавшись в комок, словно бы это каким-то образом смягчит удар, Максим Геннадиевич зажмурил глаза.

Удара не последовало. Стих ветер, жара больше нет. Лишь дыхание, оглушающее громко отдается в ушах.

Застонав, Ликин расслабил мышцы, приоткрыл глаза.

Он в номере. Обстановка едва различима в желтоватом свете Луны, с любопытством заглядывающей сквозь прореху в шторах и голубоватых отсветах лампы, пробивающихся из коридора в щель под дверью.

Осознав, что это всего-навсего кошмар, порожденный вечерними волнениями и новым местом, Максим Геннадиевич шумно вздохнул. Стерев со лба ледяной пот, покосился на дрожащие пальцы.

– Приснится же такое.

Нащупав мобильный телефон, поднес к глазам.

Таймер высветил 03.43. Две полоски сигнала, но ни мигающего колокольчика, ни конверта. Значит, пропущенных звонков или сообщений нет.

Поборов острое желание набрать жену, Максим Геннадиевич вернул мобильник на прикроватную тумбочку и направился в санузел. Позвонит позже, когда жена с дочкой проснутся. Приснившийся кошмар не повод будить их среди ночи.

Медленно отходя от нервной встряски, вызванной невероятно реалистичным сном, Ликин умылся холодной водой и принялся изучать свое отражение.

Белки глаз покрыты густой сеткой лопнувших сосудов, словно небо росчерками молнии. От этого взгляд у Максима Геннадиевича стал странным, словно у кролика-альбиноса. Пугающим и испуганным одновременно.

Черный ежик волос взлохмачен, и мужчине пришлось намочить голову, чтобы вернуть видимость порядка.

– Ох, – вздохнул Максим Геннадиевич, недовольно кривя губы, – с такой мордой у потенциального клиента разве что "кошелек или жизнь" потребовать можно, а не договор.

Отражение в зеркале послушно шевельнуло губами. А вот щеки как-то неестественно задрожали и потекли, как у восковой статуи под солнечными лучами.

– Что за….

Губы раздались в стороны, мелькнули желтые острые зубы. Из темного провала рта вывалился красный и длинный язык.

На Максима Геннадиевича из зеркала уставился ночной ужас.

Как-то по-женски взвизгнув, Ликин отпрянул и выскочил из санузла.

Дрожащие пальцы осторожно прижались к щекам.

Покрытая колючей щетиной кожа упруго подалась давлению.

Кончики пальцев пробежались по губам, ощупали язык. Все в порядки. Никаких отклонений.