Клоун

16. ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. КАРТИНА ВТОРАЯ. МАРИЯ ЕФИМОВНА.

Пьер не дочитывает сообщение. Он переодевается, хватает мусорное ведро и бежит по лестнице вниз. У подъезда на скамейке, в нескольких метрах от дерева, сидит старенькая соседка Мария Ефимовна с зонтиком и бормочет словно заклинание:

– Спасу нет. Весь двор изгадили. Весь двор. Негде отдохнуть. Свили гнездышко. Никакой человечности, заботы. И хоть бы кто нашёлся и сделал чего-то. Пьер, доброе утро, вы бы сходили к старшему по дому. Интеллигентно все объяснили. Может вас послушает. На нас-то стариков всем насрать. Может вы, как международный авторитет и гордость двора, выдающаяся личность, сможете.

– Здравствуйте, Мария Ефимовна. Я схожу.

– Он чай спит ещё. К нему вечером нужно, – старушка продолжала причитать, – Борька бы был показал бы кузькину мать. Сталина на них нет. Сначала страну просрали, потом двор. Людей в говно…

17. ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. КАРТИНА ТРЕТЬЯ. ПЬЕР И СТАРШИЙ ПО ДОМУ.

В углу маленькой темноватой каморки на двух стульях сразу сидел старший по дому. Огромный человек в цветном поло с пальмами. В одной руке у него была белая шапка. Другой он то гладил огромный золотой крест на массивной цепи, то левую сторону волосатой груди. Он плакал и так был увлечён своим занятием, что не заметил вошедшего Пьера.

Пьер постарался обратить на себя внимание и сначала сделал питос – щелкнул пальцами, потом пальмас – хлопками ладоней. Он так всегда делал в магазине. Это здесь так не работало, и он пошёл на крайние меры. Затопал ногами. Гольпе (Golpe)!!!

Огромный человек – старший по дому наконец отвлёкся от рыданий и внимательно посмотрел на Пьера красными глазами:

– А ты кто у нас такой?

– Я из сорок восьмой

– Сорок восьмой?! Ты тот музыкант что ли?

– …

– А у меня сын маркетолог. Вот смотри, что мне подарил. «Где взял?» – я спрашиваю. А он мне. Украл, говорит. Старший по дому снова зарыдал:

– А я ведь чувствую, что расстраивать не хочет. Конечно купил. Эх!! Какого парня вырастил.

– Знакомая шапка. Я думаю вас это обрадует. Он ее не покупал. Она моя.

– Так ты за шапкой, что ли? Дареное не отдам.

Мужчина встал со стульев и подошёл к Пьеру вплотну.

– Нет, у меня немного другой вопрос. Я хотел попросить это, это дерево… Разобраться с ним.

– Разборки с деревом? Мне это на что? Времена разборок прошли. Сейчас в цене только активы. Активности, как мой малой говорит.

– Я могу заплатить.

– Слышь, я сам могу заплатить. Что делать умеешь?

– Я играю.

– На костяшках своих стучишь? Да, хотя, конечно, лучше стучать, чем перестукиваться.

– Я могу отстучать, например, на Вашей спине и сделать массаж.

– Массаж? Ну давай тогда его, массаж этот. На спину. Затекает.

18. ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ. КАКАЯ РАЗНИЦА ГДЕ СТУЧАТЬ. . .

На стуле спиной к Пьеру сидел огромный бодибилдер – старший по дому и кряхтел под руками Пьера, отбивающего Кармен-сюиту на спине:

– Посиди, е-мое. Не такой хандроз будет. И вечно смотрящий: то одна хата, то другие ваши эти. Глаз да глаз нужен. Всю жизнь сидеть и смотреть.

Пьер отбил последние ноты:

– У меня здесь все.

– На этом хваток. Ноги не нужно. Погода хорошая – не болят.

– А что с деревом?

– Там дело непростое. Оно же реликвия. Там табличка под деревом. Дереву 300 лет.

– 228.

– Во-во. Под ним говорят сам Пушкин что-то написал. Или Толстой. Я их путаю. И, по-моему, это все басни Пушкина про это дерево. Не верю я. В него верю, – показал пальцем вверх, – а в байки нет.

– Но что-то же можно сделать?

– А что делать? Признать старым и ветхим и завалить. Сначала завалим аккуратненько, а потом комиссионо все решим. Всей сходкой жильцов.

– Ну, если вы уверены.

– Уверены только босяки. А у нас активности. Завтра ребята приедут. Хлопцы все сделают. И никаких следов. Деньги потом принесёшь. После работы. Десятка с тебя.

19. ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. КАРТИНА ПЯТАЯ. СОН ПЬЕРА.

День выдался тяжёлым для Пьера. Он вошёл в квартиру и просто рухнул у порога, свернулся в калачик, и крепко уснул. Наверное, впервые он спал, не переодевшись в белую пижаму, не в своей белой кровати с шелковым бельем. И впервые за долгое время он увидел сон, в котором он не играл на кастаньетах и не было музыки.

Пьер видел, как во двор въезжает длинный лимузин. Из машины выходят рослые, крепкие, похожие на стриптизеров или на бодибилдеров, ребята. Первый, второй, третий… Шестеро?! Они артистично разделись до пояса. Играя мышцами культуристов всего покрытого автозагаром тела, они завели бензопилы и принялись кромсать дерево. Пьер проснулся в холодном поту. Ему казалось, что пилили его руку на котором была татуха с деревом. Она затекла и сильно болела. Впечатлительный Пьер выбежал во двор и до рассвета, в ожидании тех самых качков, простоял у дерева. С рассветом во двор въехал видавший виды фургончик. Покряхтывая, как старичок, он доковылял на слабых колёсах до дерева. Из него выскочили несколько рабочих в замызганных спецовках с ножовками, ножами, какими-то топориками. Они окружили дерево как первобытное племя мамонта, загнанного в ловушку.

Пьер бросился к дереву с криками:

– Нет, нет. Не нужно этого делать. «Первобытные рабочие» переглянулись и на каком-то неведомом языке стали что-то объяснять Пьеру. По обрывкам знакомых слов и звуков, и странных имён, Пьер попытался их понять:

– Резать Камилджон, Виждон, Шардор, пилить будем, Максуд рубать, Достон, нам платить.

– Нет, только не это.

– Так нам не платить?

– Платить – да, пилить – нет, – сказал Пьер на языке аборигенов.

– Харашо. Можно фунгисид. Много гербисид. Будет полный пиздисид. Делать?